Малин покидает квартиру Даниэля Хёгфельдта, выскальзывает за дверь, зная, что он уже не спит.
Я слышу, как ты уходишь, Малин. И не пытаюсь тебя удержать.
В спальне жарко, влага наших тел притаилась в простынях, пот подо мной принадлежит и тебе, и мне.
Удержать тебя — невозможная задача. Да и что я скажу? Смогу ли придать серьезность своему голосу, своим словам? Ты слишком сложна для меня, Малин. Ты соткана из противоречий, слишком умна.
Женщина должна быть простой и ясной. Как трубочка с мороженым в летний день. Глуповатая, но добродушная — вот такая женщина мне нужна. Или дело обстоит как раз наоборот — что мне нужна ты. Но я не знаю, как рассказать об этом. Ни тебе, ни самому себе.
Домой, принять душ, переодеться. Тоска по Туве и Янне, мигрень до тошноты. И дальше, даже не успев понять, как это произошло, она видит Карима Акбара, стоящего у доски и делающего обзор ситуации в расследовании дела о нападении на Юсефин Давидссон и убийстве Тересы Эккевед и Софии Фреден.
Туве вернется домой сегодня ночью.
«Надо сосредоточиться на этом, — думает Малин. — Но это позже».
Утреннее совещание, как обычно, в девять часов.
На лицах всех сидящих в конференц-зале читается усталость. Жара и столкновение с чудовищным преступлением проложили на них дополнительные морщины; это человеческие поступки, которые им в силу своей работы приходится разбирать и если не понимать, то, во всяком случае, делать более-менее понятными, наглядными для себя и других.
— Журналисты сошли с ума, — говорит Карим. — Они готовы буквально на смерть ради информации о ходе следствия, но на нас это никак не должно влиять. Итак, с чего начнем? Как продвигается проработка различных версий?
— Вчера мы допросили Бехзада Карами и его родителей, — говорит Вальдемар Экенберг. — Анонимный доносчик оказался прав — они солгали по поводу семейного праздника. Бехзад утверждает, что охранял свои посадки ежевики на участке возле Стонгона, и я склонен ему верить, хотя нет свидетелей, готовых стопроцентно это подтвердить. Однако соседи видели свет в окнах его домика в те ночи, которые нас интересуют.
— А ты что скажешь, Сундстен? — Свен Шёман дышит с трудом, лицо у него багровое.
— Наверное, так и есть.
— Наверное?
— Точно мы не знаем, но с большой вероятностью это соответствует истине. Теперь мы ждем информации о том, кто звонил и указал на Бехзада как замешанного в деле. Планируем допросить этого человека.
— А как вы его найдете?
— Это трудно. Но «Телиа»[18] пытается локализовать точку, из которой звонили. Звонок прошел по их сети, так что есть надежда выйти на кого-нибудь из знакомых Бехзада, кто нам уже известен. Мы ведь с ними не раз сталкивались.
— Отлично. А список известных лиц, совершивших преступления на сексуальной почве?
— Вчера мы застали троих. Все трое вне подозрений.
— Никаких новостей по поводу того, кто сообщил в полицию о Юсефин Давидссон?
— Нет, — отвечает Малин. — Кажется, прошло сто лет.
— Скорее всего, это был просто прохожий, который не желает общаться с полицией, — делает вывод Свен. — И еще могу сообщить, что допросы родителей и близких Софии Фреден в Мьёльбю не дали никаких новых зацепок. Судя по всему, София была очень положительной девушкой, хорошо училась, нигде не болталась. Техническое обследование места преступления также дало нулевые результаты. Но мы ничего другого и не ожидали. Этот человек наводит после себя порядок, основательно и педантично. На теле Софии Фреден также обнаружены следы хлорки. Частицы краски в ее влагалище идентичны тем, которые были найдены у других жертв. Причина смерти — удушение. Технический отдел занимается ее компьютером, списки звонков с мобильного телефона скоро получим.
Свен делает паузу.
В этом расследовании все идет тяжело, никаких подарков судьбы.
— Facebook и Yahoo по-прежнему не дают никакой информации. Они стоят на страже неприкосновенности частной жизни своих пользователей.
— Мы никак не можем на них нажать? В юридическом плане? — спрашивает Зак.
— Разумеется, мы можем добиться решения суда, который обяжет их передать нам необходимые сведения. Но такое решение может быть обжаловано. Какая инстанция отвечает за сервер на Каймановых островах?
Свен меняет тему.
— Что касается вибратора, то на сегодняшний день технический отдел исключил триста пятьдесят производителей. Если речь вообще идет о вибраторе.
— А что по поводу рваных ран на теле Софии Фреден? — интересуется Зак. — Карин смогла определить, чем они нанесены?
— Когтями неизвестного животного.
— Луиса Свенссон держит на участке кроликов, — говорит Малин. — А у кроликов есть когти.
— В этом городе уйма людей, которые держат кроликов и других животных с когтями, — возражает Свен. — А ожерелье из звериных когтей можно купить на любом рынке.
— Да, это несколько притянуто за уши. — Малин кивает. — Понимаю.
— Что-нибудь еще?
Свен поворачивается всем корпусом к Малин и Заку.
— Мы допросили Славенку Висник, — отвечает Малин. — Между нею и двумя из трех девушек существует связь. Алиби у нее нет, но и у нас нет против нее ничего конкретного.
Малин рассказывает о связи: Тересу обнаружили у одного киоска, а Юсефин работала в другом. Это может иметь значение для следствия или оказаться случайным совпадением, однако последнее маловероятно.
— Все не могу успокоиться, — признается Малин.
— Такие совпадения довели до безумия многих полицейских, — говорит Пер Сундстен. — Какие-то связи, которые существуют, но не имеют значения для следствия. Что вы собираетесь делать дальше?
— Мы отметим это для себя. А так будем работать дальше без всяких предрассудков.
— Тяжелая следственная работа, — бормочет Зак. — Вот что нам сейчас предстоит.
— Я хотела бы еще раз поговорить с подругой Тересы Эккевед, Натали Фальк, — сообщает Малин. — Меня не покидает чувство, что она рассказала не все. Может быть, она расколется сейчас, когда ситуация резко ухудшилась. От Петера Шёльда, мнимого бойфренда, мы вряд ли услышим что-то новое.
— Допроси ее, — кивает Карим. — В нынешней ситуации терять нечего.
— Кроме того, мы получили информацию, которая содержалась в архивах на Луису Свенссон, — говорит Зак.
Малин гневно смотрит на него — почему он ничего ей не рассказал?
— Спокойно, Малин, — улыбается Зак, — только не сердись!
Все остальные смеются, и смех снимает напряжение, царящее в комнате; чувство безысходности размывается, словно все они незримо поднимаются на новый уровень в этом расследовании.
— Я получил выписку за пять минут до совещания, иначе показал бы ее тебе первой.
Зак всегда сердится на Малин, если она предпринимает что-то, не известив его, и в тех немногочисленных случаях, когда он поступал так же, она крайне обижалась, проклинала его, чувствовала себя несправедливо униженным ребенком.
— Да я бы и не решился ничего от тебя скрыть, — произносит он, и все остальные снова смеются.
«Они смеются надо мной», — думает Малин, но в их смехе чувствуется тепло, приятное тепло, а не мучительная жара лета, и она понимает, что смех им всем необходим, и ей самой в том числе.
Так важно услышать, что кто-то не воспринимает все происходящее с гробовой серьезностью.
— Заткнись, Зак! — выпаливает она, и теперь смеется даже Свен.
Но потом Зак откашливается, и серьезный настрой вновь медленно возвращается в конференц-зал.
— Судя по всему, ее мать заявила в полицию на отчима за изнасилование дочери, но заявление ни к чему не привело. Если даты верны, то ей было тогда двенадцать лет.
— Неудивительно, — пожимает плечами Малин. — Что-нибудь такое всегда рано или поздно всплывает.
Затем она вспоминает слова Вивеки Крафурд — что преступник, возможно, сам стал когда-то жертвой насилия. Всегда ли это так? Да, в той или иной мере. Одно насилие плодит другое. Эта линия уходит далеко в прошлое, к самым истокам человеческой истории.
— Но мы не можем больше трясти ее по этому поводу, — говорит Свен. — Мы и так уже достаточно на нее давили, а историй о трудном детстве в этом мире почти столько же, сколько людей.
Лицо Карима непроницаемо, и Малин видит, как мысли проносятся у него в голове. Наверняка перед его глазами встает отец, покончивший с собой, так и не нашедший себе места в шведском обществе. «Твой отец умер от горечи, до которой ты, Карим, никогда не позволил бы себе дойти», — думает Малин, и ей приходят на ум всякие штампы, которые всегда с важным видом роняет ее мама, когда что-то не ладится: «Важно не то, что с тобой происходит, а то, как ты это воспринимаешь».
Затем ей вспоминаются слова философа Эмиля Сиорана: «Истинного человека легко узнать по тому, что он отказывается разочаровываться».
Ты — самый разочарованный человек на свете, мама?
Тенерифе.
Но сейчас — о деле.
— Гипноз, — говорит Малин. — Я хотела бы допросить Юсефин Давидссон под гипнозом.
Теперь настал черед Зака обижаться, смотреть на нее вопросительно: это еще что такое? Я знал, что у тебя бродят подобные идеи, но мы ведь могли прежде обсудить это.
— Все мы знаем, что под гипнозом человек способен вспомнить то, чего не вспомнит ни при каких других обстоятельствах. Я дружу с психоаналитиком Вивекой Крафурд, которая предложила совершенно бесплатно содействовать проведению допроса Юсефин Давидссон под гипнозом.
— Ух ты! — смеется Вальдемар Экенберг, а потом добавляет: — Неплохая идейка!
— Это не должно попасть в прессу, — строго говорит Карим. — Все подумают, что мы в отчаянии, только этого не хватало!
Тем временем Зак уже справился с обидой.
— А ее родители согласятся на это?
— Не узнаем, пока не спросим.
— А сама Юсефин?
— То же самое.
— Если это удастся и сработает, возможно, дело продвинется, — говорит Свен.
— Да, есть шанс сойти с мертвой точки, — кивает Карим.