Мать Лето покачала головой.
– Это твое теперь, тебе и решать. Мы и так исчерпали все свои возможности реагировать на происходящее. Остальное в твоих руках.
– И поспеши, – прошептала Зима.
Мать Лето согласно кивнула.
– Времени не осталось. Будь скор и мудр, смертное дитя. Ступай с нашим благословением.
Зима зябко убрала свои хрупкие руки в рукава халата.
– Не подведи, парень.
– Блин-тарарам, вот только давления не надо, – буркнул я себе под нос. Я коротко поклонился обеим по очереди и повернулся к двери. Уже переступая через порог, я спохватился.
– Да, кстати. Простите, если мы подпалили немного вашего единорога по дороге сюда.
Я оглянулся и увидел, что Мать Лето выгнула бровь. Чепец Зимы тоже пошевелился, и я увидел желтые зубы.
– Какого единорога? – послышался ее шепот.
Дверь закрылась – снова сама собой. Мгновение я тупо смотрел на деревянную поверхность.
– Чертовы гребаные фэйерские штучки, – буркнул я наконец, повернулся и двинулся обратно тем же путем, которым пришел сюда. Расклятье холодило бедро сквозь ткань кармана и угрожало здорово заморозить меня, если останется там слишком долго.
Мысль о Расклятье заставила меня ускорить шаг; возбуждение клокотало во мне. Если то, что сказали мне Матери, правда, я смогу использовать эту штуку, чтобы помочь Сьюзен – чем не божественное вмешательство. Все, что мне необходимо было сделать – это завершить это дело, а потом никто не мешал бы мне найти ее.
Ну, конечно, мрачно подумал я, завершение этого дела, весьма вероятно, угробит меня. Матери помогли мне сообразить многое, а также снабдили полезной магической штуковиной, но, черт возьми, не подкинули ни одной завалящей мысли, как все это разгребать – и, как дошло до меня только что, никто из них ведь не сказал ясно и недвусмысленно: «Это сделала Аврора». Я знал, что они говорили мне правду, и их заявления привели меня к такому заключению – но что из этого диктовалось этим загадочным запретом на прямое вмешательство, а что – очередными фэйерскими штучками?
– Будь скор, – прохрипел я, стараясь подражать голосу Зимы. – Мы исчерпали свои возможности, – буркнул я, изображая Лето. Я ускорил шаг и нахмурился, пытаясь понять, что означали последние слова Зимы. Она произнесла их почти ехидно, словно это давало ей то, чего она иначе не смогла бы.
Какого единорога?
Я обмозговал этот вопрос. Если это, действительно, было сказано всерьез, а не так, вскользь, это должно было что-то означать.
Я нахмурился еще сильнее. Это означало, что маленькую хибару никто не охранял. А если охранял, то не тот, кого поставила на этот пост Мать Зима.
Тогда кто же?
Ответ оглушил меня подобно хорошему удару подвздох – во всяком случае, ощущение тошноты от этого было вполне сопоставимо с последствиями удара. Я остановился и попытался открыть Зрение.
Я не успел этого сделать. Из-за завесы вынырнул Грум; рядом с ним стояла Элейн. Он застал меня врасплох. Огр обрушил свой кулак-кувалду мне в лицо. В глазах вспыхнуло, я почувствовал, что падаю, а потом ощутил щекой прохладную землю.
Потом легкий запах духов Элейн.
Потом все скрыла чернота.
Глава двадцать седьмая
Я очнулся на земле в темном Небывальском лесу. И – магический это мир или нет – я замерз и начал непроизвольно дрожать. Это делало притворство бессмысленным, так что я сел и попробовал оценить ситуацию.
Никаких новых ушибов и переломов я не ощущал, значит, пока я валялся в отключке, меня не мутузили. Впрочем, вряд ли я вырубался надолго. Расклятья Матери Зимы в моем кармане больше не было. Моя сумка исчезла, равно как кольцо и браслет. Это же, само собой, относилось и к моим жезлу и посоху. Правда, я все еще ощущал на груди материнский амулет, что меня даже удивило. Рука болела в том месте, где Мэб продырявила ее чертовым ножом для открывания писем.
Во всех остальных отношениях я ощущал себя более или менее невредимым. Клево.
Я окинул взглядом свое ближайшее окружение и обнаружил кольцо растущих вокруг меня поганок. Они были не слишком большими или зловещими – обыкновенные, вроде бы, поганки, но при виде их меня почему-то пробрала дрожь. Я поднял руку и осторожно протянул к ним, постаравшись обострить при этом свои чародейские чувства. Я наткнулся на стену. Я не знаю, как еще описать это. Там, где начиналось это кольцо грибов, моя способность двигаться или ощущать что-то, будь то обычные или магические чувства, просто-напросто кончалась.
Плен. Дважды клево.
Только получив хоть какое-то представление о своем затруднительном положении, я встал и повернулся к своим пленителям.
Их было пятеро, что казалось более чем несправедливым. Ближнюю я узнал с первого взгляда – Аврора, одетая на этот раз в то, что я назвал бы боевой кольчугой, только тонкой и легкой как обычная одежда. Она плотно облегала ее тело от горла до запястий и лодыжек, и слегка светилась в полумраке леса. На бедре у Авроры висел меч, а на светлых волосах красовался венок из живых листьев. Она обратила на меня взгляд своих оглушительно прекрасных зеленых глаз; выражение ее лица показалось мне одновременно печальным и решительным.
– Чародей, – сказала Аврора. – Мне жаль, что все так обернулось. Но ты слишком близок к разгадке и можешь стать помехой. Тебе осталось послужить одной цели, а потом я не могу позволить тебе продолжить твое вмешательство.
Я поморщился и посмотрел мимо нее, на огра Грума, огромного, краснокожего и безмолвного, и на жуткого единорога, охранявшего подступы к хибаре Матери Зимы.
– Что вы намерены со мной сделать?
– Убить тебя, – мягко произнесла Аврора. – Мне жаль, но это необходимо. Ты слишком опасен, чтобы оставлять тебя в живых.
Я угрюмо посмотрел на нее.
– Тогда почему вы не сделали этого раньше?
– Хороший вопрос, – заметил четвертый из присутствующих – Ллойд Слейт, Зимний Рыцарь. Он так и оставался в своем байкерском кожаном прикиде, только добавил к нему всяких железных побрякушек вроде кольчуги. На бедре у него висел один меч, за спиной – еще один, а на поясе – тяжелый пистолет. Напряженное, голодное выражение лица его не изменилось. Он казался взвинченным и злобным. – Будь на то моя воля, я бы перерезал тебе глотку, как только Грум уложил тебя.
– Зачем звать его Грумом? – я перевел взгляд обратно на огра. – Вы можете сбросить чары, Лорд-Маршал. В них больше нет никакого смысла.
Лицо огра перекосилось от удивления.
Я презрительно покосился на темного единорога.
– И ты, Коррик, кстати, тоже.
Огр и единорог разом повернулись к Авроре. Младшая Королева кивнула, так и не спуская с меня глаз. Форма огра странно расплылась, исказилась, и приобрела черты Талоса, дворянина-сидхе из Аврориного пентхауза в «Ротшильде». Светлые волосы его были собраны в боевую косичку, и туго облегающий панцирь из какого-то темного металла делал его похожим на боевого робота.
Одновременно с этим единорог встрепенулся и превратился в массивную тушу кентавра Коррика, тоже одетого в доспехи. Он топнул массивным копытом, но промолчал.
Аврора, хмурясь, обошла меня кругом.
– Давно ли ты догадался, чародей?
Я пожал плечами.
– Не очень. До меня начало доходить на обратном пути из домика Матери Зимы. Ну, стоило мне понять, с чего начинать, и все остальное было уже делом техники.
– У нас нет времени на разговоры, – буркнул Слейт и сплюнул на землю.
– Если он догадался, значит, могут и другие, – терпеливо возразила Аврора. – Нам нужно знать, ждать ли нам других противников. Скажи мне, чародей, как ты все это вычислил?
– Убирайтесь к черту, – огрызнулся я.
Аврора повернулась к последней из присутствующих.
– Его как-нибудь можно урезонить? – спросила она.
Элейн стояла чуть в стороне от остальных, повернувшись к ним спиной. На земле у ее ног стояла моя сумка и лежали мои жезл с посохом. К ее наряду добавилась изумрудно-зеленая накидка, что почему-то смотрелось вполне естественно. Она покосилась на Аврору, потом на меня, и быстро отвела взгляд.
– Вы ведь уже сказали ему, что собираетесь убить его. Он не будет помогать нам.
Аврора покачала головой.
– Новые жертвы... Мне жаль, что ты вынуждаешь меня поступать так, чародей.
Она взмахнула рукой. Какая-то невидимая сила дернула меня за подбородок, развернув лицом к ней. Глаза ее вспыхнули, расцвели всеми цветами радуги, и я ощутил ее рассудок, ее волю, прорывающиеся сквозь выставленную мною защиту внутрь меня. Я потерял равновесие, пошатнулся и беспомощно привалился спиной к невидимой стене, которой она меня окружила. Я пытался сопротивляться, но это было все равно что гнать воду вверх по склону: не за что зацепиться, не на чем сфокусироваться. Она играла на своем поле, заковав меня в круг своей власти. Она втекла в меня сквозь глаза, и все, что мне оставалось – это любоваться мельтешащими как в калейдоскопе красками.
– Ну, – сказала она, и голоса слаще и нежнее я в жизни не слышал. – Что знаешь ты о смерти Летнего Рыцаря?
– За ней стояли вы, – услышал я собственный, чуть заплетающийся голос. – Вы и приказали его убить.
– Как?
– Ллойд Слейт. Он ненавидит Мэйв. Вы завербовали его себе в помощники. Элейн провела его в дом Ройеля через Небывальщину. Он бился с Ройелем. Вот откуда на ступенях слизь. Вода на руках и ногах Ройеля – следствие встречи Летнего жара с Зимним льдом. Слейт сбросил его с лестницы и сломал ему шею.
– А его энергетическая мантия?
– Переадресована, – пробормотал я. – Вы забрали ее и поместили в другого человека.
– В кого?
– В девушку-подкидыша, – ответил я. – В Лилию. Вы дали ей мантию и сразу же превратили в камень. В ту статую у вас в саду. Она стояла прямо у меня перед глазами.
– Отлично, – сказала Аврора, и эта негромкая похвала больно резанула мне сердце. Я сделал еще попытку вернуть свои чувства, вырваться из сияющей тюрьмы ее зеленых глаз. – Что еще?
– Вы наняли вурдалака. Тигрицу. Вы натравили ее до меня даже раньше, чем Мэб говорила со мной.