Потом мы принесли на кордон диких яблок и там Федор и другие красноярмейцы играли на гармони и плясали и я тоже плясал. А потом мы все приходили в казарму где у них был партейный уголок и военный уголок. Потом приходит их командир и начал говорить так: ребята, я вам скажу о Красной армии. Как мы находимся в ней, то и будем говорить о ней. Он сказал, потом начали ему задавать вопросы, как у вас между солдатами нет ссоры? Нет. Какая у вас бывает занятия? строевое, разбор ружья, газовая, политчас, ученье не грамотных, дежурство. После один красноармеец вышел и стал говорить: как я здесь научился читать и писать. Потом Волдырь спросил как стрелять с ружья и скоких частей состоит ружье. Красноармеец взял ружье и сказал: состоит она с 7 главных частей и показал какие части, потом принес клинок и про это сказал. Потом командир сказал — теперь вы нам скажите о своей жизни. И мы ему рассказали, что хочем все записаться в пионерах. Мы пели пионерские песни и после этого Федор познакомил нас с ихними лошадями. И вывили одну лошадь арабской породы и Федор начал говорить как ее можно узнать, сколько ее пищи, воды давать, надо понемногу и чаще, тогда у нее будет желудок постепенно переваривать пищу. Надо чистую, а то получится болезнь и дрг. Потом начал упражняться на лошади с клинком как рубить в бою и дрг. Потом мы кричали лозунг да здраствует смычка с красной кавалерией, построились и и пошли домой, где нас красноармейцы провожали и говорили мы придем к вам на спектакль.
Писал и составлял Ш. Фролов.
Мы ходили в греческую деревню Вишневку. Там изоб нет а дома из тесу или из глины и около каждого дома сад и сушится табак. Он сушится двадцать дней. Мы с гречами не могли разговаривать и только смеялись. А потом мы походили, походили и стали играть во всякие игры, и сперва начали играть мы, а немного погодя осмеливались гречи и стали играть с нами вместе и тут же стояли их родители и смеялись над ними. Потом уже совсем привыкли играть и когда стали мы то да другое, говорим — ты желаешь записаться в пионеры, то они говорили хочем, и мы понимали, что они говорят хочем. Они показали нам шелк, как делается шелк. У них червяки прямо на дереве и потом они собирают коконы и парят и снимают шелк белый и желтый. Они дали нам орехи, у них называется фундук, и дали нам виноград. И мы когда уходили то запели интернационал, потому что у них тоже советская власть.
Карасев Сергей (Грачев).
Птички вы меня не бойтесь.
Я ведь вам же не палач.
Ко мне в сад вы прилетайте,
раскрашу я вам калач.
Если где увижу сети,
или может западни,
прям пойду и растерзаю,
колочки будут одни.
Я же вас, малютки птички
буду холить и любить,
вы меня не бойтесь крошки,
я не буду вас губить.
Мы не будем вас бояться,
вас, хороших, мы людей.
Укрывайте нас от лютых
шалунов и палачей.
Пришла летняя пора,
невыносимая жара.
Тут морская уж волна
вся ребятами полна.
Все хохочут и шумят,
и ныряют и кричат,
то на берег вылезают,
то опять на дно ныряют.
Кто закапывается в песок,
кто ложится на осок,
на воде они же чутки
и плывут же, точно утки.
Посмотреть на ту потеху
оборвешь живот со смеху,
летней знойной же жарой
обсмеешься тут порой.
Некоторые наши ребята не достойны имени пионера.
Пионер должен помнить, что он есть сын и ученик Советской Республики; он должен вводить в жизнь правила и задачи Ильича. А Шурка Фролов, Костя, Елисеев и Корненко ходят в туннель стыкаться с греками из Вишневки, и таким образом портят нашу смычку. Это не дело, товарищи. А когда вчера они шли домой из туннеля, они сбросили в море вагонетку, что стояла на линии. Вагонетка ржавая, но нужна рабочему классу и кроме того, когда красноармейцы с кордона купают лошадей, они могут порезать лошадям ноги и грудь, потому что вагонетка поломанная и острая.
Еще некоторые наши ребята выходят на шоссе, бросают вверх камни и ждут, на кого бог пошлет. Мы, пионеры, против этого невежества и темноты протестуем, потому что бог не существует. Вы должны перестать играть в на кого бог пошлет. Пора вам уже открыть глаза. Уже прошло семь лет.
В. Хвалебова.
Позволимо ли это, чтобы наша хозяйственная комиссия устраивала заседания в кладовой? Они там лижут сахар целыми горстками. Есть такие, что видали. К примеру, когда были черешни, хозкомиссия, между прочим, Фроська, целый день бегала из кладовой в уборную. Разве же позволимо так делать? Нет, товарищи, это не позволимо.
Ш. Фр.
В спальне у мальчиков, которая справа, завелось привиденье. Хоть привиденьев и нету, и мы в их не верим, но оно есть. Ночует оно у Волдыря под кроватью. Пора уже ему поставить койку и наделить порцию.
К.
Наши поросята, Тамара и Антон, поручены Косте Чистякову. Он целый день их моет в ручье, отчего они легко могут простудиться и даже умереть. Между прочим, они даже охрипли так визжат. Лучше бы он сам хотя один раз помылся, чем их мыть.
Фрося.
С Шурой Дорошиной ночью случилось, а Корненко с Александровым увидали мокрый матрац и стали ее дразнить. И до того додразнили, что она ушла в лес и пришла только поздно, когда уже выли шакалы, и все плакала, Довольно таки стыдно вам, как вы не понимаете, что это болезнь, а не смех. А еще большие.
Тоня.
Первое — снежный ***
Второе — коровье **
Третье — не верх, а ***
Четвертое — буква *
А все теперь у нас,
Потом будет везде.
Редакция: В. Хвалебова, М. Волдырь, М. Ерзунов.
Рисунки: С. Карасев (Грачев), Л. Александров.
XXIII. Дедова хатка
В лесу заготовляли телеграфные столбы и возили их на буйволах к полотну железной дороги. Буйвол похож на быка, только он пониже и покряжистей. В полдень буйволовой работе конец: жарко ему, невтерпеж, и лезет он, — с телегой ли, без телеги, — в воду. Зайдет в море так, что только нос видать, стоит и жует жвачку, пока солнце не своротит с обеда.
Стрелочников сын, Федька, приставлен был днем смотреть за буйволами. Мишка Волдырь крепко подружился с Федькой, стал часто к нему приходить. Федька учит Мишку, как какую птицу зовут, каких змей бояться, где находить больших крабов. А Мишка ему про Москву рассказывает, про восьмиэтажные дома, про трамвай, про то, как Ленина хоронили, и какой тогда был мороз.
Одного не показал Федька приятелю, — а давно обещал, — дедовой хатки.
— Что же она такое, — дедова хатка! — спрашивал Мишка.
— Дай срок, увидишь, — отвечал Федька.
Вот, наконец, собрались ребята туда сходить.
Вышли из воды, натянули трусики; совхозский пес, Шарик, встряхнулся, обрызгал Мишку и вильнул хвостом. Федька, щурясь, пересчитал черные морды буйволов, лежащих в воде, и сказал:
— Ну, пошли.
Мальчики вскарабкались по скату наверх, на шоссе и быстрым шагом зашагали вдоль обрыва. Было жарко, и не хотелось разговаривать.
Справа, внизу, лежало море, точно гладкий кусок синего стекла. Белый треугольный парус прошел по синеве моря и исчез где-то далеко, в голубом небе.
— Вот мы и у перевала, — сказал Федька. — Так оно вдвое ближе, шесть верст. А по шоссе двенадцать. Петлит оно здесь.
Перевал был похож на седло — узкая дорога между двумя крутыми холмами. Осенью черкесы по ней возили из лесов в город каштаны. За перевалом ребята напились студеной ключевой воды и снова пошли по шоссе. Еще с версту, и они по узенькой тропинке свернули в лес.
Сразу со всех сторон к ним потянулись колючки.
— Ну, и дорожки. Не дорожки, а куриные рожки!
Федька уверенно шел вперед.
Было темно и пахло не то плесенью, не то грибами. Потом посветлело, и мальчики неожиданно вышли на поляну.
Посреди поляны стоял большой дом, сложенный из пяти цельных камней. Четыре камня — стены, пятый — крыша.
— Вот она, дедова хатка, — сказал Федька и сел на траву.
Мишка оторопел. Эти громадные, грубо отесанные плиты серого камня были так велики, что из одной только плиты можно было бы построить дом, одною плитой можно было бы вымостить целую площадь.
В передней стене внизу было прорезано круглое оконце. Шарик подбежал к дыре, сунулся внутрь, фыркнул и отскочил.
— Что внутри? — подумал Мишка.
Подошел, заглянул в дыру. Черною копотью покрытые стены, обугленные сучья на полу, — кто-то разжигал костер.
— Кто в нем жил? — спросил Мишка, ложась на траву подле Федьки.
— Этого никто не знает. У нас на Кавказе много таких хат, и никто не знает откуда. Учительша говорит, что это дольмены.
— Черкесы, наверное, знают, — сказал Мишка. Они ведь здесь давно.
— Ничего они не знают. У них про дольмены сказка есть.
Мишка даже привстал.
— Расскажи!
— Ладно, отчего ж.
В прежнее время здесь, на Кавказе, жили не такие люди, как мы. Здесь жили карлики и великаны. Одни — боколазы, в пять саженей росту, а другие — шибзики. Великан дуб вырвет, ощиплет, — вот ему и дубина. Целого буйвола он за раз съедал. А карлики на зайцах верхом ездили.
Великаны были глупый народ, а карлики — продувные. Карлики себе из веток плели хибарки, а великаны не придумали, просто на ветру жили. Где вечер захватит, там спать лягут.
Вот раз карлики решили великанов облапошить. Приходят к великанам и говорят.
— Здравствуйте, дорогие товарищи. Вы вот очень плохо живете. Нам вас очень жаль стало. Мы вас научим, как построить себе хаты. Мы вам серого камня дадим и все покажем, как и что.