Снова согласилась.
– Расскажи мне про твою сегодняшнюю фотосессию, – попросила я. – Ты, наверное, снимался для какого-нибудь спортивного журнала?
– Как бы не так… – Макс покачал головой. – Я снимался для рекламы нижнего белья. На пути сюда я позвонил своему агенту и сказал, что больше я в этом не участвую.
– Почему?
– Потому что перед съемкой меня заставили перетянуть мое хозяйство специальным бандажом на липучке.
– Зачем?
– Так поступают все манекенщики, рекламирующие мужские трусы. Наверное, это нужно, чтобы соответствующие органы больше оттопыривались. Но я отказался.
Я прижала ладонь к губам, скрывая улыбку.
– О господи! И что они на это сказали?
Макс пожал плечами.
– Ничего. Просто сделали снимки. Наверное, дело в том, что мое хозяйство и так достаточно большое.
– А когда будут показывать эту рекламу? Я бы с удовольствием посмотрела.
– В рекламной фирме, которая организовала съемку, обещали, что пришлют готовые материалы на утверждение уже через несколько дней. На этом настоял мой агент. Но если тебе действительно не терпится взглянуть на мой прибор, это можно устроить.
Я рассмеялась.
– Я спрашивала не из любопытства. То есть… не из любопытства к твоему прибору. Меня интересует деловая сторона вопроса. Может, ты согласишься сняться с букетом моих цветов и в обтягивающих белых трусиках. Правда, прежде чем принимать окончательное решение, мне нужно будет самой отсмотреть материалы.
Макс подмигнул.
– Отсмотреть материалы? Да хоть сейчас!
– Один раз тебя уже арестовывали за непристойное обнажение. Тебе мало?
– Тогда давай перенесем просмотр материалов в более укромное место.
Я допила вино. Отчего-то мне становилось все жарче и жарче, хотя на открытой площадке ресторана было довольно свежо.
– Расскажи мне лучше про хоккей. Меня всегда интересовало, как долго профессиональный хоккеист может играть на достаточно высоком уровне. Я знаю, что футболисты уходят из спорта молодыми, потому что в прессе и по телевизору постоянно восхищаются Томом Брейди, который все еще играет, хотя ему уже за сорок. А как в хоккее?
– Большинство игроков НХЛ завершают карьеру лет в двадцать девять – тридцать.
– Что ты говоришь! Но ведь это как раз твой возраст!
– Лучше не напоминай мне об этом.
– Но ведь в тридцать лет человек еще очень молод и полон сил.
– Игроки уходят на покой не потому, что они этого хотят. Хоккей – очень жесткий вид спорта, который влияет на состояние организма. Переломы, ушибы, растяжения связок, повреждения суставов – все это вынуждает игроков вешать коньки на гвоздь. Да, в истории было несколько суперзвезд, которые играли почти до сорока лет. Горди Хоу, к примеру, оставил хоккей, когда ему было пятьдесят два, но это, безусловно, исключение из правил.
– А что потом? Если в тридцать лет хоккеист уходит из спорта, что он делает потом?
– Кое-кто остается в бизнесе – становится тренером, комментатором, инструктором и так далее. Кто-то подается в коммерцию. Крупные компании с удовольствием берут к себе в штат известных игроков, чтобы они рекламировали их продукцию. Многие бывшие игроки открывают свое дело. Они с самого начала знают, что в тридцать им придется уйти, поэтому копят деньги, чтобы иметь стартовый капитал. Я знаю парней, которые открывают свои фитнес-клубы, рестораны, становятся автодилерами и так далее. Возможностей на самом деле довольно много.
– Ну а ты что будешь делать, когда уйдешь? У тебя уже есть план?
– Я бы предпочел не расставаться с хоккеем и одновременно открыть свой бизнес. Мой брат Остин был очень талантливым столяром – совсем как наш отец, всю жизнь проработавший с деревом. Ты знаешь детские строительные конструкторы «Хижина Линкольна»?
– Что-то такое помню… Кажется, это такие наборы деревянных деталей, из которых можно было строить маленькие домики.
– Все верно. В детстве мой брат их просто обожал. Он был повернут на строительстве. Когда ему было лет десять, Остин с отцом сделали набор деталей по типу «Хижины Линкольна», только большой. Из этого набора мы с братьями строили у нас во дворе крепости и дома почти в натуральную величину. Когда мы подросли, Остин задумал открыть собственный бизнес по производству таких крупных наборов. Вся фишка была в простоте соединений. Еще за два года до того, как он поступил в колледж, Остин разработал универсальный комплект деталей и сделал чертежи почти пятидесяти разных зданий и сооружений, которые можно было из него построить. Там было все – от садовых качелей до форта в стиле Дикого Запада или крошечного двухэтажного домика для детских игр. Дети любят строить, и такой набор мог бы им понравиться. Ведь это так увлекательно – построить своими руками что-то, с чем можно играть, а если это что-то тебе надоело, его всегда можно разобрать, чтобы построить другое.
– По-моему, вполне жизнеспособная бизнес-идея, – сказала я, и Макс кивнул.
– Остин был головастым парнем – в колледже он специализировался одновременно на архитектуре и на строительных технологиях. У меня сохранились его чертежи, наброски, опытные образцы. К сожалению, он так и не увидел, как его идеи воплощаются в жизнь, так что я надеюсь: мне удастся довести до конца то, что не доделал мой брат.
– Мне кажется, – медленно проговорила я, – это очень благородная цель – почтить память брата, осуществив его замыслы и мечты.
Официантка принесла нашу еду. Мы заказали жаренного на гриле морского окуня и ризотто по-милански со спаржей и креветками. При виде стоящих на столе тарелок у меня потекли слюнки.
– Выглядит вкусно, – сказала я, когда Макс придвинул мне мою порцию. – Кстати, эта еда напомнила мне еще один пункт в моем списке. Я хотела бы подыскать себе такое хобби, которое включало бы физические упражнения, потому что я терпеть не могу ходить в фитнес-зал. Чтобы поддерживать себя в форме, я бегаю – и ем что хочу, но мне кажется, я могла бы найти что-нибудь более увлекательное. Мэгги, к примеру, занимается скалолазанием, правда, в закрытых помещениях. Ей очень нравится, но я не уверена, что мне бы это подошло. Должно же существовать что-то, что сжигало бы калории достаточно эффективно и при этом было поинтереснее нудного бега по парковым дорожкам.
– Я знаю несколько очень приятных способов сжигать калории, – заметил Макс и потешно зашевелил бровями.
Я рассмеялась.
– Кажется, я догадываюсь, что ты имеешь в виду.
– И ты, как всегда, права. Ну а если серьезно, то это как раз по моей части… Я всегда хотел попробовать новый вид тренировок. Знаешь, я скажу тебе одну вещь, только ты не смейся…
– Какую?
– Там, где я живу, есть студия аэройоги. Люди занимаются там йогой на полотняных петлях или в гамаках. Я сам видел это в окно, и мне захотелось попробовать.
– Почему же не попробовал?
Макс пожал плечами.
– Наверное, мне не хотелось выставлять себя на посмешище. Я хорошо подготовлен физически, но гибкость – не моя сильная сторона. К тому же, если об этом пронюхают парни из команды, мне не отмыться до конца жизни. – Поймав мой скептический взгляд, Макс несколько раз кивнул. – Правда-правда! У одного из моих товарищей по команде есть дочь, которая ходит на занятия «Балет с мамой». У них там должно было быть что-то вроде отчетного выступления в большом зале, и вот аккурат перед генеральной репетицией его жена подхватила грипп. Юрию пришлось пойти на репетицию вместо нее, чтобы его дочь могла как следует подготовиться. Как и следовало ожидать, фотографии с репетиции попали в интернет, поэтому уже через пару дней вся команда – включая меня – заявилась на тренировку в балетных пачках. Конечно, мы вели себя как последние придурки, но… С тех пор к Юрию Соколову прилипла кличка Балерун.
– Красавчик Ярвуд все же лучше, чем Балерун, – рассмеялась я.
В течение следующих полутора или двух часов мы допили вино и прикончили десерт. Макс как раз подписывал чек, когда у меня в сумочке завибрировал телефон. Звонок от Мэгги я пропустила, но, увидев на экране несколько ее сообщений, решила убедиться, что на работе все в порядке. Первое сообщение было отправлено незадолго до того, как в семь часов я пришла в ресторан.
Мэгги: Просто хотела убедиться, что ты не передумала.
Сообщение, поступившее час спустя, гласило:
Мэгги: Надеюсь, ты получаешь удовольствие с Максом, а не просто игнорируешь меня, сидя у себя дома перед телевизором с упаковкой бананово-шоколадного мороженого. Кстати, мне что-то захотелось мороженого…
Третье сообщение было более пространным.
Мэгги: Кажется, я начинаю всерьез беспокоиться. Вот уже три часа, как от тебя нет никаких известий. Насколько мне известно, ты так долго не проверяешь телефон, только когда дрыхнешь. Но лучше бы тебе не спать, подруга, потому что моя месть будет ужасной! Только не сегодня! Я возлагала на сегодняшний вечер очень большие надежды, и мне не хотелось бы, чтобы ты меня разочаровала. А может, мне пора начинать беспокоиться?.. Что, если мистер Серебряные Коньки оказался маньяком и ты лежишь сейчас где-нибудь в парке с разрубленной головой? Это было бы некстати – особенно для меня. Терпеть не могу заводить новых друзей. В общем, не тяни кота и напиши мне как можно скорее, чтобы я знала, что ты жива-здорова.
Последнее сообщение пришло десять минут назад.
Мэгги: Покойся с миром, Джорджия Дилейни. А лучше ответь мне НЕМЕДЛЕННО, пока я не отправилась на поиски твоего тела!
– Блин! – пробормотала я.
– Что-то случилось? – поинтересовался Макс.
– Нет, все в порядке, просто мне нужно ответить. Это Мэгги… Она хотела узнать, как у меня дела, а поскольку я не ответила сразу, она вообразила, что ты меня убил и закопал в парке под кустом. – Я покачала головой. – Как незаметно летит время! Кто бы мог подумать, что мы просидели здесь почти три часа? И за это время я ни разу не проверила телефон! Со мной такое редко случается. А точнее – никогда.