— Но они ледяные, а я живой!
Ника вздохнула и поджала губы. Целую минуту она усмиряла свою гордость. Потом сказала:
— Ты меня прости. Я очень виновата.
— Динь-да? Тогда ладно, — согласился Тилька. — Только больше не дразнись.
— Ни в коем случае не буду! — поклялась Ника и глазами напомнила Владику: «Спрашивай».
— Тилька! У стекольного мастера есть еще такие бутылки, в какой он тебя отремонтировал?
Тилька гордо сказал:
— У него тыщи всяких бутылок. А если нет, он динь — и сделал. Он же волшебный мастер.
— А если мы очень попросим, нам он сделает?
— Зачем?
Владик вздохнул и опять рассказал историю про Гошу. За сегодняшний день — третий раз. Тилька слушал, и капельки стекали с него Владику на ладонь.
— Тилька! Если сделать в бутылке кораблик, а потом бутылку о пол?! Что будет? — Владик смотрел жалобно и нетерпеливо.
Тилька важно подумал. Потом спросил:
— А из чего кораблик?
— Ну... из бумаги, из лучинок. Из картона...
— Будет куча дров, — уверенно сказал Тилька.
— Почему? — разом спросили Владик и Ника.
— Какие динь-бестолковые! Бутылка увеличивает только настоящее! От меня, от настоящего, был кусочек, из него мастер сделал человечка. И я снова вырос — как из семечка! У вас есть кусочек от настоящего «Кречета»?
Ника посмотрела на Владика испуганно и беспомощно. Владик тоже растерялся. Но только на несколько секунд. Потом сразу сказал:
— Есть!
Дверь в башенку была не заперта. И все в Гошиной комнатке оказалось как прежде. Видимо, никто в домоуправлении не знал еще, что Гоши уже нет. Даже на сломанные перила никто не обратил внимания.
В открытую балконную дверцу влетал ветерок. Переворачивал листы тетради с Гошиными стихами. Владик подумал и положил тетрадку в сумку.
Владик был здесь один: Ника с Тилькой ждали на улице. Он посидел на Гошиной койке, погладил колючее одеяло. Поправил на гвозде потертый Гошин бушлат. Потом взял с полки гладкую коричневую табакерку.
Крышка табакерки открывалась легко. Чтобы она не отскакивала сама собой, на табакерку было надето резиновое колечко. Владик спрятал его в карман. Затем он вышел на балкон, открыл табакерку, зажмурился и сильно дунул, чтобы улетел табак.
Табачная пыль взвилась желтым облачком. И облачко полетело вместе с легким ветром. Через полчаса оно оказалось у окна старого дома с облезлой штукатуркой. За окном, в неуютной комнате третьего этажа, шло экстренное заседание ТКВ. Веревочницы обсуждали сегодняшний бой на площади в Боцманской слободке.
Окно было плотно закрыто, но мелкая табачная пыль проникла в незаметные щели.
Председательница клуба веревочниц говорила:
— Эти события — крупное поражение для нас. Если дальше так пойдет дело, нам, уважаемые дамы, придется закрыть клуб... — Она вдруг сморщила нос и закатила глаза. — A-а... а-а-апчхи!
— Будьте здоровы... По-моему, у нас есть еще надежда, — сказала ее заместительница. — Ведь от веревок остаются на земле... А-а-апчхи! Ой...
— Будьте здор... а-апчхи! — разом сказали две дамы. И члены клуба веревочниц стали чихать без перерыва. Это продолжалось около часа и было признано дурной приметой.
— Нет, вы посмотрите на этого ребенка! — кричал стекольный мастер. — Мальчику нужна волшебная бутылка, ни больше ни меньше! Может быть, мальчик думает, что сделать такую бутылку — это все равно что выдуть склянку для рыбьего жира?!
Нет, я так не думаю, — робко подал голос Владик, а Ника вообще молчала и старалась держаться поближе к наружным дверям мастерской.
Мастер сел на скрипучий стул и печально подпер кулаками щетинистый подбородок.
Но ведь, если не будет бутылки, Гоша никогда не вернется, — тихо сказал Владик.
— Но при чем здесь я?! — опять закричал мастер. — Гоша — корабельный гном, а я — специалист по неразгаданным свойствам стекла! Это совсем другой отдел волшебного ведомства: не морской, а стекольный!
— Вот поэтому мы к вам и пришли, — сказала от дверей Ника. — Кроме вас никто-никто не сделает эту работу.
— Да? — грустно спросил мастер. — А что я получаю с такой работы? Одни несправедливости да еще всякие болезни и нервные переживания. Мне говорят: ах, вы артист в своем деле, вы имеете в вашей работе радость творчества. А что мне с той радости, когда начальство топает на меня ногами и кричит, что лишит меня премии, потому что мастерская не выполняет план по выпуску аптечных пузырьков!
— Мы вам соберем целую тысячу пузырьков! — пообещала Ника. — Я всех знакомых ребят на это дело подниму, мы все свалки облазим.
— Ну, конечно! — воскликнул мастер. — Лазить по свалкам — это они могут! По помойкам, по пустырям, по лужам! Там не надо думать про уроки или чтобы помочь бедным родителям, которые из-за таких детей раньше срока начинают глотать сердечные капли!..
Тилька сидел среди склянок, на краю фаянсового блюдца. Он поманил мастера прозрачной ручкой. Но тот опять закричал:
— Не буду я тебя слушать, не подлизывайся!.. Детям нужна бутылка! Ха! А дети спросили, из какого стекла делаются такие бутылки? Они делаются из чистейшего хрусталя, который у меня кончился еще до летнего солнцестояния! А к тому же надо увеличивать не стеклянного шалопая, а корабль! Значит, в хрусталь необходимо добавить оптическое стекло от подзорных труб и биноклей, в которых отражались морские просторы и волны! Может быть, у вас есть такие бинокли? Может быть, у детей хранятся дома трубы капитанов Крузенштерна и Лаперуза? У меня — нет! У меня не хранятся!
Владик и Ника беспомощно переглянулись.
Мастер нервно стучал волосатыми пальцами по столу.
— А может быть... — начал Владик.
— Что? — сердито спросил мастер.
— У меня есть аппарат «Зенит», а в нем хороший объектив. Тоже оптическое стекло. В нем тоже отражались волны и просторы, потому что я делал альбом с морскими снимками.
— Ну... допустим, — недовольно сказал стекольный мастер. — А хрусталь?
— Мы подумаем... — сказал Владик.
— Мы поищем, — сказала Ника. — Владька, пошли.
— Я с вами! — крикнул Тилька.
— Имейте в виду, что стеклянное волшебство действует лишь в теплую половину года, — ворчливо предупредил мастер. — Этот срок заканчивается в день осеннего равноденствия, двадцать первого сентября. У вас осталась неделя.
На улице Ника сказала:
— А где возьмем хрусталь?
— Понятия не имею, — отозвался Владик. — У бабушки есть люстра с хрустальными подвесками, но бабушка в Калуге. И люстра тоже.
— За подвески тебе оторвали бы голову.
— Какая разница? Мне все равно оторвут ее за объектив.
Ника задумчиво проговорила:
— У детей ужасно несправедливая жизнь. Все время за что-нибудь попадает.
— А тебе-то за что? — поинтересовался Владик.
— Мало ли... Например, за рогатку.
— Ну... а зачем тебе рогатка... — неуверенно сказал Владик. — Ты все же девочка. Да и вообще это свинство — по птицам стрелять. Сейчас везде борьба за охрану природа.
— А кто стреляет по птицам?! — взвинтилась Ника. — Балда ты! Не знаешь, а говоришь!
— Опять ругаются... — подал голос Тилька. Он сидел на ухе у Ники и держался за прядку волос.
— А чего он зря болтает! — сказала Ника. — Мы не с птицами воюем, а с веревочницами. Рогатки — это чтобы веревки перешибать!
— Из рогатки веревку не перешибешь, — сказал Владик.
— Если камушком, то не перешибешь. А если специальным разрывным снарядом...
— А! Как у Костика? — вспомнил Владик. — Когда тетка на его штанах взорвалась?
— Ага... Только мы их еще не до конца изобрели, они не всегда срабатывают, — призналась Ника.
Владику захотелось узнать, какой в этих снарядах состав.
— Вообще-то это военная тайна, — сказала Ника. — Ну ладно, ты ведь тоже против веревочниц... Там сера от спичек, ржавчина от старинной пушки и семена белоцвета.
— А при чем здесь белоцвет?
— Разве ты не видел, как у него головки лопаются? В них очень сильная взрывчатая сила. Качается, качается такая головка, а потом — пух! — распушилась белыми семенами. И полетели они...
— Все равно... — с сомнением проговорил Владик. — Что камень, что снаряд, из рогатки им трудно попасть по веревке.
— Пфы! «Трудно»!.. На Боцманке любой первоклассник это может. Мы знаешь как тренируемся? Перегоревшие лампочки подбрасываем и на лету их — дзынь!
Тилька перебрался к Владику. Ника с ними попрощалась и отправилась домой. С Владиком договорилась, что они встретятся завтра, а сегодня будут думать, где добыть хрусталь.
Владик озабоченно сказал Тильке:
— Хрусталь хрусталем, а у меня еще одна задача. Надо искать дорогу в Синекаменную бухту.
— Ты же говорил: на автобусе номер восемь.
— Это оттуда на автобусе. А туда никакие автобусы не ходят. А через подземный ход нельзя, меня теперь к яхт-клубу и близко не пустят... Да и ход, наверно, замуровали.
— Одного не пойму, — сказал Тилька. — Зачем тебе эта бухта?
— А кто будет делать кораблик в бутылке? Я хотел попросить гнома Митю. Это же такая работа...
— Подумаешь, динь-работа! Вы с Никой сделайте отдельные детальки, а я залезу в бутылку и там их соберу!
— Ой, Тиль... А у тебя получится?
— Думаешь, если я стеклянный, значит, совсем неумелый?
— Нет, что ты! Ты умелый...
— Главное — достать хрусталь, — сказал Тилька.
— Будем думать, — сказал Владик.
Но за целые сутки он ничего не придумал. Может быть, Ника нашла выход?
После обеда Владик поспешил в Исторический парк — там они с Никой договорились встретиться. Но Ника не пришла. Владик подождал полчаса, оставил Тильку в фонтане, а сам побежал в Боцманскую слободку.
По площади бродили мальчишки. Они шарили в траве какими-то приспособлениями на палках — будто самодельными миноискателями.
— Костик! Матвейка!
Те бросили палки и подбежали.
— Что делаете? — спросил Владик.
— Тени от веревок убираем, — разъяснил Костик. — Тетки их тут наоставляли, все запинаются...