Старший лейтенант хмыкнул и кивнул конвойному позади меня. Страшный удар просто снёс меня со стула. Удар нанесли ладонью в район уха, будто доской приложили. Я вновь «поплыл», а в ухе зазвенел шум, вроде как горнист там играет. Меня вздёрнули, как куклу с пола и усадили на стул.
— Откуда у тебя планшет русского лётчика? — орал старлей.
Снова удар. В моей голове поселился не только шум, но и карусель. Сыпались вопросы, а за ними удары. Было особенно больно, когда солдат пинал меня сапогами. Меня обильно вырвало. Я так ничего и не ответил. Потерял сознание, меня вернули в камеру. Очнулся я ещё по дороге, когда волокли по коридору. Голова кружилась, тошнило и навалилась жуткая слабость. Я не знаю сколько я отсиживался в камере. Может сутки, а может двое. Состояние полузабытья. Даже мысли в голове не задерживались. Здоров бугай, тот, что меня отхаживал. Явно сотрясение мозга. Ко всему прочему потеря понимания времени суток. Тем не менее молодой организм регенерировал, моё состояние выравнивалось. Слава богу ничего н сломали из костей. Вот только глаз заплыл и в ухе продолжало шуметь. Я подрёмывал, когда забрякал замок и дверь в камеру открылась. Без грубостей меня проводили в кабинет, где допрашивал старлей, фамилию свою он не называл. Как только вошёл, я сразу отметил, что кроме старлея присутствует майор, а переводчика нет. Меня конвойный усадил и сразу вышел. Странные дела творятся. Майор посмотрел на меня, покачал головой и спросил у старлея.
— Грыжин, я смотрю тебе никак спокойно не живётся? Зачем применял жёсткие меры допроса?
— Товарищ майор госбезопасности, при ней планшет русского лётчика нашли и пистолет ТТ. Вот я и хотел узнать, откуда у неё вещи советского военного, но она молчит, — начал оправдываться старлей, со странной фамилией.
— Какие вещи ещё были при ней? — спросил майор у старлея, сам же внимательно меня рассматривал.
— Портфель с документами, его отправили в штаб фронта, пистолет люгер и пистолет ТТ. Кроме этого был чемодан с личными вещами, — бодро отрапортовал Грыжин.
— Прикажи всё это принести сюда, кроме портфеля естественно, — распорядился майор.
Грыжин вышел. Я лихорадочно стал думать, что за чемодан. Нет, со мной был в кабине чемодан, что я отжал у Моники Краузе. Неужели выпал при падении? И как его солдатики нашли? Как только за Грыжиным закрылась дверь, майор заговорил.
— Ваш пароль «Ведьма» был услышан тем, кому он предназначался. Мне поручено задать вопрос. Как фамилия артистки, контрамарки на концерт которой вы предлагали в Москве своему знакомому? — вопрос задан спокойным тоном, майор меня не торопил, внимательно разглядывая.
— Маргарита Шведова, — коротко произнёс я.
Майор ничего не записывал, он молча встал и прикурил папиросу, подойдя к окну, распахнул его. Сделав несколько затяжек, повернулся в мою сторону.
— Давайте знакомится. Я, Минин Иван Петрович, майор госбезопасности контрразведки «Смерш» на Южном фронте. А вы Красько Евгения Ивановна, если не ошибаюсь. Мне Павел Анатольевич описал вас, хотя опознать в данный момент непросто.
Вошёл Грыжин с чемоданом, планшетом и двумя пистолетами. Мои ножи положили на стол рядом с люгером и ТТ.
— Ты погуляй, Грыжин, я тебя позову, — распорядился майор и старлей вышел.
Чемодан действительно был тот, что я брал с собой и ножички мои оба здесь, даже маленький тычковый. Майор раскрыл планшет и достал расписку Моники Краузе, прочитал рукописный документ внимательно. Потом прочитал всё то, что написано рукой Моники о её службе и прочие мелочи. Минин наверняка знал немецкий, так как не звал переводчика.
— Поговорим, Евгения Ивановна? — спросил майор.
Я пожал плечами и кивнул головой.
— Хотелось бы узнать, что это за расписка. Начните с самого начала, как вылетели в тыл немцам с нашим человеком? — спросил Минин.
Я без утайки рассказал о том, что со мной произошло и про партизан, и про немцев, которых встретил на лесной дороге. О том сколько сбил немцев в воздушном бою говорить не стал, так как сам не мог вспомнить в подробностях бой. Майор слушал внимательно, не перебивая. Увидев, что у меня пересохло горло, он налил стакан воды и подал мне. Потом стал задавать наводящие вопросы о Монике Краузе, я отвечал, если знал ответ.
— Об этой расписке я отдельно доложу своему руководству. Про портфель штандартенфюрера Зойдлица я знаю. Там действительно много чего интересного о планах Вермахта. Есть кое-какой компромат на офицеров Вермахта, чем мы обязательно воспользуемся.
Минин разговаривал со мной стоя возле окна. Потом он подошёл к двери и приказал конвойному организовать чаю с печеньем и конфетами. Как только чай принесли и конвой вышел. Майор взял стул следователя поставил у торца стола и предложил мне пересесть туда. Сам вернулся к окну, присев на подоконник. Чай оказался в меру горячим, а конфеты были настоящими, шоколадными. Майор не торопил меня, ждал, когда я немного попью чаю, ойкая всякий раз, когда щипало разбитые губы. Немного помолчав, Минин заговорил вновь.
— Много слышал о «Ведьме», а вот познакомится пришлось впервые. Вы не обижайтесь на Грыжина, имеет привычку перегибать, всё отличится пытается, но бывает полезен. Вы как никто знаете, что иногда дело требует особых мер. Да и жалобы Злобина я читал, — заулыбался Минин.
— Его расстреляли? — спросил я майора, тоже улыбнувшись и тут же сморщился от боли в разбитых губах.
— Нет пока. Выявляют все его связи. К стенке всегда успеют поставить. Как вы себя чувствуете? Госпитализация требуется?
— Нет, Иван Петрович. Мне бы в полк вернуться. Отлежусь у нашего доктора.
— Как скажите. Полк ваш пока ещё на старом месте. Передислокация будет после окончания войсковой операции. Да, есть ещё кое-что. В воздушном бою вы сбили шесть самолётов противника, которые уже подтверждены. Два были повреждены, но удалились на свою территорию. Соответствующий документ отправлен командованию вашего полка. О результатах ваших действий по вербовке и доставке важных документов, думаю вам сообщат дополнительно. Ну, а теперь, если не требуется госпитализация, предоставлю вам машину с охраной. Вас доставят в полк. И ещё, что-то понадобится, можете смело обращаться ко мне лично. Пусть пароль останется прежним, — улыбнувшись, майор закончил разговор и на прощание подал мне руку для рукопожатия.
В полк меня доставили на легковой машине, трофей немецкий и марку я не знал, но ехать было комфортно. В расположение добрались, когда уже стемнело. Встречал меня сам Гладышев с нашим особистом. Расспросами мучить не стали, а сразу отправили в санчасть к капитану Понтюховой. Пытались в палатку санчасти ворваться наши девчонки и ребята, но их не пустили, даже Лиду. Мне дали успокоительное, смазали болячки и синяки. Почувствовав себя дома, я крепко уснул.
Ночью мне приснился странный сон. Даже так, от этого сна реально попахивало мистикой. Мне снилось, что я снова в тёмной пустоте. Заговорил со мной знакомый голос.
— Я не ошибся в тебе, отправив тебя в тело молодой девушки, — сообщил голос.
— Хватит играть со мной, я тебе не кукла. Кто ты такой, чёрт тебя побери? — разозлился я.
— Продолжай делать то, что делал. Твои действия одобрены, — не обращая внимания на мой вопрос, продолжил голос.
— Кем одобрен? Вы кто, мать вашу, такие? — зло выругался я.
— Не надо нервничать, это сейчас тебе не полезно. Кто мы или я? Это лишние знания для тебя, просто делай своё дело, тогда может быть мы встретимся вновь, — ровным тоном произнёс голос.
Я проснулся весь в липком поту, дотянулся до поильника на тумбочке и вылакал всю воду, что была там. Потом сел на кровати. Мысли лихорадочно вертелись в голове. Что за сон? Или это не сон? Опять ничего конкретного я не узнал. Но появилась надежда, что здесь я не навсегда. Видимо от меня требуется не дать убить себя в теле Красько и продолжать воевать. В палатку вошла капитан Понтюхова.
— Как чувствуете себя, ранбольной, — спросила, улыбаясь докториха.
— Прогуляться бы мне, Нина Петровна. Свежего воздуха душа просит.
— Хорошо, после обеда разрешаю, но не более двух часов, — строго ответила наш «Айболит».
После обеда стояла прекрасная июльская, тёплая погода. В халате, пижамных штанах и тапочках, вооружившись тросточкой, я вышел на свежий воздух. На аэродроме было безлюдно, наверняка наши все на вылете, потому я потопал к механикам. Ребята обрадовались, увидев меня, Кузьмич даже обнял мою тушку, отвернувшись смахнул слезу, соврав, что ему соринка в глаз попала. Потом мне рассказывали события. Наш фронт наступал, шла Миусская операция. Наши лётчики каждый день делали по четыре, а то и по пять вылетов. Сопровождали бомбардировщики и участвовали в тяжёлых воздушных боях. Не обошлось и без потерь, в основном гибли молодые лётчики, не успевшие набраться опыта. Кротов и Титов получили по ордену «Красной Звезды», а ещё Кротову присвоили звание старшего лейтенанта. Мои подруги также отличились Лида теперь лейтенант и блещет орденом «Красной Звезды», Ольга Петрова получила лейтенанта. Николаю Смирнову дали старшего лейтенанта, теперь он летает ведущим. Получил старлея и Тигран, а мой однокашник по школе Рафаил Мустафин погиб пять дней назад. В полку пополнения из двух школ Свердловской и Энгельской.
— Ты вовремя появилась. Гладышев поставит тебя молодых обучат, пока болеешь. Ходят слухи, что сам Яковлев в наш полк новые самолёты поставить обещал. Поговаривают, что ты в Москве руку приложила, — засмеялся Кузьмич.
— Скромники обычно голодными за обеденным столом остаются. Хотя откровенно я не просила. Просто сказала, что для Победы нужны хорошие самолёты, — засмеялся я.
В общем поговорили хорошо, мой «яшка» стоит готовый к вылету, меня дожидается. Я оправился к своему самолёту и по дороге встретил Гладышева. Мы с ним присели в тенёчке, на лавочке. Я рассказал, где спрятан наш У-2, правда топлива там меньше полубака. Потом коротко рассказывал о своих приключениях, пока добирался домой.