— Не знаю, Нэт. Ни черта я не знаю!
Он застал деда на веранде. Тот пил чай и разглядывал лекарства, разложенные по отделениям в коробке.
— Обычно их приносит мне Клэр, — в замешательстве произнес он.
— Клэр уехала. — Росс и сам был растерян. — Она сказала дежурному, что не вернется, и уехала в город утренним поездом. Ничего не объяснила, не попрощалась, ничего!
— Но это на нее не похоже.
— Правда? Ты действительно так думаешь?
Он забрал у деда коробку и извлек из нее пачку карточек с расписанием приема медикаментов. Против каждого приема был указан час и проставлены инициалы «К. Т.», внизу каждой карточки стояла ее подпись: «К. Тернер». Надо же, вчера ночью, когда она лежала рядом с ним, ему казалось, что он все о ней знает.
— Что ты хочешь этим сказать? — спросил дед.
— А то, что мы не знаем, какая она на самом деле! — Росс сверился с карточкой, дал деду лекарство и записал время. Если Клэр не объявится, придется искать ей замену.
Господи, вчера ночью все было просто и ясно. Их взаимное влечение обернулось сильным и настоящим чувством, на что он даже не надеялся. Он засыпал с уверенностью, что снова держит свою судьбу в руках.
— Дед, я думал, что понимаю ее, — с болью признал он. — Мне даже стало казаться, что между нами все ясно и просто.
— Сынок, стоит понять женщину до конца, и она теряет для тебя интерес. Это даже лучше, когда в ней остается нечто неразгаданное.
— Да, я чувствовал, что она что-то скрывает. До меня только теперь дошло, как мало она говорила о себе, о своей жизни. Мне следовало самому ее расспросить.
— Возможно. А может быть, она уже сказала все, что тебе нужно было знать.
А что, собственно, он о ней знал? Что она была молчаливой и немного грустной. Удивительно скромной и нетребовательной, очень преданной своей работе, хорошо играла в карты, обладала чувством юмора. Была очень ранимой и… и какой-то настороженной Чем-то она напоминала ему беженцев в Афганистане — у них были такие же несчастные глаза, но они не хотели говорить о том, что пережили.
— Что, если она так и не вернется? — спросил он у деда.
— Тогда ты сам иди к ней, — просто ответил тот.
— Навязываться ей? Ну, не думаю.
Он уже начинал примиряться с мыслью, что потерял ее. Они встретились в ужасно неподходящий момент: и месяца не прошло, как он вернулся с войны, а тут еще перспектива потерять деда. Нет, сейчас ему не до любви.
— Вздор! — возмутился дед. — Я часто давал тебе разные советы, хоть ты и не всегда принимал их во внимание. Но на этот раз, прошу тебя, послушай меня! Если ты видишь, что она как раз для тебя, не раздумывай, не теряй времени!
— Но…
— Дай мне закончить мысль. — Дед поднял подрагивающую руку — мрачное напоминание о его болезни. — Из-за своей нерешительности ты можешь упустить свое счастье. Пока ты взвешиваешь, как лучше поступить, пока подбираешь нужные слова, время уходит, понимаешь? Если сердце подсказывает тебе, что нужно делать, зачем с ним спорить? В одном сердце больше мудрости, чем в сотнях голов.
— Хорошо, дед, я понимаю, что ты хочешь сказать, но это не имеет отношения к нам с Клэр. — Я видел вас вдвоем и потому твердо уверен, что к вам это имеет самое прямое отношение. — Он помолчал, устремив задумчивый взгляд на озаренное солнцем озеро. — Порой слишком сильные чувства нас пугают, и мы отвергаем их. Я только советую тебе не позволять всяким посторонним соображениям отвлечь тебя от самого важного в жизни. — Он взял свой блокнот, и ветерок зашуршал страницами. — Поверь, я знаю, что говорю.
Левая сторона лица Джорджа отвисла, слова стали звучать неразборчиво.
— Может, тебе прилечь, подремать.
— Выспаться я всегда успею — когда умру! — раздраженно возразил дед. — И я не шучу! Что и говорить, я прожил свою жизнь не самым лучшим образом. Хочется думать, что с годами я стал мудрее, и, может, так оно и есть. На самом деле я могу оставить тебе только одно завещание, выстраданное на собственном опыте. Живи своей жизнью, живи так, как тебе кажется правильным. Не обращай внимания на то, что скажут или подумают другие. И не бойся ошибиться. Страшно подумать, чего я лишился из-за того, что боялся ошибиться, попасть в неловкое положение. Но если ты поймешь, что невозможно прожить жизнь так, чтобы не совершить хотя бы одну ошибку, то ты не станешь так этого бояться.
Росс пытался понять, действительно ли он боится совершить неверный шаг.
— Делай то, что считаешь нужным, — продолжал Джордж. — Однажды я целую неделю занимался тем, что выравнивал подъездную дорожку к дому. Старая была ужасной, вся в выбоинах и буграх от проросших корней деревьев, в трещинах между брусками выросла трава. И вот я целую неделю наблюдал за рабочими. Я подмечал за ними любую небрежность, даже показывал им, как лучше укладывать брусчатку, на какой высоте подстригать кустарник. Черт! Я понапрасну убил целую неделю, представляешь? Хотелось бы мне ее вернуть. Уж теперь бы я провел ее совершенно иначе. Ты понял, что я хочу сказать? Не трать свою жизнь на всякую ерунду, на бессмысленные мелочи!
— Я не забуду, — обещал ему Росс.
Джордж хмуро сдвинул брови, глядя на стол, где лежала забытая Клэр книжка.
— Ты уже забываешь.
Какие бы проблемы ни были у Росса с Клэр, он считал своим долгом прежде всего позаботиться о деде.
— Ты не хочешь сказать, что не дает тебе покоя?
Дед так долго молчал, что ему показалось, что он забыл про его вопрос. Затем дед проговорил:
— Мы из-за Джейн расстались с Чарльзом.
— По ее вине?
Он секунду помедлил, затем решительно сказал:
— Нет, по моей. Но Джейн… — Он вздохнул. — Понимаешь, мы оба ее полюбили. И конечно, она отдала свое сердце Чарльзу.
— Почему «конечно»?
— Да как раз потому, что он был более решительным. А я вечно колебался, все анализировал, прикидывал, как лучше поступить, что и в какой момент сказать. А Чарльз, он был безрассудным, все делал очертя голову, не задумываясь, не копаясь в себе, целиком подчиняясь своим чувствам. Словом, он полюбил Джейн и решил завоевать ее. Я тоже ее полюбил, но долго обдумывал и пришел к выводу, что это ни к чему хорошему не приведет. Я больше думал о том, что мы с ней очень разные. Я был из состоятельной и уважаемой семьи, так сказать, из высшего общества, а она — дочерью рабочего. Наши родители разговаривали на разных языках. Но для Чарльза этих сомнений не существовало, он был идеалистом. Он считал, что если ты любишь и настроен решительно, то можешь одолеть весь мир.
— А ты, дед, каким ты был?
— Я?.. Я был жалким циником, не верил ни в любовь, нив искренность. А когда Джейн доказала мне, что эти вещи существуют и что жизнь без них немыслима, было поздно. Она уже принадлежала Чарльзу. Был один момент, когда мне показалось, что у меня еще есть шанс, но… но я ошибался.
И опять неуверенная пауза, заполненная невысказанной мыслью.
— Дед?
— Я просто не знаю, с чего начать.
— Ты уже начал. Ты рассказал мне, как в детстве проводил здесь летние каникулы. Как приезжал сюда, когда учился в колледже. И что Джейн нравилась вам обоим.
— Это было так давно. — Глаза деда подернулись дымкой воспоминаний.
Он чего-то недоговаривал, и Росс понятия не имел, что именно.
Глаза Джорджа устало закрылись. Росс осторожно накрыл колени деда пледом, чтобы он не замерз, когда сюда подкрадется тень.
Глава 23
Нью-Хейвен,
штат Коннектикут,
осень 1955 г.
На факультете журналистики в Йельском университете Джордж был самым способным и блестящим студентом. Под его руководством университетская газета «Йель дейли ньюс» стала пользоваться бешеным спросом, чего прежде никогда не бывало. Коллеги по редакции прозвали его Кларком Кентом за выдающееся умение выискивать самые интересные новости и самые острые темы. Тогда как соперники дразнили его Кларком Кантом[15], так как ему не очень везло с женщинами.
Этому была причина, о которой никто не знал, — Джордж уступил любимую девушку своему брату.
Так он оценивал эту ситуацию. Кроме него, никто, даже Чарльз, не знал о его жертве, настолько старательно он скрывал все в глубине своей души.
Говорить об этом не было смысла. Джордж не хотел выступать в роли страдальца, не хотел больше копаться в прошлом и все время представлять, как все сложилось бы с Джейн, если бы он проявил больше уверенности в себе, больше решительности и больше доверял бы своему сердцу. Он нетерпеливо ждал окончания колледжа, чтобы приступить к осуществлению заветной мечты — стать известным журналистом-международником.
Впрочем, роман с Джейн Гордон не привел бы ни к чему хорошему. Они с ней продукты совершенно разной среды и воспитания и к концу лета наверняка поняли бы, что им лучше расстаться — а это означало бы ненужные страдания. Так пусть страдает Чарльз, а не он, Джордж.
Родители даже не подозревали о соперничестве братьев из-за Джейн Гордон. Вопреки часто высказываемым желаниям матери, ни Джордж, ни Чарльз не увлеклись сестрами Дэрроу. Так что их семьям пришлось оставить надежду породниться.
Время от времени друзья спрашивали Джорджа, почему он так часто хандрит и не участвует в общих развлечениях и пирушках.
Вообще все студенты с грустью думали о предстоящем расставании с Йелем. Но Джорджу не терпелось поскорее отсюда уехать — и все из-за Джейн Гордон. Он уже знал, что она в Нью-Хейвене у родственников и ухаживает за больной матерью. Но оказалось, что она устроилась на работу в университетском городке. Как будто мало было того, что она испортила ему все лето! Правда, они еще не сталкивались друг с другом.
Джордж был полон решимости сразу после окончания колледжа начать новую, трудную и важную жизнь журналиста. Мысли о Джейн только ослабляли его, необходимо было выбросить их из головы. Он стал убеждать себя, что она ему безразлична, что она тоже не испытывает к нему интереса. Ведь они никогда не говорили с ней по душам. Разве не мог он ошибиться, придумать то, чего на самом деле и не было?