И все это по-прежнему лежало здесь.
Флора вдруг от волнения слегка икнула.
Она налила воды в большую старую эмалированную кружку, которую мать постоянно доливала в течение дня, внутри остались темные полоски от чая. Казалось немного странным и даже слишком интимным пить из кружки матери. Флора с любопытством присмотрелась к ней, потом решила продолжить, пусть даже ей стало чуть жутковато. Просто она была немножко суеверной, вот и все. Флора опустила в кружку чайный пакетик и продержала его в кипятке чуть дольше привычного, криво улыбаясь себе под нос. Ее мать любила чай, в котором могла стоять ложка. Потом, взяв кружку, Флора села в материнское кресло – ближайшее к огню, хотя мать редко им пользовалась. Сидеть просто так не было в ее привычках. Такое случалось лишь в ее день рождения, в День матери да еще на Рождество, когда все суетились вокруг нее, уговаривая отдохнуть, пока они сами все сделают.
Флоре захотелось бисквитов, но их не осталось, и вместо того она снова уставилась на тетрадь, на эту маленькую частицу ее матери…
Тетрадь издавала легкий запах, нечто вроде концентрированной сущности кухни: немножко жира, немножко муки и просто запах дома, легший, как патина, за многие годы вместе с отпечатками маленьких липких пальцев, которым не терпелось ткнуться в джем. «Горячо! Еще горячо!» Флора словно услышала отзвук голоса матери, прикрикивавшей на них, когда они старались подобраться к яркой густой жидкости, которую она осенью целыми днями помешивала в огромном котле, а потом наполняла ею банки и отправляла их на деревенскую ярмарку, на шотландский праздник урожая, древний и исчезнувший в других местах.
Флора помешала ложкой чай и открыла тетрадь.
Первым, что она увидела, была надпись неровным почерком ее отца, чернила давно поблекли.
Люблю тебя, Анни. Надеюсь, ты будешь записывать сюда что-нибудь замечательное.
Внизу стояла дата – август семьдесят восьмого, судя по всему, это был день рождения матери.
Флора всмотрелась в надпись. Это была тетрадь для заметок, очень красивая, а вовсе не для кухни. Почему же она превратилась в сборник рецептов? Но что еще могла записывать ее мать? Флора улыбнулась при мысли об отце, у него никогда не было особой фантазии насчет подарков. Но пожалуй, матери и это в нем нравилось.
Флора перевернула страницу. Каждый рецепт сопровождался подробными комментариями. Вот, например, мясной бульон с овощами. Как только Флора увидела этот рецепт, она буквально ощутила насыщенный запах бульона, мать готовила его по воскресеньям, предварительно обжарив мясо, в итоге получался густой, наваристый суп. Флора вспомнила запотевшие окна дома, которые она видела, возвращаясь из школы по понедельникам в темные зимние вечера. А еще теплую комнату, светлую и уютную, где она сидела над домашними заданиями, постоянно жалуясь, что все мальчики думают только о Лорне Маклеод. За стол садились ее братья, мать наливала всем чай, и Флоре тоже, а сама продолжала хлопотать у плиты.
Новая страница – и еще один рецепт супа, на этот раз из бычьих хвостов, но почерк был другим. Флора в изумлении поняла, что это рука ее бабушки Мод – бабушка давно уже умерла, она была такой же северной ведьмой, как и мать Флоры, – рецепт был записан чернильной авторучкой. А над ним мелкими изящными буквами написана какая-то гэльская фраза, которую Флора не сразу сумела понять, ей пришлось принести из гостиной старый словарь, и только тогда она разобрала: «Это было давным-давно… а мне и теперь нравится».
Что-то в этих простых словах заставило Флору улыбнуться. Она поджала под себя ноги – погода снова изменилась, и теперь в окна мягко стучался дождь, Брамбл поднял голову, потом встал, прохромал осторожно через комнату. Встряхнув головой, он шлепнулся на пол и тут же снова заснул.
– Надеюсь, это значит, что ты поправляешься, а не просто ленишься, старина, – пробормотала Флора.
Она не слишком хорошо помнила бабушку Мод, потому что к тому времени, когда Флора немного повзрослела, у нее уже имелось множество внуков и она начинала понемногу сдавать. Но бабушка Мод приходила к ним и помогала Анни чистить бобы, они пили чай и сплетничали на гэльском. Но Флора их не понимала, и время от времени бабушка с легким сарказмом отпускала замечания в адрес Флоры, уткнувшейся в учебник, а Анни в таких случаях всегда слегка щурила глаза, и бабушка тут же меняла тему.
Но они очень любили друг друга, подумала Флора. Анни, четвертая из семи выживших детей бабушки, в семнадцать лет бросила школу и на следующий же день вышла замуж за их отца, обвенчалась с ним в церкви – в простом белом хлопковом платье, совсем непохожем на свадебное.
Флора хорошо помнила, как выходила замуж ее подруга Лесли. Ее мать буквально умоляла всех прийти и бесконечно тревожилась из-за платья Лесли – из старинных кружев в стиле ампир – и букета диких цветов… Флора и Лорна лишь смотрели во все глаза, тихонько сидя в углу, напиваясь и наблюдая за тем, как английские друзья нервничавшего молодого мужа Лесли пытались танцевать наравне с островитянами.
Чудесно было бы, думала Флора, если бы и она сама вышла замуж до того, как потеряла мать… Скорее всего, все было бы примерно так же. Но на самом деле Флора не слишком много думала о замужестве – всего лишь абстрактное предположение, что когда-то это случится, но не скоро.
Но ее мать рада была бы это увидеть…
На глазах Флоры выступили слезы. Ладно. Нет смысла плакать о том, чего не может произойти, строго сказала она себе, почесывая Брамбла. Никаких свадеб, ни один из ее парней, даже Хьюго, не делал ей предложения, да ведь и ей самой ни один не нравился настолько, чтобы огорчаться из-за этого. Просто жизнь шла своим чередом.
Флора поспешила перевернуть страницу.
И тут же погрузилась в не слишком понятные записи: чернила кое-где размазались, на страницах остались пятна и время от времени английский текст перемежался гэльскими словами. А что уж говорить о старинных мерах веса, о которых Флора никогда не слышала? Какого черта означало, например, «джил»?!
Но тут она услышала шум и испуганно вскинула голову.
У двери стоял отец, вид у него был такой, словно он увидел привидение. От неожиданности Флора выпустила из рук огромную эмалированную кружку, и они с отцом проводили ее взглядом, когда та с невероятным грохотом покатилась по полу.
– Папа…
– Боже… – выдохнул он, прижимая к груди ладонь. – Прости, детка, прости. Я не хотел тебя пугать. Я просто… Ты так на нее похожа… И точно так же сидишь там…
Флора вскочила, чтобы взять из раковины кухонное полотенце, которое лежало там в отбеливателе. И вытерла пролитый чай.
– Я просто… – Отец все так же качал головой. – Прости, девочка… Я… был потрясен…
– Поставить чайник?
– Как раз это она бы и сказала, – улыбнулся он.
Последовала пауза. Отец оглядел кухню, и его глаза вспыхнули.
– Ох, ты только посмотри! – воскликнул он. – О Флора…
Флору охватило легкое раздражение. Она не ожидала особых похвал за то, что просто отмыла пол.
– Здесь теперь гораздо лучше.
– Ну так не устраивайте снова беспорядок, – сказала Флора немного резче, чем намеревалась.
– О… да. И ты насыпала чая в жестянки!
– Ну да.
– Знаешь, – он снова покачал головой, – я как-то и не замечал, что тут творилось.
– Может, теперь будете поаккуратнее?
– Да… Я скажу мальчикам. Я вернулся… – Он смутился.
– Что? – встревожилась Флора.
Только этого и не хватало, чтобы отец начал терять память!
– Я… мне…
– Трость? Сэндвичи?
Она заварила для отца чай, а старый пес уже тыкался носом в его ноги.
– Да нет, – улыбнулся отец. – Я подумал, что ты еще не вернулась… и решил, что могу немного отдохнуть…
– Конечно, ты можешь немного отдохнуть, – усмехнулась Флора. – Черт побери, ты на ногах с пяти утра!
Плита была еще теплой, конечно, она всегда была теплой, и отец опустился в свое кресло рядом с ней.
– И не позволяй мне мешать тебе, чем бы ты ни занималась, – серьезно произнес он.
Флора вдруг заметила, что успела спрятать тетрадь матери в свою сумку. Она явно не хотела расстраивать отца, не хотела, чтобы он увидел тетрадь. К тому же у нее возникло странное чувство, будто это вообще личное дело между ней и матерью.
– Да я тут подумала насчет ужина… – глядя по сторонам, произнесла она.
– Ну, похоже, ты и так уже много сделала, – откликнулся отец.
Флора подала ему чай, и он, забирая чашку и благодаря дочь, коснулся ее руки, и в этот миг между ними проскочило нечто теплое, ослабившее напряжение.
Потом пришел Финтан и сразу раздраженно посмотрел вокруг.
– О, да тут, похоже, побывала фея чистоты! – воскликнул он. – Показываешь нам, как неправильно мы живем, да, сестренка?
– Ну почему ты такой агрессивный? – спросила Флора.
– Не знаю. Может, потому, что ты тут вертишься с ужасно кислым видом, тебе тут все противно. Ну да, наверное, поэтому.
Флора округлила глаза:
– От тебя… пахнет. Чем ты занимался?
– Не твое дело. Во всяком случае, это недостаточно привлекательное для тебя.
Эк бросил на сына пристальный взгляд:
– Ты что, снова ходил в ту маслодельню?
– Мне кажется, там можно сделать нечто особенное, па.
– Ну, это пустая трата времени, точно. И денег.
– Это вообще ничего не будет стоить!
– Нет, будет, потому что ты не станешь работать на нижнем поле.
Флора пыталась понять, о чем они говорят, и готова уже была спросить, когда Финтан фыркнул:
– Полагаю, обеда сегодня опять не будет?
– Отправлю Иннеса в кафе, купит что-нибудь, – сказал Эк.
– Нет! – воскликнула Флора. – Я приготовлю!
Оба они посмотрели на нее и рассмеялись, и ненадолго пришедшее к Флоре хорошее настроение разом улетучилось.
Глава 16
Если у Флоры и возникали какие-то фантазии насчет ее возвращения домой, они могли выглядеть примерно так: все будут рады ее видеть и послушать разные истории о жизни в большом светском городе. Ладно, может быть, не истории о свиданиях через Интернет, но определенно что-то они узнать захотят. Ее красивый босс стал бы в ее рассказах превозносить достоинства Флоры, а она была бы невероятно занята и стала бы важной фигурой, постоянно встречаясь с Колтоном Роджерсом и с легкостью справляясь с его делами в городе, вместо того чтобы болтаться без дела и пытаться стать незаметной.