Простой цветок – теперь махровый,
Поблёкший цвет – уже как новый.
На кустике цветков по шесть,
Оттенков их – никак не счесть!
Растут причудливо, на диво,
Его пионы! Как красиво!
По всей стране несётся слух,
Летят слова, как лёгкий пух,
Что где-то на краю земли
Пионы снова расцвели!
Что нет их краше и приятней,
Нет разноцветней и нарядней,
Что все воскресшие цветы
Прекрасны, словно флейты звуки…
– Не может быть, ведь это слухи.
Они, вы знаете, увы,
К несчастью, не всегда верны!
– Но говорят вам от души:
И всё ж пионы хороши!
Свежи, как утренний ручей!..
Не стоит тратить слов скупых,
Сомнений тягостных, пустых
Рассказов, охов, клятв, речей.
Идите по крутым тропинкам,
Сбивая с ног траву, былинки,
Под шляпкой чжули и зонтом
И посетите славный дом!
Под звон проснувшейся земли
И красоты, к себе зовущей,
Под отблеск утренней зари,
В тумане лёгком утонувшей,
Спешите в тихий славный сад,
Здесь каждому хозяин рад!
О саде дивном, непростом —
Народ услышал всё о нём!
И хочется в него всмотреться
И насладиться, наглядеться,
Идти вперёд на край земли,
Где в ласке, холе и любви
Пионы яркие взошли!
И, может, к радости большой,
Росточек счастья взять с собой.
Не спит, не ест один Чанг-Эй,
Как хочется ему скорей
Сорвать возникшую досаду:
В цветах он видит лишь преграду
Самовлюблённости своей.
Растут цветы – от них больней,
Тоскливей, кажется, «герою»:
– Уж я им райский сад прикрою!
Заставлю власти и указы
Их наказать за все проказы!
Оговорил цветы сосед!
О, сколько он принёс им бед!
Хо-Чи с лихвою обвинили
Не просто в глупом колдовстве,
А в чарах злобных уличили,
Поверив злобной клевете!
Его схватили в ночь, во тьму,
Спустили старика в тюрьму
И, не меняя свой настрой,
Забыв про совесть, стыд, покой
И не сочтя за тяжкий труд,
Вершили дружно грешный суд!
За это и за то взыскали
И слишком строго наказали:
Назначили (и им не лень!)
Жестокой казни гнусный день!
Пирует, радуясь, Чанг-Эй!
Зовёт к себе своих друзей,
Поит напитками хмельными,
Речами всем дерзит дурными
Да грубым слогом и пустым
Грозит пионам золотым!
Напились дружные «братки»,
Уже готовы за грудки
Схватить злачёные пионы:
– Они в краях у нас шпионы!
– И сколько им земли отдали!
– И мы такого не видали!
– А сколько горя и тоски,
Ведь не взойдут бобов ростки!
И снова в сад «герой» пошёл,
Грозя кому-то исступлённо,
Пионы он в росе нашёл
И начал рвать, топтать их злобно.
И кто ж спасёт цветы на свете?
Но тут поднялся сильный ветер.
Растут пионы всё стройней,
Они прекрасней и сильней.
И вот глядят на мир их лица —
То не цветы – уже девицы
В красивых платьях расписных,
В кудрях распущенных льняных.
Одна из них, что всех смелее,
Что всех прекрасней и добрее,
Кричит подругам:
– Мы цветы!
И не допустим мы беды!
А доброта пусть вам зачтётся!
Ещё мы сёстры, дочки Солнца!
Оно у нас на лепестках,
И сила их в его лучах!
В борьбу мы вступим роковую
За правду нашу вековую,
Хо-Чи учителя спасём,
К ногам его мы припадём!
Поднялся очень сильный ветер,
Такого не было на свете:
Как в цирке пёстрый балаган,
Как в море страшный ураган.
И небо, словно полотно,
Вдруг сделалось черным-черно!
Чудесных платьев кружева
И лёгкой ткани рукава,
Как паруса, заколыхались.
О, как чанг-эйцы испугались:
– Не справиться с такою силой,
Не угодить бы всем в могилу!
То оземь ветер их кидает,
То в небо тёмное бросает,
То сучья руки в клочья рвут.
Колючки, в спину им впиваясь,
Как будто сотни гадов жрут!
Чанг-Эй подброшен в высоту.
Упав в навоз с гнилым забором,
Чуть было дух не испустил
И изгнан был с большим позором!
Узнав о тех лихих проказах,
Да в приукрашенных рассказах,
Верховнейший у них судья
Пришёл в испуг (причём не зря).
Он отменяет свой наказ
И издаёт другой указ:
– Отныне вот мои желанья:
Не трогать божии созданья
Злодеям мерзким и не сметь
На райские сады смотреть!
Простить навеки старика,
И к дружбе их – его рука!
Живёт на свете чародей,
Заступник слабых, не злодей,
Благословляет память той,
Что помогла ему весной.
Не старится седой старик:
Он тёмен стал – живой парик
Как будто бы на нём надет.
Он молодеет, он не дед!
Как в юности, лицо сияет,
Глаза горят, и бровь играет.
Он свеж и молод. Те ж обряды:
Растут цветы его на грядах!
И вот в один прекрасный день,
Когда легла на травы тень,
Когда Пионом любовался,
Бродил подолгу и смеялся,
Услышал вдруг, как с ветерком
Пропело тонким голоском,
Который он узнал бы сразу,
Но не даёт слезинка глазу
На мир цветущий оглянуться,
Великой деве улыбнуться
(Богине храброй песнь пою!).
Узнал заступницу свою,
Что взглядом ласковым касалась
И с синевы небес спускалась
В лазурных ярких облаках
И с Фениксом в младых руках.
– Хо-Чи, – она ему сказала, —
Я не лукавлю, я же знала,
Достиг ты, видимо, всего
И совершенства своего.
Отныне наш творец Вселенной
За труд твой добрый и нетленный
Желает славно наградить,
Наш мир красой обогатить.
Зовёт в небесные сады,
Где будешь господином ты!
Вознёсся с облаком он в небо
(Садовник там пока ведь не был).
За ним поднялись и цветы,
Деревья, реки и мосты —
Всё то, что он всегда любил,
Был предан им и с ними жил!
Исчезло облако благое,
Оставив всё вокруг в покое.
Лишь место, где полно садов,
Назвали «Тысячью цветов».
И там всегда их берегут
И песни о Хо-Чи поют!
ВасилёкПо мотивам древнегреческого мифа
Царица жатвы – гордая Церера,
Гуляя по нескошенным лугам,
Поля, уже созревшие, узрела
И парус-облако, плывущий по волнам.
Как радостно, что вновь взошли колосья,
И всходы, наливаясь, тяжелы,
И птиц, летящих вдаль, многоголосье,
И вслед им – мысли веселы!
Ей радость душу всю переполняла,
И, к радости своей, не видела конца
Тех золотистых хлебных далей
Её труда, успеха и венца!
И благодарственную речь
Готовая была уже прочесть
Труду, что, к счастью, завершила,
А помощью всему – людская сила!
У неба разрешенья попросила,
Вздохнула, воздух набрала,
И речь, как речка, потекла…
О спелом колосе, который к ниве гнётся,
О солнце и дожде, что, словно мать с отцом, печётся,
О красоте, с которой вряд ли что сравнится.
Благословенен труд такой,
Простой, проверенный, земной!
Согреет всех, насытит старых,
Взрастит ребят, излечит чахлых!
Ему хвала! Ему победа!
– Ух, и устала без обеда!
Благословенно улыбаясь,
Спокойствием своим же наслаждаясь,
Вдруг голос услыхала
Странный, неживой,
Немного холоден,
Как ком летящий ледяной.
– Я, – голос синего цветка, —
Как неба раннего осколок.
Пусть я смешон, совсем неловок,
Но я расту здесь все века.
Меня потом сорвёт рука
Бегущего в порыве несмышлёнца,
Дитя хлебов, земли и солнца!
Да, недоволен я собой,
Вернее, скромною судьбой.
Я жребий свой готов отдать кому угодно:
Быть Васильком совсем не модно!
Нас человек почти не замечает,
Сорняк для них – пустой цветок.
Сорвёт, помнёт слегка да вновь бросает
В сердцах на запад или на восток!..
Не стала злиться мудрая царица,
Цветок простой, да, видно, с головой.
– О вас я небесам должна молиться,
Без вас бы скучен был наш край земной!
Представьте вы, великие создания,
Когда созреет и поспеет рожь,
В день жатвы под рукою жниц,
Нелёгких их стараний,
Взметнётся серп – острейший нож!
Падут колосья лентой золотою
Не к небу светлому
(Печально и подумать мне),
А вы тогда своей застывшей синевою
Их жизнь продлите на земле!
Тогда для вас, заброшенных, несмелых
И одиноких в летней тишине,
Прольётся музыка с небес необыкновенных —
В букет вы превратитесь в ласковой руке.
Вас жницы соберут и будут наслаждаться,
Вплетут венки в кудряшки малышей,
И на груди у женщин будет красоваться
Ривьера из волшебных бунтарей!
И будет праздник – милостью ли неба
Он послан будет каждому из нас.
Ты, Василёк, – цветок, попутчик
хлеба, Ты поля летнего ярчайший глаз!
Растёте вы среди волнующего моря
С высоким назначением для вас!..
У всех у нас своя большая доля,
Для всех для нас небесный есть наказ!
Не шелохнётся водяная гладь…По мотивам древнегреческого мифа
Не шелохнётся водяная гладь,