Выбравшись из укрытия, прямо лесопосадкой я пошел в сторону Ястребиново там нас должны были ждать подпольщики. Шел долго, а зимний день короток: появилась неуверенность, что двигаюсь в нужном направлении.
Вдали от дороги увидел дом и решил зайти. Злая собака, привязанная на цепи, отчаянно залаяла, и на крыльцо вышла средних лет женщина.
— Кто есть в доме? — спросил я настороженно.
— Никого нема. Батько да Галю… — испуганно ответила женщина.
— Позвольте зайти водички попить, только собаку уберите, — попросил я хозяйку и зашел в дом.
Навстречу поднялся полуседой, еще крепкий дед. На лавке сидела совсем молодая девушка.
— Далеко ли до Ястребиново? — спрашиваю у старика.
— Ни, тутычки, рядом, — скороговоркой ответил он.
Я поставил условия: из дома никому не выходить, а мне дать поесть и, если можно, переодеться. Хозяева услужливо согласились. Из печи женщина достала чугунок с картошкой, поставила на стол. Я ел жадно, давясь, кашляя, — сухая картошка горло драла. Старик, держась за живот, попросился по надобности на двор.
— Приперло не вовремя! — ответил я деду. — Иди, да только смотри не вздумай звать на помощь… — И, проследив за ним в окно, продолжал глотать картошку.
Вдруг услышал во дворе:
— Держите его, люди добрые! На помощь! — Это кричал старик, убегая в направлении рядом расположенного села.
Я пулей выскочил в открытое окно хаты, рванул к лесопосадке и через час был уже далеко от «гостеприимного» дома.
На третий день к вечеру наконец добрался до Ястребиново. Последние километры шел в открытую — по шпалам и увидел, как навстречу, громко разговаривая, идут две девушки… Спрятался в кусты, прислушался. Девушки обсуждали сельские новости и конечно же упомянули о сбежавших летчиках, которые раньше находились в ястребиновской школе.
Я вышел из кустов. Увидев меня, девчата остановились, замерли, со страхом ожидая моего приближения.
— Девушки, скажите-ка, это село Ястребиново? — спросил, но ответа не получил.
Видно, очень испугались они, не в силах были пошевелиться. Наконец младшая нерешительно проговорила:
— Да, дядя, там Ястребиново!
— А вы не убежавший летчик? — осмелев, спросила старшая.
— Мне нужно в школу. Она с какой стороны села? — не вдаваясь в подробности, уточнял я.
— Мы лучше побежим, дядя, а то уже темнеет, нас папа ждет. А школа ближе к той стороне, только там немцы, — убегая и осторожно осматриваясь, ответила младшая и уже издали громко крикнула: — А мы туточки живем, на полустанке. Мы Чернобаи!
К школе я подошел, когда совсем стемнело. Гитлеровцев вокруг не было видно, поэтому, смело открыв калитку, я постучал в окно домика учителей. Распахнулась занавеска — на меня глянули большие, удивленные глаза женщины. Занавеску сразу же задернули. Кто-то вышел из дома, пригляделся — та же женщина.
— Вы из бежавших? Я Вера. Что же вы делаете! Здесь же немцы, как вас часовой не видел!..
— Какой часовой, какие немцы? — воскликнул я и тут же вспомнил о предупреждении девушек-подростков.
Уже более недели, как в школе разместилась немецкая воинская часть. Обстановка складывалась настолько сложной, что, если бы не находчивость смелых учительниц, я снова мог оказаться там, откуда с таким трудом бежал.
Наш разговор услышал часовой, несший службу во дворе школы. Направляясь к нам, он громко по-немецки спросил, кто и почему здесь находится.
— Идите быстро за мной! — Взяв меня за руку, Вера пошла в сарай. Здесь находилась одна из немногих еще уцелевших в селе коров. — Ложитесь в кормушку и молчите! — скомандовала учительница.
В ту же минуту в сарае появилась Мария. И сразу, громко ворча на корову, они втолкнули меня в кормушку и сверху присыпали свежим сеном.
В сарай зашел часовой. Подсвечивая фонариком по всему помещению, выгнал оттуда учительниц, видно, заподозрив недоброе. А я лежал не дыша и, когда часовой фонариком провел мельком по кормушке, которую на мое счастье, корова закрыла собой, понял, что спасен.
Из сена я вылез только после ухода немца. В нерешительности притаившись возле двери, услышал, как кто-то подошел к сараю и тихо проговорил:
— Товарищ, сюда!
— Я тут, рядом.
— Ну тогда беритесь за руку — и за мной!
Тихо, незаметно мы вышли через калитку и направились вдоль села.
— Наше счастье, что часовой ушел с поста. Мы ему дали яиц и водки — это они любят, — сообщила Вера.
— Но куда мы идем? — спросил я.
— Теперь вы в безопасности. Скоро будем в надежном месте… Ведь все время ждали вас. Знали, что должны к нам явиться, и хотели предупредить, что в школе немцы. А сегодня вот прозевали, — пояснила Шура и вместе с Верой убежала куда-то во двор рядом стоявшего дома.
Через несколько минут мы вошли туда. Встретил нас уже немолодой, седеющий одноногий мужчина.
— Иван Александрович Грений, — представился он и предупредил: — Времени у нас мало, а сделать до прихода немца квартиранта надо много. Поэтому вы, девчата, по домам, вас могут хватиться. Здесь пока не нужны — только лишний шум…
Я успел спросить у учительниц, пришел ли кто из наших, бежавших, и мне рассказали, что появился только один — Михаилом зовут, что находится он в надежном месте, куда и меня должны перевести. А сколько всего бежало — толком не знают. Немцы распространили слух, что всех пытавшихся вырваться из плена расстреляли, будто они уже и похоронены: девушки сами видели шесть могил на берегу Буга…
Да, невеселые были вести. В том, что удалось вырваться семерке наших, я не сомневался. Но черная мысль мелькнула: «Неужели шестерых схватили и они уже в могилах?..»
Когда девушки ушли, хозяин дома, Иван Александрович, поглядев на меня внимательно, сказал:
— Будешь моим старшим братом. А приехал из далекого села в гости… Давай-ка сбрасывай все, что на тебе есть, да полезай в печь, вымойся, приведи в порядок лохматую бороду, волосы. Похоже, что ты не такой уж и старый, как кажешься.
Вскоре я вымылся, побрился, оделся в приготовленную, несколько великоватую по размеру одежду, и тут жена Ивана Александровича с усмешкой сказала:
— Ты, Иван, хочешь ему быть братом, а подывись — он в сыновья тебе годится.
Вглядевшись в меня и подумав, хозяин переменил решение:
— Да, братом не подходишь. Совсем молодой. Ну, племянником сойдешь, и тоже в гостях.
Я согласился на племянника и обещал помогать в сапожном деле. Иван Александрович оказался по профессии сапожником и был не местным жителем, а поселившимся здесь в начале войны беженцем. В гражданскую войну он партизанил. Не рассчитывая на снисхождение фашистов, с началом оккупации Украины сменил местожительство.
За ужином Иван Александрович поспешно объяснил мне обстановку в селе после нашего побега, сказал, что спать я буду на полу, рядом с кроватью немецкого фельдфебеля-квартиранта, который где-то постоянно дежурил и ночевать приходил поздно. Такая перспектива не вызвала во мне особого восторга. Спать рядом с немцем! И я на всякий случай прикинул, как выскочу при необходимости в окно.
Мы договорились, что завтра же я обязательно посмотрю на могилы, которые фашисты сделали у Буга, а может быть, увижу и своих товарищей, которые остались в застенках. По словам Ивана Александровича, на следующий день после нашего побега для наказания всех их завели в реку Буг, местами уже покрытую тонкой коркой льда, и держали в воде целых полчаса. Жестокое, бесчеловечное истязание. Многие пленные, простудившиеся в реке, умерли потом по дороге в Германию…
А по поводу якобы расстрелянных летчиков местные жители говорили разное и не верили в реальность могил. Дело в том, что наряды немецких патрулей и полицаев рыскали по всем селам, в развешанных объявлениях обещалась большая сумма денег за поимку летчика-беглеца, а тем, кто его укроет, грозил расстрел на месте.
Мы засиделись за ужином. Уже пришел квартирант. Пока Иван Александрович открывал калитку, я вроде бы улегся спать, ожидая, что же будет дальше.
В комнату вошел здоровенный фельдфебель с автоматом за плечом и пистолетом на ремне — по коже пробежали предательские мурашки. Сжавшись, как пружина, я беспрестанно строил в голове самые невероятные планы на случай возможного отступления. Но немец был в хорошем настроении, поужинал и лег спать, предусмотрительно положив пистолет под подушку, а автомат беспечно повесив на спинку кровати (кровать его стояла в метре от меня). Несколько успокоившись, давно желанным сном уснул и я.
Утром пришли учительницы и сообщили, что сегодня же вечером мне нужно уходить — предполагается повальный обыск: кто-то видел, как в село приходили бежавшие летчики. Вечером, прежде чем идти в предназначенное место, я все же уговорил девчат осмотреть могилы — они были в трех километрах от Ястребиново.
Трудно передать состояние, когда видишь собственный похоронный холмик, пусть и поддельный… Сделан он был по-настоящему, с немецкой аккуратностью. Рядом же, на бугре, томились в застенках мои товарищи, которых вдобавок к зверскому наказанию в ледяной воде неделю морили голодом. Уходя, я мысленно поклялся предпринять все возможное, чтобы освободить пленных друзей, рассчитывая на помощь подполья, но через несколько дней их увезли в Германию…
Мы выбрались за село и долго шли вдоль железнодорожных путей. Уже далеко позади остались Контакузинка и Ястребиново.
— Куда же мы все-таки идем? — не выдержав, спросил я у Веры и Шуры.
— Да уж совсем рядом. Временно вы будете скрываться у обходчика путей Степана Чернобая, который живет с семьей в придорожном доме.
Фамилию Чернобай я где-то недавно слышал, по уже все события переплелись…
И вот около дома нас встретил, придерживая злую собаку, сам хозяин. Степан Петрович Чернобай, человек высокого роста, крепкого телосложения, средних лет, держался, как и вся его семья, несколько настороженно. Мы хорошо понимали, какую опасность для них таило паше присутствие в доме и какую ответственность брал на себя хозяин. Скрывать бежавших летчиков, да не только скрывать, но и кормить!.. Я увидел двух девочек-подростков.