— Конечно. Я с удовольствием полежу. Давно не приходилось. — Я поблагодарил ее, а сам подумал, что без Гвина валяться в постели будет скучно. А если придет Гвин, то как же не говорить о Камланне? — Одна просьба… Вы не могли бы попросить священника, чтобы он меня причастил? Гвин, помнится, хорошо отозвался об отце Гилле.
— Я обязательно поговорю с отцом Карнедиром, когда он закончит с уроками. Сестра Телери зайдет попозже. Она расскажет о состоянии вашей подруги. Вам же это важно, не так ли? Заодно поговорите о том, чтобы она тоже причастилась. Передайте сестре Телери, что я, Элидан, поговорю со священником... Эй, что с тобой? В чем дело?
Элидан! Вот оно что!
Милорд столько лет искал ее, а нашел-то я! Она, конечно, она, без всякого сомнения. Если она принесла обеты после рождения Гвина или незадолго до его рождения, значит, прошло немногим больше восьми лет! И время сходится! Но тогда Гвин — сын лорда Гавейна! Вот как Бран узнал об их секрете. О, Боже!
— Леди, — хриплым от волнения голосом обратился я к ней, — мне приходилось слышать ваше имя раньше.
Слова мои поразили ее. Однако женщина быстро справилась с собой.
— В моем имени нет ничего особенного, так что едва ли ты слышал именно обо мне. Ничем таким я не прославилась, просто одна из сестер аббатства Святой Елены.
— Да, конечно, просто одна из сестер… только отца вашего звали король Кау, а ваш брат был королем Эбраука.
Ее лицо застыло.
— Это вздор! — заявила она решительно. — Ты говоришь о ком-то другом.
— Леди, у вас северный акцент, речь Гвинеда другая. Вы же принесли обеты, так почему вы отрицаете, что вы — Элидан, дочь Кау?
Она поспешно поставила поднос, наверное, чтобы не выронить его.
— Хорошо. Ты прав. — Она выпрямилась, став еще выше ростом, хотя и без того никто бы не назвал ее маленькой. Теперь передо мной стояла женщина явно благородного происхождения. — Да, я — Элидан, дочь короля Кау. Но я отреклась от мира и мирских дел и... у меня есть враги. Надеюсь, ты не выдашь меня.
— До целого мира и мне нет дела. Но своему милорду я обязан буду рассказать.
— Своему милорду? Скажи, кто твой господин?
— Лорд Гавейн ап Лот. Он искал вас, леди, долго искал.
— Нет! — вскрикнула она. — Боже мой, нет! Я поклялась, что до самой смерти больше не увижу его! Ты... Слушай! Это он обманул меня, солгал мне, нарушил клятву, убил моего брата, опозорил меня и мой дом. Ты скажешь ему, что я не нарушу своей клятвы!
Ее ужас и гнев лишили меня дара речи. А потом я вдруг подумал, что будь на моем месте лорд Гавейн, он встал бы перед ней на колени и покорно слушал то, что она говорит. И я рассердился!
— Он плохо поступил с вами, леди, — сказал я, — но не так плохо, как вы хотите представить. Если двое людей ссорятся, то у каждого из них своя правда. В вашем бесчестье вашей вины не меньше, чем его.
Никакой страсти в ее лице не осталось и в помине. Она холодно посмотрела на меня.
— Я забылась. Конечно, ты только его слуга. Конечно, ты слышал от него какую-нибудь красивую историю, и там виновна только я. Но все было не так...
— Да, он кое-что рассказывал мне. Но винил при этом лишь себя. Но он никогда не говорил, что взял вас силой.
— Значит, меня считают шлюхой? Так и в Каэр-Эбрауке говорили. Только брат был добрее: он считал, что меня околдовали.
— Леди, вы же умная женщина! И вы знаете, что никакого колдовства не было. А если и вы считали его тогда колдуном, то ваш поступок еще хуже.
— Но он же такой красавец! — вырвалось у нее. Впрочем, она тут же сообразила, как это прозвучало, и прижала ладонь к губам. Подумала и гневно взглянула на меня, словно обожгла. — Да, именно это я и сказала. Он был благородным славным воином. О нем говорила вся Британия. А ведь мы с ним почти ровесники! Все девушки в Каэр-Эбрауке начинали вздыхать при одном упоминании его имени. Но он смотрел только на меня, как будто я для него значила больше, чем весь мир. О, Боже! Да не нуждался он ни в каком колдовстве. Достаточно было его глаз, его слов. Он мог забирать меня всю вместе с моей душой. Ни в чем я не могла отказать ему. Только для него это ничего не значило. Он получил то, что хотел, поклялся мне и уехал. А потом нарушил клятву и убил моего брата. Он просто использовал меня. Но только и моя семья не менее родовита! Больше меня никто не использует. А он… он заслуживает смерти!
Слова были резкими, голос жестким, а глаза — совсем больные. Я вспомнил слова Императора Артура о том, что такая не простит.
— Леди, — беспомощно проговорил я, — милорд чуть не покончил с собой, оставив вас. Нет, мне он ничего такого не говорил. Но мы с ним встретились, когда он искал вас по всей Британии, один, зимой. Искал только за тем, чтобы вымолить у вас прощение.
С минуту она недоверчиво смотрела на меня.
— У меня? Прощения? — Она прижала руки к груди. — Как это? Нет. Как он может ожидать от меня прощения? Я не настолько слаба, чтобы упасть ему на грудь, как только он позовет меня. Он что же, думает, я скажу ему: «Ладно. Что было, то было. Пожалуй, я выйду за тебя замуж». Он же хотел жениться на мне. Это после того, как убил моего брата! Надо мне было умереть в тот самый миг, как я увидела его, на огромном белом коне, на дороге к Ллис-Эбраук, в свете заходящего солнца. И пусть я действительно умру, когда снова увижу его. Вот тогда он и получит мое «прощение».
— Но он же горько раскаивается! — завопил я. — Во имя Христа! Гвин же — его сын!
Она так посмотрела на меня, что меня сковал мороз.
— Только не Гвин, — произнесла она совершенно ровным голосом. — Гвин — мой сын. Ребенка он не получит! Я не позволю Гвину вырасти воином в какой-нибудь крепости на собственную погибель. Я буду сражаться с твоим Гавейном голыми руками, пусть только попробует забрать у меня Гвина!
— Понимаю. Вы бы предпочли, чтобы монахини звали его ублюдком! — Мне захотелось встать, чтобы говорить с ней на равных, лицом к лицу.
— Да, тысячу раз да! «Ублюдок» — гораздо лучше «воина»! Ты дурак, если еще не понял, насколько жесток и опасен этот мир. Так вот, пока земля держит меня, пока небо не рухнуло на меня, пока море не поглотило меня, не видать ему своего сына!
Стоило лишь словам клятвы прозвучать в маленькой келье, как дверь распахнулась и влетела сестра Телери. Она застыла в дверном проеме, переводя взгляд с меня на свою помощницу. Потом решительно подошла ко мне и толкнула обратно на постель.
— Ты! Сиди и молчи! — приказала она. — Еще не хватало орать на тех, кто тебя лечит. А ты, Элидан? Что здесь у вас происходит?
Элидан глубоко вздохнула, почти всхлипнула, и покачала головой.
— Он... он слуга... отца Гвина.
Брови Телери взлетели вверх, и она посмотрела на меня с удивлением.
— Что, в самом деле?
— И он говорит, что его господин меня ищет.
— Так и есть, — сказал я. Здравый смысл постепенно возвращался ко мне, и я сообразил, что меня запросто могут выставить отсюда. Но я-то — ладно, а как быть с Эйвлин? А еще я понял, что у леди Элидан были причины опасаться правды о своем происхождении. Да, язык стоило попридержать. Но что уж теперь!
— Я и в самом деле его слуга. Только милорд не так виноват в этом деле, как говорит леди. Он горько раскаивается в том, что случилось между ними. Я рассказал ей, как он искал ее по всей Британии среди зимы только для того, чтобы попросить прощения. Могу поклясться, он не причинит ей вреда, и тем более монастырю не будет от него никакого ущерба.
— М-да, — промолвила сестра Телери. — Шататься по стране в середине зимы — наказание суровое для любого человека. Но это к делу не относится. Знаешь, Элидан, мне как-то все равно, чей он слуга. Он болен, а наша задача — лечить больных. И мы будем его лечить, даже если он приведет сюда своего господина.
— Я боюсь за сына, — сдерживая слезы, сказала леди Элидан.
— Да… твой сын… — сестра Телери нахмурилась. — Да причем тут твой сын?! Ты что, хочешь сказать, что мы должны выгнать этого побитого детину, чтобы он умер в канаве?
Леди Элидан покраснела.
— Нет, я не собираюсь мстить слугам. Но, послушай, Рис ап Сион, ты все-таки обязан нам за то, что мы подобрали тебя и лечим. Поклянись, что не станешь называть мое имя своему господину, когда увидишь его снова. Поклянись, если надеешься на помощь для себя и своей подруги.
— Зачем мне клясться? Милорд Гавейн все равно будет продолжать поиски.
— Что? — глаза сестры Телери округлились. — Что ты сказал? Как зовут твоего господина?
— Его имя — лорд Гавейн ап Лот.
Элидан отвернулась и подошла к окну. Там она ухватилась за подоконник, и я заметил, как побелели ее пальцы — с такой силой она вцепилась в дерево.
— Сестра, ты никогда не называла мне имени своего любовника! — сестра Телери выглядела растерянной. — Ты никогда не говорила, что он племянник Императора.
— Как-то к слову не пришлось, — усталым голосом ответила леди Элидан. — Я опасалась, что сестры, если узнают, не примут меня. Если у меня такие враги…
— Да что ты ерунду городишь! Будь твоим возлюбленным хоть сам Император, монастырь не может отказать тебе в помощи. Мне, конечно, твои опасения понятны. Такому человеку ничего не стоит привести сюда целую армию и забрать тебя. Просить у нашего короля защиты, все равно что просить лису защитить нас от дракона!
— Лорд Гавейн никогда бы такого не сделал, — я посчитал себя обязанным вклиниться в их разговор.
— Да, — как-то жалобно возразила леди Элидан, — однажды я уже поверила, что Гавейн никогда не нарушит клятву. Да только я ошибалась. И вот мой брат мертв. Теперь уж я не знаю, чего от него ждать. Вернись я в свой клан, к своему сводному брату Эргириаду, Гавейн был бы только доволен, что дело так удачно обернулось для него. Наверное, он и в самом деле надумал бы жениться на мне. Да только я не хочу! Не могу его простить! — леди Элидан почти кричала. — Я не могу пасть так низко!