Изида Сотес
Черные флейты пели на вашем вечернем пире…
Ра в золотой колеснице за горизонтом исчез…
Рукою детски бессильной вы взяли священный ирис,
Вышли одна без свиты смотреть Изиду Сотес.
В туманах расплылся город… Плоские крыши зданий…
Звук тимпанов в притонах… Пьяные песни солдат…
Вдруг озарили сердце радужной гаммой сияний:
Быть хотелось продажной изведать притонный разврат.
Сняли поспешно кольца, сняли жемчужный пояс,
Платье рабыни одели, в город тайно ушли…
В зеленом шелке ночи Нил задремал, успокоясь,
В шумных домах разврата цветные огни зажгли.
Гасли синие искры в темных очах Нубийца, –
Вы перед ним танцевали… Взор ваш истомно сверкал.
И раб, и торговец шерстью, и негр наемный убийца
Вам одинаково бурно каждый рукоплескал.
А утром склонясь над бассейном, в хитоне из шелковой пряжи,
Смотрели как блещет на солнце большой голубой крокодил,
И с детски невинной улыбкой приказ отдавали страже, –
Убить Нубийца тайно, а тело бросить в Нил.
Турнир
Уронила розу лэди Бэти, –
Замерли угрюмые гобои,
Грустный паж в лазоревом берэте
Дал сигнал о предстоящем бое.
И на круг въезжают друг за другом
Девять рыцарей Святого Марка,
По стальным, сверкающим кольчугам
Вьются ленты, вышитые ярко.
Сам король бледнеет на балконе,
Вспоминает вечер у куртины…
На его мерцающей короне
Загорелись яркие рубины.
Нет прекрасней Бэти в целом мире!
В честь ее сломают много копий,
И об этом сказочном турнире
Разнесутся вести по Европе.
Встреча
Л. Беловой.
Рог прозвучал во всеуслышанье, –
Маркиз уехал на охоту…
Кругом как снег белеет витанье,
Оделись дали в позолоту.
Отстала свита. Вслед за галками
Маркиз помчался вдоль опушки,
И видит девушку с фиалками
В одежде красочной пастушки.
Волна волос горит как золото,
Глаза насмешливы и властны…
У сердца лилия приколота, –
Искать любви лишь труд напрасный.
Поправив свой парик напудренный,
Играя перстнями небрежно,
Маркиз подъехал целомудренный
И говорит влюбленно-нежно:
«Клянусь прекрасной Афродитою! –
Подобных женщин видел мало:
И во дворце с придворной свитою
Вам быть бы больше подобало.»
– «О, комплименты ваши сладостны,
Любви изысканны напевы…
Но только как же рыцарь радостный,
Вы не узнали королевы?!»
Мелькнула свита в отдалении…
Идет с цветными фонарями…
Веселый смех. Маркиз в смущении
Дает поклон державной даме.
Мгновенная любовь
Георгию Иванову.
Он приехал на корвете военном,
И дарил в таверне, смеясь рубли…
Говорил о ветре переменном,
И о снеге русской земли.
И казался тебе так странно близким
Его женственный, изнеженный лик.
И касался, когда наливала виски,
Твоих рук серебристый парик.
Говорил на прощанье любовные речи,
Подарил с рубином золотой браслет,
И умчался в море в тот же вечер,
Его голубой корвет.
Но с тех пор в твоем сердце чужестранец, –
Ты клянешь всегда свой грустной рок…
И сквозь мглистый нежный багрянец,
Смотришь с тоской на восток.
Черный рыцарь
Н. Гумилеву.
Как сегодня в замке душно…
Как печален мой светлый взгляд…
Под горой, в тоске равнодушной,
Все шумит седой водопад.
Вижу в стекла высоких окон: –
В белой пене спят берега,
Ночь из блекло цветных волокон,
Ткет покров на лес, и луга.
Сон мне странный сегодня снился:
Белый рыцарь на белом коне,
С Черным рыцарем грозно бился
На холодной, мертвой, луне.
И кружились кони и ржали,
Как бойцы искали побед.
Но у Белого на забрале
Заструился кровавый след.
Белый пал, и задел за стремя…
И взметнулся конь на дыбы…
И сказал мне Черный: время
Наступает твоей Судьбы.
Поднял шлем. Забудь о потере…
Ты узнаешь меня, – смотри!
Я увидела тленный череп…
И шепнул мне ветер: умри.
На даче
Я иду по насыпи песчаной…
Ночь тиха. В садах цветет сирень,
И мелькают в мгле благоуханной
Огоньки далеких деревень.
Бросив тень над темными полями,
И кровавый отблеск на песке,
Длинный поезд с красными огнями
Показался смутно в далеке.
Поезд ближе… Кто-то на площадке,
Долго жданный, виденный во сне,
Шлет рукой в сиреневой перчатке
Поцелуй с улыбкой строгой мне.
Очи, очи, – синие фиалки,
Отдаются в трепете любви…
Боже! Боже! Отчего я жалкий
Поезд не могу остановить.
За горой туманною, направо,
Розовеет призрачно восток,
И луна повисла в длинных травах,
Как большой бесстебельный цветок.
Предки
М. Лозинскому.
Зазмеились узоры длинные
На коврах от хрустальных ваз…
На стене часы старинные
Звонко бьют двенадцать раз.
Я зажег все люстры в комнате.
Стол в цветах накрыт давно.
Оживите предки! – вспомните,
Как вы пили прежде вино.
Выходите, сверкая лентами
Из тяжелых, старинных рам…
Очаруйте-же комплиментами
За столом замолчавших дам.
Расскажите, как шли пустынями,
Как мираж изменял пески,
Как повел, в борьбе с сарацинами
Сам король вперед полки.
И подняв свой кубок сверкающий
Я забуду, что я живой,
Что теперь, средь людей блуждающий,
Я ненужный и всем чужой.
Незнакомец
Я в цветочном киоске, на вокзале, –
Продавщица.
Я всегда грустна и бледна…
Промелькнут торопливо в гулкой зале
Чужие лица,
И опять настанет тишина.
И одни ко мне подходят строго,
И молчат всегда.
Говорят другие льстивые слова…
А иные убеждают, не быть недотрогой,
Обещая тогда
Одевать в шелка и кружева.
Но они мне все, – чужие, я знаю.
Я в толпе ищу,
Не идет ли он незнакомый…
И когда я о нем вспоминаю
Трепещу,
Опьяненная сладкой истомой,
Он приходит, – и мне страшно и сладко…
Опускаю очи вниз,
Все кругом уплывает в тумане.
Я несмело смотрю на него украдкой.
Он – маркиз…
(Я читал об этом в романе).
Он спрашивает всегда две розы
И кризантем…
И бледнеет у него лицо.
Он уходит, а я сдерживаю слезы…
Боже! – зачем
У него обручальное кольцо?
III. Земное солнце
России
Под сизым небом спят леса и степи,
Грустят голубоватые снега…
Храня следы былых великолепий
О, Русь, ты мне так странно дорога.
Люблю твое туманное молчанье,
И песнь твою, похожую на стон,
Безмолвное и грозное венчанье
С монгольским игом канувших времен.
Мне грезятся могучие набеги
На Грецию, Литву и на Татар…
Алеет кровь на синеватом снеге,
Над Польшей разгорается пожар.
Ты приняла безмолвно Самозванца
В святые стены древнего Кремля,
Но не сдержала гордого румянца,
И польского отвергла короля.
Опять молчишь. Проходят тихо годы…
Плывет туман и кроет небосклон…
В твоих полях нашли покой народы,
Стремясь занять твой молчаливый трон.
О, где теперь следы твоих величий?
Твое лицо закрыл седой туман,
Лишь воссоздал всевластный твой обычай
Одну тоску, да красный сарафан.
В тайге
Алым окрашены заревом
Дремлют беззвучно луга,
В сумраке дымчато-палевом
Хмуро немая тайга.
Пни обгорелые черные
Средь разноцветных стволов,
Сосен вершины узорные
На белизне облаков.
Яркие дивы таежные –
Папортник бурый цветет.
Тропки звериные ложные
К «окнам» незримых болот.
Тайную силу великую
Кто же оценит, поймет?
Тихо. Над красной брусникою
Месяц ущербный плывет.
Ноэли
Как все странно? – в солнечном Июне
Снег в низинах, талый лед на реках…
Сосны, пихты, – рыцари в доспехах…
Ротозеи кедры – все в орехах…
Тишина. В болотах стонут луни, –
Час тревожный близок новолуний.
Гаснет солнце в сумрачных просеках…
Как все странно? в солнечном Июне
Снег в низинах, талый лед на реках.
«Покрылись льдом ручьи и реки…»
Покрылись льдом ручьи и реки,
Короче и туманней дни.
И у редеющей просеки
Стоят, как грустные калеки,
Горевшие стволы и пни.
Тревожит тишь таёжный шорох,
Скрипит тревожным стоном ель.
Простор безлюдий. Звери в норах.
Сосновых игл поднявши ворох.
Заводит ветер карусель.
Но помню я, – сухой без влаги
Тлел дерн. Бросал лесной пожар
На сосны огненные флаги…
… Теперь здесь сон, как в саркофаге,
И в синей мгле горит Стожар.
«От саней упали резко тени…»
От саней упали резко тени, –
В снег зарылся солнца алый шар…
Встали тихо пегие олени,
И от них клубится сизый пар.
Потемнело небо и поблекло,
Серебро холодное вокруг,
И, как будто сквозь цветные стекла,
Загорелся яркий полукруг.
Я один в просторе снежно-белом,
Мне знаком седой пурги обман.
Путь укажут Боги только смелым! –
Говорил мне сумрачный шаман.
Забытый скит
Мелькает снег и падает беззвучно,
И горизонт с нависшим небом слит.
В лесу, в молчаньи скучном
Грустит забытый скит.
Бревенчатые стены почернели,
И без крестов поникли купола…
Покрыла плесень щели,
Ползет по темным полам.
Сереют в окнах занавеси блекло, –
Их пауки плели трудясь года.
Проходит в разбитые стекла
Свет, – мутная вода.
И только раз бродяга, ночью снежной,
Забрел сюда, спасаясь от погонь,
И долго жил безнадежно,
Боясь зажечь огонь.
Но он ушел в холодный звездный вечер.
Луна смеялась в ледяном окне…
С тех пор качает ветер
Скелет на сером ремне.
Скитский праздник
В полях цветет пшеница, у хмеля вьются кольца,
На солнце золотятся церковные кресты…
Идут толпой нестройной полями богомольцы
Святителям молиться в зеленые скиты.
В пустынях, где чернеют святительские срубы,
Служить молебны будут и свечи зажигать,
Здесь возвещали старцам Архангелов! трубы
Небесное спасенье, земную благодать.
И будут говорить всем монахи рясофоры
О житии блаженном, о кознях сатаны,
Как оживали камни, как сотрясались горы,
Как кровью обливался туманный лик луны.
Когда уйдут монахи, – вдали умолкнет пенье…
Смотреть, не веря, буду в жемчужный небосклон,
И буду долго слушать могильные растенья,
И тихий монастырский вечерний перезвон.
Возвращение
Лесная ширится дорога,
Все реже лес, все чаще пни…
И вот задумчиво и строго
В деревне светятся огни.
О Русь моя! О Русь родная!!
Скажи, чем сердцу ты близка?
Леса, пожары, ширь степная
И безысходная тоска.
И я любил и ненавидел,
В другой стране, твой вечный сон,
Но плакал я, когда увидел
Опять твой тусклый небосклон.
И как мне сладко по ухабам
Теперь на тройке мчаться в даль,
И в грязных хатах встречным бабам
Рассказывать Твою Печаль.
У окна
Сегодня на улицах слякоть
И грязь вместо снега видна,
И хочется мне заплакать,
Устало склонясь у окна.
Я вижу тень на карнизах,
Свод неба совсем стальной,
А дальше, в сумерках сизых,
Трамваев огонь цветной.
Какая-то черная птица
Летит к туманной луне…
Мне больше сон не приснится
О странной, другой стране.
На дворе играет шарманка
Белый снег мелькает в окне
Слышу, девочка итальянка
Мне поет о южной весне.
Все равно мне туда не уехать,
Как и ей, никогда! никогда!..
И спокойно без слез и смеха,
Я давно встречаю года.
Только мне всегда так обидно
Слушать этот усталый альт…
Ведь за песни люди бесстыдно
Бросят деньги на мокрый асфальт.
Сказка
В старом замке, на скале высокой,
Что стоит средь леса одиноко,
Со своею дочкой жил король.
В замке было мертвенно-пустынно,
Колебалась в нишах паутина,
И диваны разъедала моль.
И в разбитые цветные стекла
Лес смотрел расплывчато и блекло,
И казалось плакал о былом.
Трое слуг всего лишь в замке было;
Старая – престарая кобыла,
Что дремала в стойле над овсом,
Старый негр угрюмый меланхолик,
Он страдал подагрой, и от колик
Вечно охал, пил вино и спал.
И бессильно и смешно грозящий,
Одиноко рыскающий в чаще,
Хромоногий и слепой шакал.
Сам король жил одиноко в башне,
И томимый думою всегдашней
Золота найти старался сплав.
На столе лежали в ряд реторты,
Философский камень весь истертый,
И пучки каких-то красных трав.
И король работал дни и ночи,
Не смыкая старческие очи.
Кровь мышей и корни трав варил.
Все что было в старом замке прежде,
Весь отдавшись радостной надежде,
Он давно и навсегда забыл.
Но среди всей обстановки хмурой,
Дочери, принцессы белокурой
Образ девственный светло витал.
И когда она смеялась звонко,
Ярким смехом девушки-ребенка,
Старый замок странно оживал.
Но и это милое созданье
Волновали странные желанья.
То она смеется целый день,
То вдруг вскочит и с хромым шакалом
Пробежит по темным мертвым залам,
Гибкая как радостный олень.
То уйдет с рыданьем в лес дремучий
И следя как ветер гонит тучи,
Там всю ночь пробродит до утра.
Или сядет в полночь у болота
И томит ее одна забота,
Чтоб в воде яснее серебра,
Вдруг увидев в радостной тревоге.
Лик русалки вдохновенно строгий,
Бросить ей из ландышей букет.
Было время в замок приезжали
Женихи, но головой качали
Услыхав из уст принцессы «нет».
Почему? Она им два вопроса
Задавала: кто ей может в косу
Заплести свет призрачной луны;
Или дать такое наслажденье,
Чтобы все что есть без исключенья
Навевало радостные сны.
Время шло. И как-то на пороге
Вытянув вперед хромые ноги,
Вдруг шакал беззвучно околел.
А король давно лежал в постели,
И в его худом, иссохшем теле,
Пламень жизни, догорая, тлел.
И сама принцесса постарела,
У камина целый день сидела,
И вязала гарусный чулок.
Но однажды утром очень рано,
(Было небо в полосах тумана,
И алел таинственно восток),
Вдруг приехал к замку рыцарь черный.
Поклонился. Плащ его узорный
Покрывал усталого коня.
И похоже было все на сказку…
Он сказал, с лица снимая маску:
«Я приехал, – ты ждала меня!»
Побледнев принцесса задрожала,
Жениха в том рыцаре узнала,
Что ждала томительно года.
И ему в ответ без содроганья
На его беззвучные признанья,
Прошептала, засмеявшись «да».