После этого Меккинс стал рассказывать ей «новости», так или иначе относящиеся к Кроту Камня. Причина успеха историй о Кроте Камня среди обитателей Данктона была достаточно простой: все кроты уповали на чудо — и вот к ним явился Крот Камня. Система ожидала пришествия спасителя, который смог бы избавить ее от Мандрейка, и дождалась. Сломай ветер ветвь — все решали, что это сделал Крот Камня; оставь барсук след на влажной почве, его тут же приписывали Кроту Камня; устрой ласки кровавую свару, героем ее опять-таки становился Крот Камня!
Меккинс и Ребекка всегда смеялись над подобными толками. Вообще-то Ребекка и рада была бы им поверить, но ведь все последнее время ее наставником был такой закоренелый скептик, как Меккинс.
Однако кое-что в этой истории поражало и самого Меккинса. Всего за несколько дней до прибытия Ру в системе произошло значительное событие. Однажды ночью над Вестсайдом, а точнее, над той его частью, что примыкает к лугам, стали раздаваться пронзительные крики и какой-то таинственный рев — можно было подумать, что там сошлись в смертельной схватке два заклятых врага. Звуки сражения перебудили всех тамошних кротов, поспешивших забиться в самые дальние норы.
В конце концов, незадолго до рассвета, эти звуки внезапно затихли. Какой-то отважный вестсайдец, туннели которого находились неподалеку от поля боя, выглянул из своей норы и увидел в холодном тусклом свете утра повисшую на проволочной ограде выгона крупную сову, забитую до смерти. Крыло ее зацепилось за колючую проволоку, тело касалось земли, когтистые лапы были сжаты. Один ее глаз так и остался открытым — теперь он казался прозрачным желтым камешком. Живот и шея птицы были покрыты запекшейся кровью. Сова оставалась совершенно недвижной, лишь оперение ее страшных когтистых лап трепетало на ветру.
Об этом тут же известили Буррхеда, который не замедлил послать своих подручных за Мандрейком и Руном, — мертвую сову можно увидеть не каждый день. В считанные часы систему облетела удивительная весть — Крот Камня убил сову!
Единственным, кто не содрогнулся от вида совы, был Мандрейк; что до Руна, то он предпочитал разглядывать ее издали. Мандрейк сомневался в том, что сову убил крот, — описание слышавшегося ночью рыка позволяло предположить, что соперником совы был одичавший кот, сбежавший с фермы. Он обвел взглядом собравшихся вокруг жалких данктонских кротов и тут же вспомнил о том, что они никогда не видели ни фермы, ни, тем более, котов. Они никогда не покидали пределов своей системы.
Вслух Мандрейк не сказал ничего, он боролся со слухами о Кроте Камня по-своему — всячески способствовал их распространению, намереваясь в свое время отправиться в Древнюю Систему и разом покончить как со слухами, так и с их героем. Можно было по ступить и иначе — выбрать заранее жертву и разделаться с нею так, чтобы всему Данктону стало ясно, что хозяин здесь один — он сам. Однако слухи о Кроте Камня начинали раздражать Мандрейка, приближая исполнение задуманного им плана.
Пока же его интересовала только сова. Все прочие кроты многозначительно хмыкали и покачивали головами, Рун рассматривал ее с безопасного расстояния, а Мандрейк направился прямо к ней, вонзил страшные когти в ее окровавленную грудь и отер смоченную совиной кровью лапу о свою морду. После этого он повернулся к кротам, обвел их презрительным взглядом и захохотал. Они застыли, пораженные ужасом, — им казалось, что теперь и он, Мандрейк, сможет насылать на них проклятие совы. Он же облизал свои когти и хватил ими по совиному крылу с такой силой, что тело ее с глухим стуком упало на землю.
— Кто еще смелый? — спросил он с усмешкой. — Подходи, говорят, для здоровья совиная кровь полезна...
Кроты стали расползаться кто куда, мгновенно потеряв интерес к мертвой птице. Даже Рун, вынашивавший коварные планы захвата системы, в которых особая роль отводилась как Мандрейку, так и Кроту Камня, засомневался в том, что им когда-либо суждено будет осуществиться, — уж слишком силен и страшен был Мандрейк.
Слухи об этом событии быстро распространились по системе. Меккинс искреннее сожалел, что ему не довелось стать его свидетелем. Теперь Крот Камня стал помимо прочего и Убийцей Сов! К тому времени, когда Меккинс наконец добрался до того места, где находилась убитая птица, ее уже утащил какой-то хищник — лишь выщипанные перья и капли крови на траве говорили о разыгравшейся здесь трагедии. История эта произвела сильное впечатление как на него самого, так и на Ребекку, которой Брекен уже и без того представлялся эдаким сказочным героем.
На этом фоне внезапное появление Ру не могло не произвести сенсации. Едва Меккинс поведал о ней Ребекке, как она тут же решила отправиться в Бэрроу-Вэйл, надеясь опередить Мандрейка и Руна и переговорить с кротихой, которой довелось оказаться на расстоянии нескольких футов от Крота Камня. В нынешнем беспокойном состоянии она предпочитала действие бездействию. Меккинс возражал, но Ребекка не захотела его слушать, обещав, однако, вести себя предельно осторожно.
Ребекка благополучно добралась до Бэрроу-Вэйла, но переговорить с Ру не успела. Едва она оказалась в широких туннелях Бэрроу-Вэйла, как из бокового туннеля, тонувшего в тени, послышался леденящий кровь голос:
— Ребекка! Вот так сюрприз! Ты пришла в Бэрроу-Вэйл поболтать со мной? Очень хорошо, рад тебя видеть...
Рун вышел из тени и направился навстречу Ребекке, явно пытаясь загнать ее в один из боковых туннелей. Рун, этот коварный и расчетливый служитель зла, избрал ее жертвой своих черных чар и, как это обычно и бывало, появился в самый неподходящий момент. Уже в следующее мгновение он понял, что Ребекка готова к спариванию, и тут же стал навязывать себя ей. Ребекка ненавидела его, но тело ее отказывалось повиноваться. Она могла убежать, могла принять оборонительную позу или сделать еще что-нибудь, однако вместо этого она опустила рыльце к самой земле и, не отрывая глаз от Руна, стала медленно пятиться, чувствуя в теле необычайное напряжение.
— Да, со времени нашей последней встречи утекло немало времени... Это произошло еще весной, верно? Ты была еще совсем ребенком... Теперь ты взрослая самка, и, как я слышал...
Она ненавидела каждое его слово, устремленный на нее недвижный взгляд его глаз, его тайное знание, его гибкое тело, надвигающееся на нее... Внезапно она почувствовала необыкновенное возбуждение, от которого у нее буквально потемнело в глазах. Может, спаривание и было этой чувственной тьмою? Чего она никак не могла взять в толк, так это того, почему оно представлялось ей раньше чем-то радостным и благостным.
Рун замолчал и принялся обнюхивать ее от мордочки до хвоста и от хвоста до мордочки. Внезапно все звуки, доносившиеся из главных туннелей Бэрроу-Вэйла, стали звучать глуше и тише... Ребекке хотелось провалиться сквозь землю, убежать, скрыться от страшного, нависавшего над ней черной громадой Руна, но тело ее хотело совсем иного — оно жаждало оказаться в его темной власти, жаждало отдаться ему. Его прикосновения казались ей омерзительными, и все же она страстно желала, чтобы его когти коснулись ее мягкой шерсти. Она замерла, объятая инстинктивным желанием, заставлявшим содрогаться все ее тело. Запах, источаемый ее телом, становился все сильнее, Рун был теперь совсем рядом...
Она ждала его, она звала его к себе, она хотела, чтобы он овладел ею...
— Господин Рун! — раздался голос одного из подручных Мандрейка. — Господин Рун, вас зовет Мандрейк!
Боевик остановился на некотором расстоянии от Руна, заметив возле него самку и услышав характерный запах, стоявший в воздухе. Он моментально сообразил, что Рун может убить его на месте за столь несвоевременное появление. Такие вещи обычно происходили весной, сентябрьское же спаривание было весьма и весьма редким явлением. Боевик попятился назад, продолжая повторять:
— Это все Мандрейк, сэр, он хочет чтобы и вы поговорили с той кротихой... Я говорю о Ру, сбежавшей со склонов...
Рун посмотрел на гонца, забыв на миг о Ребекке. В тот же момент ее дыхание изменилось, а от прежнего напряжения и возбуждения не осталось и следа. Он понял, что момент упущен.
— Ничего, я до тебя еще доберусь, — пообещал он скорее самому себе, глядя на ее шелковистую шерстку и полные ляжки. — Мне это ничего не стоит.
С этими словами он удалился вслед за гонцом Мандрейка, с тем чтобы принять участие в допросе этой надоедливой кротихи, сбежавшей со склонов.
Ребекка еще долгое время оставалась на том же месте, чувствуя себя оскорбленной и оскверненной. Прикосновение его лапы, так возбудившее ее всего несколько мгновений тому назад, теперь вызывало у нее брезгливость. Запах Руна казался ей теперь мертвенным и холодным. Ребекка содрогнулась от омерзения.
Ей не хотелось задерживаться в Бэрроу-Вэйле ни на минуту. Мандрейк и Рун вот-вот должны были приступить к допросу Ру, а это означало, что поговорить с ней Ребекке в любом случае не удастся. Помимо прочего, она чувствовала себя совершенно разбитой и страшно усталой.
Существовала вероятность того, что Рун через какое-то время вернется назад. Кроме того, он мог рассказать Мандрейку, что видел ее в Бэрроу-Вэйле. Ей следовало поспешить. Но она не испытывала ни малейшего желания возвращаться в свою нору. Обогнув Бэрроу-Вэйл, она пошла в направлении прямо противоположном тому, в котором удалились Рун и боевик, стараясь держаться в тени и избегая разговоров с другими кротами. Вскоре она уже была возле туннеля, уходившего в направлении Вестсайда.
Прекрасно! Она столько слышала о нем, но еще никогда не бывала в этом краю. Ребекка решила, что упускать подобный шанс глупо. Пробыв на поверхности недолгое время, она нашла по запаху коммунальный туннель и, попытавшись выбросить из головы все, связанное с Руном и Мандрейком, отправилась в самое дальнее из всех путешествий, предпринимавшихся ею с той поры, как она побывала в Болотном Краю, где состоялась ее встреча с Целительницей Розой.