– Или, быть может, кто-то из гостей просто опаздывает? – уточнила я на всякий случай.
Прежде чем ответить, миссис Ярвуд переглянулась с Максом и печально улыбнулась.
– Нет, он не опаздывает. Можешь убирать, дорогая, – сказала она. – Это место Остина, моего пятого сына. Он… умер несколько лет назад, но я продолжаю накрывать для него, когда мы собираемся вместе. По праздникам, когда вся семья собирается в моем доме в Вашингтоне, я иногда приглашаю кого-то, кто нуждается в горячей пище, из нашего церковного прихода, а если нет – его место остается свободным.
Я сглотнула.
– Это очень… трогательно.
Миссис Ярвуд снова улыбнулась.
– Я рада, что ты так думаешь. Когда-то кое-кто из моих сыновей считал, что это жутковатая традиция, но со временем они поняли. Поняли и смирились. Теперь они иногда дразнят меня – мол, я любила Остина больше, чем их отца, потому что для него я никогда не ставила прибора, но… Так уж сложилось.
После того как мы убрали со стола и загрузили посуду в посудомоечную машину, Кэссиди предложила мне посидеть у камина на задней террасе, и я согласилась. Вечер был чудный, и хотя воздух все еще был довольно прохладным, в нем уже чувствовалось приближение настоящей весны.
Вскоре в камине уже весело пылали дрова. Женщины полукругом расселись перед огнем, а мужчины вышли на лужайку, чтобы немного побросать футбольный мяч. Вскоре, однако, эта невинная забава превратилась в полноценный футбольный матч с захватами, схватками и падениями.
Миссис Ярвуд, наблюдавшая за сыновьями, неодобрительно покачала головой.
– Они ведут себя так, словно им все еще по двенадцать, – заметила она.
– Только теперь их синяки и ушибы болят намного дольше, чем раньше, – отозвалась Кэссиди. – Тейт, к примеру, так и не признался мне, что после свалки, которую они устроили на Пасху, ему пришлось обращаться к мануальному терапевту, чтобы тот вправил ему пару позвонков.
– А мой Люк целый месяц носил наколенник, – добавила жена другого брата.
– На Рождество Уилл вывихнул локоть, – рассмеялась жена третьего. – Макс, похоже, единственный, кто после семейных праздников остается более или менее в строю. Впрочем, это и неудивительно – ведь он самый младший, к тому же он зарабатывает как раз тем, что позволяет впечатывать себя в стены.
– Кстати, о заработке, – снова заговорила Кэссиди. – Да будет вам известно, что Джорджия – основатель и владелец компании, которая продает «вечные» цветы. Вы все их видели – они уже несколько месяцев стоят на столе у меня в гостиной. Их прислал мне Макс.
– Ах вот, значит, как вы познакомились? – спросила жена Люка.
Я покачала головой.
– Он послал Кэссиди букет задолго до того, как мы встретились.
– А как вы встретились? – поинтересовалась миссис Ярвуд.
– Ну… – Я на секунду замялась. – Это было что-то вроде свидания вслепую.
Одна из женщин фыркнула.
– Правда? Макс опустился до свиданий вслепую? Мы тут из кожи вон лезем, стараемся познакомить его с лучшими девушками, а он…
– Это довольно интересная история, – сказала я. Почему-то мне захотелось оправдать Макса в глазах многочисленных невесток. – Это я отправилась на свидание вслепую, причем встретиться мне предстояло вовсе не с ним. Макс просто увидел меня в баре и подошел, а я решила, что он и есть тот парень, с которым я встречаюсь. Все открылось, когда появился мой настоящий… кавалер.
Все рассмеялись, а Кэссиди сказала:
– Вот это больше похоже на нашего Макса!
Звучный шлепок и кряхтенье снова заставили нас обратить внимание на лужайку, где возились мужчины. Двое из них валялись на земле, а Макс и Тейт с торжеством хлопали друг друга по ладоням. Игра продолжалась всего десять или пятнадцать минут, однако братья успели взмокнуть, а их одежда покрылась зелеными травяными пятнами. Пока я смотрела, Макс задрал подол рубашки, чтобы вытереть пот со лба, и мне внезапно тоже стало жарко, хотя я и сидела достаточно далеко от камина.
Черт! Какое восхитительное тело! Я еще никогда не видела столь четкого рельефа мышц живота у настоящего, реального человека – киногерои не в счет. Да, большинство мужчин, с которыми я когда-либо встречалась, были в хорошей физической форме, однако теперь мне стало ясно: существует громадная разница между человеком, который регулярно занимается фитнесом, и профессиональным спортсменом. Каждая мышца на груди и животе Макса была столь выпуклой и четко обрисованной, что его тело казалось высеченным из мрамора античным скульптором. «Вот бы впиться в это тело ногтями и посмотреть, какой будет его реакция», – подумала я и почувствовала, как во рту мигом пересохло. Машинально я провела языком по нижней губе, и (должно быть, по закону подлости) именно в этот момент Макс посмотрел на меня. В следующую секунду его лицо расплылось в дьявольской ухмылке, и я невольно подумала, что он, похоже, прочел мои мысли. Смутившись, я постаралась улыбнуться как можно небрежнее, но что-то подсказывало мне, что мое представление не достигло цели.
Спустя часа полтора мы засобирались в обратный путь. На дорожку я решила заглянуть в туалет. Когда я вышла, Макс и его мать были в кухне одни. Меня они не заметили, и я успела уловить несколько сказанных ими фраз:
– Она мне нравится. Надеюсь, она знает?
– Давай поговорим об этом в другой раз, мам…
Миссис Ярвуд нахмурилась.
– Но Макс…
Он поднял голову и заметил в коридоре меня.
– А вот и Джорджия. Было приятно повидать тебя, мама. Позвоню на следующей неделе.
– Ладно. – Она улыбнулась и посмотрела на меня. – Ты для нас словно глоток свежего воздуха, Джорджия. Надеюсь, мы скоро увидимся.
– Я тоже.
На прощанье миссис Ярвуд крепко меня обняла. Еще в течение четверти часа мы прощались с остальными, причем Максу пришлось чуть ли не силой отнимать Четырку у племянниц. Девочки готовы были расплакаться, и он пообещал им, что захватит пса с собой, когда приедет в Бостон на очередную игру.
Когда мы снова оказались в лимузине, я с облегчением выдохнула, и Макс лукаво посмотрел на меня.
– Что, неужели все было так плохо?
– Вовсе нет. Напротив, я получила огромное удовольствие, только… Нелегко оказаться в такой большой компании незнакомых людей. Сама я была единственным ребенком, поэтому на наших семейных вечерах обычно не бывает никого, кроме мамы и меня. Единственная мамина сестра живет в Аризоне, и мы видим ее не чаще раза в год. Ну, иногда приходит мамина подруга Фрэнни, о которой ты уже слышал, но это получается уже не совсем семейное сборище… Но ты не думай, я прекрасно провела время, хотя был один непростой момент… ну, когда твои племянницы едва не расплакались из-за того, что ты увозишь Четырку. Они немного успокоились, только когда ты пообещал, что привезешь его с собой на игру.
– Кончится тем, что меня оштрафуют за то, что я вожу собак на самолете команды, – проворчал Макс. – Но лучше так, чем заставлять девочек плакать. Слава богу, что у меня нет сестер: я не выношу женских слез. Кери – ну, та женщина, с которой я встречался два года назад, – заплакала, когда я сказал, что хочу положить конец нашим отношениям. Пришлось подарить ей мой автомобиль.
Я рассмеялась, но Макс остался серьезен.
– Ты ведь пошутил, правда?
Он покачал головой.
– Вовсе нет. Но она, по крайней мере, перестала плакать.
– Ну и ну… О’кей, ладно – буду иметь это в виду, если мне вдруг что-то от тебя понадобится.
Макс с нежностью посмотрел на меня.
– Даю слово: чего бы ты от меня ни захотела, ты это получишь. И для этого тебе не обязательно плакать – достаточно будет только сказать.
От этих слов у меня внутри вдруг поднялась жаркая волна. Мне даже захотелось положить голову ему на плечо, и на этот раз я не стала себя сдерживать. Остаток пути до аэропорта мы в основном молчали, но в этом молчании не было никакой неловкости, скорее наоборот – так могут молчать люди, которые понимают друг друга без слов.
В самолете мы сидели не рядом, а друг напротив друга, и Макс показал на большой синяк у меня на лодыжке.
– А это у тебя откуда?
– Ударилась о ванну. Я как раз мыла голову, когда ко мне пришла одна идея, и я слишком торопилась ее записать. Стала вылезать и… Между прочим, такой же синяк у меня на бедре.
– Ты всегда так неосторожно выскакиваешь из ванны? – весело удивился Макс.
Я вздохнула.
– Достаточно часто. Не знаю почему, но я чаще всего вспоминаю о делах, которые не сделала на работе, именно когда лежу в ванне. Или стою под душем. Иногда я могу часами сидеть за столом, и – ничего, но стоит мне оказаться в воде, как в голову начинают одна за другой приходить блестящие идеи. А с тобой такое бывает?
– Нет. Обычно я просто включаю музыку и наслаждаюсь свободным временем.
– А вот я так не умею.
Макс улыбнулся.
– Я вижу, пока вы сидели на террасе, моя мать и невестки успели просветить тебя насчет моей испорченности.
– Ты имеешь в виду историю о том, как вы с братом сломали пополам новогоднюю елку Кэсс?
Макс опустил голову с крайне покаянным видом.
– Это получилось случайно. Кроме того, мы купили ей новую… правда, она выглядела довольно облезлой, поскольку был канун Рождества и все хорошие елки давно раскупили. Тот год вообще выдался дерьмовым… Ты знаешь историю об украденных подарках?
Я нахмурилась, припоминая.
– Кто-то украл рождественские подарки?
Он кивнул.
– С тех пор как мама стала постоянно ходить в церковь, она регулярно приглашает на праздники посторонних людей. Раньше, когда все мы собирались в ее доме в Вашингтоне, это были в основном люди, хорошо известные местной церковной общине, так что никаких проблем не возникало. Но несколько лет назад мы начали встречать Рождество у Тейта и Кэсс, потому что они пока единственные из нас, у кого есть дети. В один из годов, накануне Рождества, мама отправилась в ближайшую церковь и вернулась с какой-то женщиной, которую она там встретила. Не подумай, что я ханжа, но эта женщина выглядела как законченная наркоманка… Помню, я обратил внимание, что она постоянно чесала руки и не смотрела в глаза, когда с ней заговаривали. Но мама пригласила ее к столу, поэтому мы старались быть вежливыми. После ужина мы с братьями пошли в гараж, чтобы сложить в мешок игрушки, которые предназначались в подарок девочкам, а мама с невестками убирали со стола, мыли посуду и занимались другими домашними делами. Когда мы вернулись из гаража, я спросил, где эта странная тетка, но оказалось, что она исчезла, ни с кем не попрощавшись. И вместе с ней исчезла половина подарков, которые мы уже успели сложить под елкой.