Все трое рассмеялись, да и разошлись – Филипепи письмо матронам и диру Кандапора писать, Кавалли – составлять рапорт королю, капитану и Джудо Манзони, а Чампа – отсыпаться перед завтрашней поездкой.
Оливио в лазарете
Оливио очнулся утром. Сначала ему приснился сон, будто он нырнул очень глубоко и никак не может выплыть на поверхность. Это было очень жутко, он пытался вынырнуть и не мог, дышать уже было нечем, вода давила со всех сторон… Оливио рванулся в последней отчаянной попытке… и открыл глаза. Моргнул пару раз, и наконец зрение вернулось.
Было уже светло, он лежал на кровати у окна, раздетый до исподнего и укрытый тремя теплыми одеялами. Сразу скинул все одеяла, попытался сесть – и не смог, получилось только со второй попытки. Тут же появился Робертино, уложил его обратно и укрыл – правда, одним одеялом:
– Лежи, рано пока тебе вставать.
– Сколько я так валялся? – хрипло спросил Оливио. Ничего не болело, но голова была пустой, а тело – слабым и непослушным.
– Десять часов, – Робертино дал ему чашку с носиком. – Пей потихоньку, голову высоко не поднимай. Ты с яростью перестарался.
– Выхода не было, – глотнув куриного бульона, прохрипел Оливио. – Иначе б нас там завалило…
– Дино рассказал, – Робертино убедился, что Оливио чашку держит крепко и не прольет. – Сейчас лечебный напиток еще сделаю. Вечером уже можно будет поесть поосновательнее.
– Что со мной? Я ранен? – Оливио протянул ему пустую чашку и чуть не уронил ее.
– Нет. Просто очень перенапрягся. Так что еще дня два-три ты вот так пролежишь. А потом еще неделю будешь потихоньку силы восстанавливать.
Оливио улегся поудобнее, чувствуя, что хоть сейчас и не болит ничего, но завтра наверняка всё тело наполнится болью:
– Неужели так будет каждый раз? Интересно, как другие справлялись… Тоже так же пластом валялись?
– Я думаю, это из-за неопытности, научишься еще, – Робертино принялся смешивать лечебный напиток. – Ничего себе у вас там приключения были. У нас-то так, ерунда. Альвы пришлые в лесу обосновались, королевство свое вздумали завести. Я сначала в поединке победил их воина, а потом Рикардо навел свой, сидский порядок... И в пещерах, парни говорили, ничего особенного не было. Зато на болотах, представляешь, пернатый живоглот и черный паразит в нем оказались!
– Черный паразит? – удивился Оливио. – Про них же написано, что их существование не доказано… а некоторые исследователи вообще их вымыслом считают.
– А вот, как видишь – оказалось, что они вполне существуют. Причин не верить Жоану и Тонио я не вижу, да они и сами до того не знали о таком, признались, что «Кодекс сомнительных тварей» не читали дальше середины, он же не обязателен для изучения. А Кавалли по описанию сразу опознал эту дрянь и сказал, что сам когда-то с таким сталкивался, да ему тогда никто не поверил. Доказательств же, как понимаешь, никаких не осталось.
– А на кладбище что было?
– Еще веселее. Парни даже толком осмотреться не успели, как на них два высших лича выскочили и толпа скелетов.
– А-а, вот почему Анэсти такую здоровенную сферу света применил, – уголками губ улыбнулся Оливио. – Надо будет ему рассказать, что из этого получилось… И как это нам хорошо подсобило в подземельях.
– Дино уже рассказал, не переживай, – усмехнулся Робертино и дал ему чашку с лечебным питьем. – В красках расписал все ваши приключения. Очень уж его впечатлили и совмещение паладинских умений, и храмовничьи штучки, и твоя ярость, и гном с големами.
Напиток был на вкус словно мел, разболтанный в водичке с сахаром, но Оливио выпил всё. И не зря – сразу почувствовал, как немножко полегчало. Он даже попросил Робертино подложить ему еще одну подушку, чтобы лежать повыше.
– А кстати, насчет гнома… так и не выяснили, что с ним, и вообще откуда он там взялся? – Оливио поерзал, чувствуя, что потихоньку приходит и боль. – Я так удивился тогда – гном в подземном некрополе, где полным-полно всякой нежити – это странно, согласись?
– Не поверишь, но он оказался гномом-некромантом, – Робертино сел на табуретку возле кровати. – Кавалли и Филипепи его допросили… С одной стороны гнома жалко, а с другой – нет. Он оказался из рода Цхали, это один из так называемых королевских родов Кандапора. Кандапор же был когда-то основан семью матронами, которые привели своих детей в тамошние пещеры… И с тех пор по обычаю положено так: каждый новый дир выбирается из сыновей этих семи родов, по очереди. Сейчас там правит дир из рода Лдари, но как оказалось, он занял трон не в свой черед, должен был быть дир из рода Цхали. Но у Цхали что-то случилось, что стали рождаться только мальчики, а это для гномьего рода – смерть. Поумирали все старые матроны, осталась одна, и у нее тоже рождались только сыновья. Гномки, конечно, выносливые и плодовитые, и живут очень долго, но и они не могут без вреда для здоровья рожать непрерывно… А эта последняя матрона и сама уже немолодой была, и стала рожать детей одного за другим в надежде, что рано или поздно появятся и дочери. Родила тридцать детей за тридцать лет, представляешь? Тридцатой оказалась долгожданная девочка, и больше детей у матроны Цхали не было, а вскоре она умерла. А ее дочка еще была слишком молодой и детей не имела. И совет матрон решил, что в этот раз Цхали пропускают свою очередь править – нельзя, чтобы у дира не было матроны и супруги из своего рода. Ведь дир должен быть супругом женщины своего же имени, иначе трона ему не видать. Вот один из сыновей покойной матроны Цхали и затаил обиду. Дождался совершеннолетия сестры, женил на ней одного из братьев, потому что сам не мог бы сделаться диром, он ведь шаман, шаману не положено. Формально получилось так, что теперь Цхали могли претендовать на трон, и нынешний дир должен был уступить им место. Но матроны решили – пусть, мол, молодая Цхали родит дочь, тогда только этот род может вернуться в круг наследования. А она, как назло, рожала только сыновей. Десять сыновей подряд родила, а потом тяжело заболела. И вот тут этот шаман и сошел с ума. А может, и не сошел, это уже неважно. Он выкрал умирающую сестру и удрал из Кандапора, добрался сюда и обосновался в подземном некрополе. Сестра его уже умерла, но он поместил ее тело в «купель обновления», как он назвал свое изобретение, и начал проводить эксперименты с потоками некротических сил, пытаясь вернуть свою матрону к жизни. В ходе этих экспериментов он, представляешь, отпрепарировал всех высших личей в усыпальнице жрецов Полумертвого Владыки!
– Ничего себе! Вот это безумие так безумие, – впечатлился Оливио. – И что у него из этого вышло?
– Как ты понимаешь – ничего хорошего. Конечно, матрону он к жизни не вернул, а сделал из нее высшего лича, очень своеобразного. Ману она тянуть не могла, как обычные личи, пришлось гному построить для этого особую машину. Вот эта машина и вытянула все некротические силы и всю ману из некротиков в подземном некрополе, и гном уже собирался переключиться на кладбище, когда мы сюда на учения приехали. Теперь его отправят в Кандапор, там уж матроны с ним разберутся. Ничего хорошего его точно не ждет…
Тут в дверь постучали, Робертино, не вставая, крикнул:
– Открыто!
В лазарет ввалился перепуганный Карло:
– Робертино!!! Там Джулио плохо, очень плохо! Мы его принести хотели, да разогнуть не можем! Мы бегали, бегали, а он вдруг побелел и упал, и его как скрючило!
Робертино встревожился:
– Он на что-то жалуется? Что у него болит?
– Вроде живот. И Жоан сказал, что еще вчера на болотах Джулио скрутило. Потом вроде отпустило, а вот сейчас опять.
– В углу смотровой носилки свернутые стоят, бери их и бегом туда, попробуйте его на носилки положить. И сюда несите, – Робертино скинул камзол и набросил на себя фартук. – То есть не сюда, а в смотровую, конечно.
Испытание лекаря
Робертино едва успел подготовить всё в смотровой, как Карло и Диего принесли на носилках скрюченного и стонущего Джулио. С большим трудом переложили его на кушетку, и Робертино, велев Карло снять с него башмаки, попытался заставить его разогнуться. Джулио на это только стонал и мотал головой, пока наконец младший паладин не рявкнул:
– Так, хватит! Я должен тебя осмотреть, чтоб понять, отчего тебе больно. Так что будь добр, ложись на спину и выпрямись. Да, будет плохо, но если я не посмотрю, то будет еще хуже.
Джулио, сцепив зубы, все-таки смог повернуться на спину и выпрямиться. Робертино расстегнул на нем тренировочные штаны, задрал рубашку, принялся ощупывать живот:
– Тут болит? А тут?..
Джулио заорал как резаный, и Робертино убрал руку, взял из лотка с инструментами хрустальный шарик на металлической палочке, прикоснулся ко лбу кадета. Шарик покраснел.
– Сильный жар… язык высунь. Хм… А скажи, поноса не было у тебя?
Кадет помотал головой и простонал:
– Ничего не было… просто живот болит. Еще на болотах в первый раз заболело. Тогда меня стошнило, но может из-за переутомления… Я там и правда перенапрягся с маной… Ну, потом отпустило, но я на всякий случай, когда вернулись, попросил Карло в мыльне посмотреть, нет ли царапин каких-то или укусов. Ничего такого.
Карло утвердительно закивал.
– Потом еще тошнило? Живот после того болел еще?
– Больше не тошнило… а живот… ну, еще на болотах, после того как стошнило, тоже болел, но не сильно. Ночью немножко крутило, утром вроде опять отпустило… мы на пробежку вышли, и не успел я и круг по двору пробежать, как такой болью скрутило, думал – прямо там помру. И сейчас вот и болит, и тошнит…
Робертино снова принялся ощупывать его живот. Карло наблюдал за ним и перепугался, увидев на лице младшего паладина крайнюю озабоченность и даже некоторую растерянность. А Робертино, оставив в покое корчащегося от боли Джулио, подошел к большому комоду, из которого сделал стойку для лекарств, порылся там, намешал в стакане болеутоляющее и заставил Джулио выпить, хотя того и тошнило. А потом сказал: