Наш офис находился всего в двух кварталах от метро, но я еле переставляла ноги. Мои внутренности стянуло словно тугим узлом, а Макс все не звонил, и с каждой минутой я чувствовала себя все более подавленной. Я совершенно не помнила, как шла по улице, натыкаясь на прохожих, как входила в вестибюль. В лифте телефон не ловил сигнал, и за эти короткие тридцать секунд я совершенно извелась – так сильно я боялась пропустить звонок Макса. Как только двери открылись, я пулей выскочила в коридор и сразу кинулась проверять телефон. Все так же не отрывая взгляда от экрана, я вошла в приемную и двинулась к дверям своего кабинета.
– Джорджия?
Голос показался мне знакомым, но я узнала говорящего, только когда обернулась.
– Тейт?
Увидев Тейта Ярвуда, я сначала испытала облегчение. Я была уверена, что он сможет рассказать мне, что случилось с Максом и как он себя чувствует, однако мое облегчение тотчас испарилось, когда я увидела, в каком он состоянии. Тейт был бледен, щеки ввалились, глаза были обведены темными кругами, а светлые волосы, которые обычно были аккуратно подстрижены и уложены, торчали в разные стороны, словно он пытался их вырвать. Одного взгляда на него оказалось достаточно, чтобы меня затошнило от страха.
– Мы можем поговорить?
– Что с Максом? С ним все в порядке?
Тейт нахмурился и покосился на секретаршу в приемной, которая смотрела прямо на нас.
– У тебя есть комната, где мы могли бы поговорить? – повторил он.
Я ответила не сразу, – сейчас я могла думать только о Максе, – но в конце концов взяла себя в руки и кивнула. Проведя Тейта в свой кабинет, я поплотнее закрыла дверь и повернулась к гостю.
– Что с Максом?
– Может, сначала присядем?
Я покачала головой.
– Ты меня пугаешь… Скажи мне наконец, что с ним?
Тейт прерывисто вздохнул.
– Сейчас его оперируют, но положение очень серьезное.
Комната закачалась у меня перед глазами, и я подумала, что сейчас потеряю сознание. Тейт был прав – мне следовало присесть. Прижимая обе руки к животу, я рухнула на кресло для посетителей.
– Что случилось?
– У Макса была аневризма. Давно. Она разорвалась.
– О боже! – Я прижала ладонь к губам. – Как у… у Остина? И у вашего отца?
Кивнув, Тейт сел напротив меня.
– Да. Аневризма передается по наследству. После того как у Остина нашли аневризму брюшной артерии, врач посоветовал нам всем пройти обследование. Максу не повезло – единственному из нас.
– Ты сказал, вы все прошли обследование, когда эту болезнь обнаружили у Остина. Значит, Макс знал про аневризму? Знал все эти десять лет?
Тейт кивнул.
– Да. В отличие от Остина, у Макса аневризма мозговой артерии, и расположена она в том отделе мозга, который контролирует двигательные навыки. Поэтому с самого начала существовала большая вероятность того, что в случае ее удаления хирургическим путем Макс не сможет играть в хоккей. – Тейт покачал головой. – Макс знал… А самое паршивое, что в течение этих десяти лет он ни разу не обращался к врачам и не проходил обследование. Только месяц назад Макс решился на повторную томографию, которая показала, что аневризма увеличилась. На прошлой неделе он записался на операцию. Его должны были оперировать во вторник, но аневризма разорвалась раньше – во время вчерашней игры. В последние несколько дней у Макса болела голова, но он списывал это на стресс. Сейчас врачи говорят, что это были угрожающие симптомы и что ему нужно было оперироваться немедленно.
– А операция… поможет?
– Врачи делают все возможное. Мне сказали, что первые двадцать четыре часа будут решающими. По их словам, существует примерно сорокапроцентная вероятность того, что Макс не… не выдержит, поскольку аневризма разорвалась сама. Но даже если он выживет, не исключены последствия – от нарушения двигательных функций до… до более серьезных.
Я резко встала.
– Ты сейчас едешь к нему? Я поеду с тобой.
– Я прилетел сюда из Лос-Анджелеса ночным рейсом, чтобы рассказать тебе о том, что случилось. Сейчас мне нужно возвращаться в аэропорт, чтобы лететь обратно.
– Ты прилетел в Нью-Йорк только для того, чтобы рассказать мне о Максе?
Тейт кивнул.
– Когда Макс решился на операцию, он взял с меня обещание, что я лично расскажу тебе обо всем, если… если с ним что-нибудь случится. Я думаю, он отважился на хирургическое вмешательство только из-за тебя.
– Из-за меня? Но ведь мы расстались и…
– Я в курсе. Операция пугала Макса тем, что в результате он мог – не обязательно, но со значительной долей вероятности – потерять то, что было ему дороже всего на свете: хоккей. С другой стороны, каждый раз, когда он выходил на площадку, его кровяное давление росло, что увеличивало опасность самопроизвольного разрыва аневризмы. А ему очень не хотелось, чтобы ты стала заложницей той непредсказуемой ситуации, в которой он оказался. Только потом Макс понял, что в его жизни появилось нечто, что он любит больше, чем хоккей. Это была ты. И тогда он решился на операцию, чтобы не потерять тебя.
По моим щекам потекли слезы.
– Я еду с тобой. Я должна быть рядом с Максом, когда он очнется после операции.
Тейт кивнул.
Мы уже ехали в аэропорт, когда моя секретарша Элли каким-то чудом нашла для меня билет на рейс до Лос-Анджелеса, которым возвращался в Калифорнию Тейт. Времени до отлета оставалось совсем мало, и после досмотра мы буквально бегом промчались через зал ожидания, чтобы успеть на посадку. В конце концов мы оба оказались на борту и только тогда смогли с облегчением вздохнуть: первая, самая легкая половина дела, была сделана.
Поскольку билет мне достался только потому, что кто-то неожиданно его вернул, Тейт и я сидели далеко друг от друга, но меня это не смущало. Мне хотелось побыть одной, чтобы как следует обдумать все, что я теперь знала. Едва ли не больше всего меня злило, что в свое время я не сумела сложить два и два. Ведь я же сама нашла у Макса талон на прием к неврологу, к тому же он так и не объяснил мне, почему он не хочет хотя бы попытаться продолжить наши отношения. Но теперь мне многое стало ясно. Макс знал, что, продолжая играть в хоккей, он подвергает себя смертельному риску каждый раз, когда оказывается на льду, и ему не хотелось, чтобы я страдала, если с ним случится самое худшее. Да, мне следовало догадаться гораздо раньше, что Макс старается от чего-то меня оградить. Насколько я успела его узнать, он был человеком решительным и упрямым, и хотя зачастую Макс мыслил излишне прямолинейно, внутреннего благородства и душевной красоты ему было не занимать. И сейчас, пока наш самолет летел на запад, я вдруг поймала себя на том, что не знаю, чего мне хочется больше: сказать Максу, что я его люблю, или наорать на него за то, что он не захотел мне довериться.
Оставалось надеяться, что мне представится шанс сделать и то, и другое.
Первым, кого я увидела, войдя в отделение интенсивной терапии, была мать Макса. Выражение ее лица было таким, что я встала как вкопанная.
– Джорджия? – Тейт пока не заметил матери, которая, бледная как привидение, замерла у ширмы, за которой угадывалась больничная кровать и какое-то медицинское оборудование. Он только увидел, что меня нет рядом, и обернулся. – Что случилось?
Не в силах издать ни звука, я только затрясла головой.
Тейт сделал пару шагов назад и взял меня за руку.
– Все в порядке. Операция закончилась. Теперь главное не спешить…
Проследив за моим взглядом, Тейт наконец-то увидел мать, и лицо его вытянулось.
– Черт! – Он нервным движением провел рукой по волосам – точь-в-точь как делал Макс. – Подожди-ка здесь минутку…
Я осталась стоять в центре отделения интенсивной терапии, а Тейт быстро подошел к матери. Едва увидев сына, миссис Ярвуд шагнула ему навстречу и, обхватив обеими руками за плечи, заплакала. Слезы покатились и по моему лицу. Макс не мог умереть, думала я в панике. Не мог!!!
Слегка отстранившись, Тейт о чем-то заговорил с матерью. На мгновение он обернулся в мою сторону, потом сказал еще что-то. Миссис Ярвуд кивнула и вытерла глаза платком, а Тейт, показав мне поднятый вертикально палец, скользнул за ширму. Когда спустя минуту он вернулся, лицо его было таким же бледным, как у матери. Я видела, как Тейт нервно сглотнул и сделал шаг в мою сторону. Я по-прежнему не двигалась; думаю, за все это время я вообще ни разу не пошевелилась.
Подойдя ко мне вплотную, Тейт резко выдохнул, надув щеки.
– Врачам пришлось ввести Макса в медикаментозную кому, – сказал он. – У него опухоль на мозге – это естественное осложнение после операции, однако они не смогли остановить ее развитие другим способом. Короче говоря, им пришлось его отключить, чтобы мозг быстрее восстанавливался. – Он усмехнулся, но без тени веселости. – Думаю, в этом есть смысл: с самого детства сладить с этим упрямцем можно было, только вырубив его к черту.
– Как… как долго они будут держать его в таком состоянии?
– Этого пока никто не может сказать.
Я перевела дух и вытерла глаза.
– Можно мне его увидеть?
– Он сейчас выглядит… не слишком хорошо. Лицо распухло, к тому же он подключен к десятку разных машин. Разумеется, ты можешь к нему войти, но… приготовься.
Я взглянула на ширму, за которой лежал мой любимый человек.
– Приготовиться? Как?
Тейт нахмурился.
– Если бы я знал!
Вместе мы подошли к миссис Ярвуд. Улыбнувшись, она обняла меня и крепко прижала к груди.
– Спасибо, что приехала, Джорджия.
– Разве я могла не приехать?
Она пристально посмотрела мне в глаза.
– Макс очень тебя любит.
Я грустно улыбнулась.
– У нас это взаимно.
– Хочешь, я пойду с тобой? – спросил Тейт.
Я отрицательно качнула головой.
– Просто дай мне минутку…
– Можешь не спешить, милая… – Миссис Ярвуд погладила меня по спине.
Я сделала несколько глубоких вдохов, кивнула и решительно шагнула за ширму.