Вся правда о его характере пряталась у Трака в глазах – маленькие и темные, они за один миг мрачнели.
– П-привет, Трак, – пробормотала она, протягивая ему открытую банку пива, – я тебя раньше вторника и не ждала.
Трак протиснул живот в дверь, и Дымка поняла, что он уже пьян. Глаза смотрели ошалело, губы безжизненно обмякли. Он обернулся, чтобы приласкать своих обожаемых доберманов, достал из кармана собачьи лакомства. Собаки клацали зубами, и в вечерней тишине звуки эти казались оглушительными. Дымка сморщилась, пытаясь улыбнуться.
Трак взял у нее пиво и остановился в бледном прямоугольнике света. Собаки за его спиной угомонились, подобострастно виляли хвостами-обрубками. В тумане и вечерних сумерках тонул окрестный пейзаж – ржавые остовы машин, сломанные холодильники и обломки мебели.
– Сегодня и есть вторник, – проворчал Трак.
Допив пиво, он швырнул банку псам, и те затеяли из-за нее свару. Трак подошел к Дымке и крепко сдавил ее в объятьях.
– Я по тебе соскучился. – Язык у него заплетался.
Где, интересно, Трак пропадал после окончания смены? Небось в «Счастливой норе» – запивал вискарь пивом и ныл о сокращениях на бумажной фабрике. Пахло от него древесиной, машинным маслом, куревом и виски.
Дымка старалась не двигаться и едва осмеливалась дышать. В последнее время Трак легко раздражался и чем дальше, тем легче выходил из себя. Она никогда не знала, что разозлит его в следующий момент.
– Я и сама соскучилась, – ответила Дымка.
Язык у нее тоже заплетался, а мысли в голове ворочались медленно, пробиваясь сквозь плотную пелену.
– Ты не носишь блузку, которую я тебе купил.
Дымка медленно отступила. Какую блузку? Она напрочь забыла.
– Я… Прости. Я просто берегу ее для особого случая.
Трак издал какой-то неопределенный звук – может, неодобрение, может, согласие, а может, и безразличие. Дымка так и не поняла. Мысли путались, и это никуда не годилось. Она ухватилась за его руку и повела вглубь трейлера.
Только теперь она осознала, что в трейлере сильно воняет травой. И еще какой-то кислятиной.
– Дымка…
От спокойствия в его голосе у нее волосы на затылке зашевелились. Что он такое увидел? Что она сделала не так? Или не сделала?
Уборку. Она забыла посуду помыть, а он не терпит грязную посуду.
Дымка неуклюже повернулась, не в силах даже оправдания придумать. Он легонько чмокнул ее в губы, так нежно, что Дымка радостно выдохнула.
– Ты же знаешь, меня такой бардак бесит. Я столько для тебя делаю…
Она отпрянула:
– Пожалуйста…
Дымка не успела прикрыться, как он без размаха, с силой ударил ее в лицо, и она почувствовала, как нос под его кулаком сплющился. Хлынула кровь, и Дымка молча смотрела, как по рубашке расползаются красные пятна. Слезы только усугубили бы ситуацию.
Когда она проснулась, Трак громко сопел рядом. Сперва Дымка ничего не помнила, но боль не заставила себя ждать. Дымка приоткрыла глаз и тут же сморщилась. Она посмотрела на бледный экран телевизора и заморгала. Во рту пересохло, тело, заполненное болью, тряслось.
Надо выяснить, что именно у нее покалечено.
В таком состоянии она просыпалась бессчетное количество раз и знала, как действовать дальше.
Рядом раскинулся Трак – живот торчит, волосатые руки раскинуты в стороны. За окном стемнело – значит, уже ночь.
Дымка осторожно выбралась из кровати и, опершись на левую ногу, скривилась. Похоже, когда падала, растянула.
Она дохромала до ванной и посмотрелась в большое зеркало на двери. Волосы – спутанный окровавленный комок, глаз заплыл и не открывался, кожа вокруг поражала оттенками темно-синего, фиолетового и черного. Нос будто сплющился, на подбородке и щеках потеки подсохшей крови.
Боль мешала Дымке хоть немного привести себя в порядок, поэтому она надела первое, что под руку попалось, – вчерашнюю одежду или позавчерашнюю, она позабыла, да и какая разница, все тряпье одинаковое.
Надо убираться отсюда, побыстрее, подальше от Трака, пока он ее не прикончил. Эта мысль приходила в голову Дымке и раньше, каждый раз, когда он избивал ее, и однажды, с год назад, она даже сбежала ненадолго, аж до Такомы добралась, но в конце концов Трак ее отыскал и Дымка вернулась, потому что идти ей все равно было некуда и ничего другого от жизни она не ждала. Она всю жизнь так прожила.
Правда, она больше не молода. Она постарела. Кости сделались совсем хрупкими, и что, если в один прекрасный день, когда он швырнет ее об стену, позвоночник у нее возьмет и переломится?
Действуй.
Дымка прокралась мимо Трака к тумбочке и нашарила его бумажник, внутри – три двадцатки. Сжав банкноты в кулаке, она подумала, что если сейчас не сбежит, то будет только хуже. Нет, на этот раз она сбежит. Выбора у нее нет.
Дымка тихо шагнула к двери.
Пол скрипнул, Трак забормотал во сне и перевернулся на бок. Дымка замерла, сердце подскочило, но Трак не проснулся. Выдохнув, Дымка взяла две свои самые ценные вещи – старое ожерелье, сделанное из макарон и бусин, и черно-белый снимок. Ожерелье она повесила на шею, а фотографию сунула в карман фланелевой рубахи и застегнула его.
Дымка осторожно развернулась на здоровой ноге и поковыляла к выходу. Увидев ее, собаки тотчас же насторожились.
Вдали, залитая лунным светом, смутно белела вершина горы Рейнир.
– Тихо, тихо, мальчики, – прошептала Дымка, проходя мимо собак.
Обогнув драное заплесневелое кресло, она двинулась дальше, и тут один из псов гавкнул. Не оглядываясь, Дымка продолжала идти.
В лесу было темно, и дорогу она находила только потому, что двигалась очень медленно, при каждом шаге тело ее пронзала боль. Она не останавливалась и упорно продвигалась к цели, пока не добралась до автобусной остановки в Итонвилле. Там, защищенная с трех сторон грязным стеклом, она опустилась на скамейку и наконец перевела дыхание.
Дымка вытащила косяк – последний – и выкурила его в темноте. Боль чуточку отступила. Но усилился страх – она боялась, что придется вернуться.
Подъехал автобус, и Дымка, не обращая внимания на неприязненный взгляд водителя, забралась внутрь.
Спустя два с половиной часа, ближе к полуночи, она вышла в центре Сиэтла, на Пайонир-сквер. Если хочешь исчезнуть в Сиэтле, лучше места не найти. А про то, как стать невидимкой, Дымка знала все. Именно это ей сейчас и нужно – превратиться в зыбкую тень среди других, таких же размытых.
Но когда она бродила по центру Сиэтла, по его темным уголкам и закоулкам, боль усилилась. Внутри головы будто молоток стучал. Дымка услышала поскуливание и подумала, что вряд ли это она – ведь она-то давно научилась терпеть боль тихо. Этому он ее научил, давным-давно.
Или нет?
От боли мысли разбегались в разные стороны.
Дымка повалилась на асфальт.
Глава девятнадцатая
Сознание возвращалось к ней постепенно. Сперва Дымка осознала боль, затем – что дышит, а потом – что от нее пахнет чистотой. Так она поняла, где находится. В больнице.
На своем веку больниц она повидала достаточно, чтобы узнавать их запахи и звуки. А сейчас ноябрь 2005 года, она сбежала от Трака.
Дымка лежала неподвижно и боялась открыть глаза. Воспоминания о предыдущей ночи короткими вспышками мелькали в голове. Красная мигалка, ее, Дымку, положили на носилки и занесли в помещение с белыми стенами. Вокруг собрались врачи и медсестры, они спрашивали, кто ее избил и кому позвонить. Дымка замерла с закрытыми глазами и не отвечала. Впрочем, даже будь у нее что сказать, во рту так пересохло, что язык не ворочался. Руки у нее дрожали.
Сейчас в палате рядом с ней кто-то находился. Дымка слышала чужое дыхание и шелест страниц. Она осторожно приоткрыла неповрежденный глаз.
– Здравствуйте, Дороти, – сказала полная женщина с дредами и россыпью темных веснушек на пухлых щеках.
Дымка сглотнула. Ей бы поправить эту искреннюю молодую женщину, сказать, что Дороти умерла в 1973 году, но кому какое дело?
– Уходите, – сказала она, жалея, что не в состоянии даже рукой взмахнуть – иначе женщина сразу поняла бы, как ее трясет.
В больнице слабость показывать нельзя, одно неверное движение – и угодишь в психушку.
– Я доктор Карен Муди. Не знаю, помните ли вы, но вы пытались ударить одного из санитаров, который доставил вас сюда.
Дымка вздохнула:
– Понятно. Вы пришли оценить мое психическое состояние. Давайте сразу проясним: я не представляю угрозу ни для себя, ни для других. Если я сорвалась, то случайно.
– Вижу, ваше психическое состояние не впервые оценивают. Правила вы знаете.
Дымка промолчала.
– Дороти, я просмотрела вашу медицинскую карту. И связалась с полицией.
Дымка никак не отреагировала.
– Количество переломов у вас поражает. На ключицах ожоги от сигарет. Подозреваю, не только там.
– Просто я ужасно неуклюжая.
Врач закрыла блокнот:
– Сомневаюсь, Дороти. И думаю, вы накачиваете себя веществами, чтобы забыть.
– Это вы так намекаете на то, что я алкашка и торчок? Если да, то вы правы. Я и то и другое. Уже не один десяток лет.
Врач прищурилась, долго смотрела на Дымку, потом полезла в карман, достала карточку, протянула Дымке:.
– Вот, Дороти. Я работаю в реабилитационном центре. Если вы готовы изменить свою жизнь, я помогу.
Дымка покосилась на карточку.
– Вы, похоже, знаете, кто моя дочь. И рассчитываете, что она за все заплатит.
– Я хочу помочь, Дороти. Только и всего.
– С чего бы? С чего вам мне помогать?
Врач медленно закатала рукав, и Дымка увидела на смуглой коже несколько маленьких алых пятнышек. Сигаретные ожоги.
– Я знаю, каково это – пить, чтобы забыть.
Что ответить, Дымка не знала.
– Со временем спиртное перестает помогать. На самом деле от него и сначала толку мало, но немного погодя все еще хуже становится. Мне это известно. И я могу помочь. Хотя бы попытаться могу. Все зависит от вас.