доспехи, то многие из стоявших в первых рядах были бы задушены. Я абсолютно точно уверен, что по этой причине умерло большинство лошадей. Они были прижаты друг к другу настолько
сильно, что не смогли дышать.
Вражеские всадники были прижаты так близко друг к другу, что они не могли вылезти
из седла! Их ноги были намертво прижаты к бокам лошади! Кто бы себе мог такое представить!
Там были люди с алебардами и короткими топорами, крутящиеся на периферии
и желающие сразиться с монголами, но не понимающие, как они это могут сделать.
Затем одни из людей, носивший тюрбан поверх своего шлема и вооруженный коротким
топором закричал и побежал прямо по спинам, избегая линии пик! Он взобрался на голову
мужчине, а потом фактически сбежал на врага поверху уложенных рядами пик! Крича боевой
клич, звучавший как вой волка, он вскочил на спину монгольской лошади, которая, как было
сказано, не могла двигаться.
- Нет Бога, кроме Аллаха! – закричал он снова, мстя с пятнадцатилетней задержкой.
Он замахнулся высоко - так, как если бы он рубил дрова и ударил по шее всадника.
Он замахнулся еще раз, хотя в этом и не было необходимости, и голова монгола отлетела
в сторону. Потом он перебрался на спину следующей лошади и повторил представление!
Зрелище этого подсказало нашим мужчинам, что нужно делать! Людская волна
из топорщиков побежала к пикинерам, а затем, чтобы добраться до врага, взобралась им
на плечи и головы! Возможно, что при этом многие пикинеры получили ушиб спины, но я никогда не услышал на этот счет никаких жалоб. Через несколько минут десять тысяч
топорщиков и мечников взобрались на головы пятисот тысяч монгольских всадников, убивая их безо всякой пощады.
Меньше чем за десять минут все было кончено и в живых не осталось никого, кроме
христианских всадников. В этом сражении было убито полмиллиона врагов и армия почти
не понесла потерь за исключением нескольких сломанных ног и растяжений, а также одного
случая, похожего на сердечный приступ.
И над полем боя наступила странная тишина. Пикинеры все еще напирали вперед, поскольку не могли придумать ничего лучшего. Топорщики наверху просто ошарашено
оглядывались вокруг не видя никого, чтобы убивать и благоговейно взирая на устроенную ими
бойню. И ни все стояли там, запыхавшись.
А затем кто-то запел одну из армейских песен – ту самую, которая в один прекрасный
день станет польским национальным гимном.
Ввеки Польша не погибнет,
Если мы живем!
Потом они допели песню и кто-то начал молиться. Мужчины отошли назад
и монгольские лошади, задохнувшиеся или раздавленные, упали на землю. Большинство наших
воинов встали на колени и вознесли молитву Богу.
Война окончилась.
133
Пришел гетман Владимир и мы начали с ним обсуждать как навести порядок. Наших
раненных мы разместили в одном месте, убитых – в другом. Одних мужчин мы назначили, чтобы собирать добычу, а других - готовить ужин.
- А что нам делать с монголами? – спросил он.
- Положите их деньги и драгоценности тут, а их оружие и все остальное - там, -
раздавал я указания, - Разместите их тела на этом подъеме, чтобы потом сжечь, а их головы –
на тот холм. Я хочу точно посчитать количество убитых, так что складывайте их аккуратно.
- Так точно, пан. А что насчет раненых монголов?
- После того, как вы разместите все их головы на этом холме, а их тела на подъеме, то можете оказать медицинскую помощь тем, кому она будет необходима.
- Так точно, пан, никаких пленных. Я просто хотел быть в этом уверен.
- Ну что еще ты прикажешь делать с монгольскими пленниками? Они не могут сообщить
нам никаких секретов. Мы до бесконечности можем их кормить и охранять. Если мы
позволим им уйти, то мы не оставим им выбора, кроме как грабить и убивать по пути домой, что неприемлемо. Орда никогда не согласится обменять их на пленных христиан. Они считают, что те, кто попали в плен, не выполнили свой долг! И их необходимо убить! Лучше убить их
сейчас и больше не возвращаться к этому вопросу.
- Да, пан. В любом случае, сомневаюсь, что кто-нибудь из них остался в живых.
Он начал грамотно раздавать приказы, а я побрел дальше.
По булаве, я определил, что рядом со мной находится священник и тогда я вспомнил
про графа Ламберта. Сначала он не решался ехать на две мили отсюда, когда здесь было
так много людей, которые нуждались в его услугах, но я спешился и предложил ему Анну, чтобы она могла быстро доставить его туда.
Анна сообщила мне, что "Мне не нравится эта идея".
- Смотри, девочка, война закончилась и Ламберту нужен священник. У меня все
в порядке. Тут рядом со мной твоя белая сестра и она может позаботиться обо мне также, как и ты. Но я единственный, кто может говорить на ее языке, поэтому я не могу ее одолжить.
Понимаешь, да?
Она все еще обижалась на меня, когда уезжала вместе со священником.
Я оседлал белого Большого Человека и поехал по полю.
Стояла давящая тишина, как будто бы сейчас читали мессу, и никто не должен был
говорить. Мужчины усердно работали над порученными им задачами, но они говорили только
тогда, когда это было совершенно необходимо и притом шепотом. Случилось что-то, что было
больше, чем все мы и, несомненно, святое.
Артиллеристы не участвовали в добивании. Стрелки должны были оставаться у своих
орудий вне зависимости от того, что происходило. Я приказал им оставить свои посты и пойти
помочь в поле. Они передали мои слова и уже совсем скоро начали помогать наводить порядок.
134
За северной линией я наткнулся на наш батальон Ночных Воинов, с выставленными
постами, но большинство из них спали под дождем и в грязи. Я нашел барона Илью
и вытащил его из гамака.
- Илья, ты проспал весь бой.
- Нам приказали охранять этот фланг, пан. Мы это сделали.
- Ты пропустил всю битву.
- Да, пан, но мы и так много сделали прошлой ночью. Мы сделали нашу часть работы.
- Может быть даже больше, чем могли. Но пусть твои люди готовятся к маршу. Я хочу, чтобы ты вернулся назад в лагерь монголов и посмотрел, сможете ли вы его зачистить, поскольку у тебя в отряде самые отдохнувшие люди из всех, что у нас есть.
- Да, пан. Лошадь, на которой вы едете, выглядит очень странно.
- Страннее, чем ты думаешь. Я нашел еще одного Большого Человека.
- Их было двое? Потрясающе. Но сейчас, пан, мне нужно ваше разрешение, чтобы
забрать боеприпасы из этих брошенных тележек, раз уж мы идем в лагерь.
- Разрешаю.
Бог мой, как же я устал.
А потом я вернулся к моей собственной тележке, установил мою старую
куполообразную палатку и первый раз за всю неделю нормально выспался.
На следующее утро, позавтракав свежей кониной, я обнаружил, что радио по-прежнему
не работает, но получил отчет о сражении. Количество захваченных трофеев было сказочным.
Каждый человек в моей армии стал богачом и, несомненно, будет получено гораздо больше, когда мы очистим поля сражений на восточном берегу Вислы. Конечно, еще были необходимы
некоторые подсчеты, но думаю, что угроза инфляции становилась очень реальной.
Так или иначе, я должен быть уверен в том, что когда солдаты получат достойную
награду, то это не разрушит всю экономику. Я не хотел, чтобы с нами случилось то же самое, что произошло с Испанией, когда она захватила Новый Свет. В результате в страну потекло
столько золота, что даже самый безродный испанец не видел для себя причин, чтобы работать.
Фермы и сады были заброшены, потому что, раз уж ты стал богат, то почему должен идти
и делать грязную работу? Но через несколько лет выяснилось, что они ничего не могут купить
за свои деньги, а земля пришла в запустение. Испания так никогда от этого и не оправилась.
Наши потери были удивительно малы. Во всей сухопутной армии было всего
около шестисот погибших или без вести пропавших. Когда батальон Ильи вернулся в лагерь
монголов, то половина потерявшихся Ночных Воинов были еще живы. Некоторые из них
отступили в темноте в неправильном направлении, а другие потеряли сознание от взрывов
своих собственных гранат.
А после того, как монголы утром ушли сражаться, наши солдаты, отставшие от основной
части войск, сами захватили лагерь! Монголы оставили в лагере только наиболее тяжело
раненных и выживших польских девушек, из тех которых они захватывали по пути. Девушки
рассказали, что наши люди были настолько жестоки, что в ходе резни убили всех раненых
монголов, а также многих девушек. Просто до того, мы никогда не сталкивались с тем, чтобы
вместе с монгольскими офицерами были девушки-рабыни. И в результате, по своему
невежеству, мы убили более трехсот молодых полячек.
Но в то время как потери армии были удивительно малы, в традиционных войсках
наблюдалась совсем противоположная картина. Герцог Мазовии Болеслав был мертв, также
как и герцог Сандомира. Из примерно тридцати одной тысячи мужчин, которых они
возглавляли, в живых осталось меньше четырехсот и большинство из них были серьезно
ранены. Погиб почти что каждый дворянин из герцогств Мазовия, Малая Польша и Сандомир!
В мою страну приходил новый век, а цветы прошлого увядали.