Чтобы отблагодарить духов за окончание эпидемии и за то, что они пощадили большую часть людей, вождь Зимний Медведь устроил празднество. Во время церемонии Грозе и Стрелку были возданы особые почести за их самоотверженную работу, так же как и знахарке, которая без устали врачевала своих соплеменников, как только сама оправилась от болезни.
Потом, к большому удивлению Грозы, во время праздника состоялась еще одна, особая, церемония. Молодой женщине велели встать перед вождем Зимним Медведем, который украсил ее волосы ценным орлиным пером, символом принадлежности к воинам-шайеннам.
Гроза была не до конца уверена, что правильно понимает смысл происходящего, но слова Зимнего Медведя рассеяли ее сомнения:
— Ты, Летняя Гроза, участвовала в походе отмщения, который возглавил твой отец. Ты сразилась и повергла своего белого врага. Сделав это, ты завершила свое обучение и заслужила новое положение — обрела ранг воина-шайенна.
Почти столь же смущенного Стрелка тоже возвели в этот почетный ранг. Вольный Ветер уже был воином, но и он получил еще одно орлиное перо на свой военный головной убор. Охотника за его заслуги тоже стали считать воином, хотя его не вызвали перед всем племенем, чтобы вручить заслуженную награду. Это был вечер Летней Грозы и ее семьи, хотя она и сожалела, что поводом для всех этих чествований послужило нападение на Утреннюю Зарю.
Жизнь быстро вернулась в обычное русло. Стремительно приближалась зима, и еще многое предстояло сделать до того, как племя должно было перебраться на зимнюю стоянку. Часть скота забили, мясо закоптили или высушили и оставили в запас на предстоящие долгие месяцы. Группы охотников постоянно охотились на дичь, а женщины собирали орехи, убирали кукурузу, сушили осенние ягоды и ходили за медом. Чинилась зимняя одежда и, если необходимо, шилась новая. Из-за эпидемии все работы задержались, а закончить их было необходимо до первого снега, чтобы он не застал племя врасплох.
Тем летом белые люди принесли в лагерь не только эту болезнь. Они также принесли сюда и спиртные напитки, которые индейцы называли «огненной водой» из-за жжения внутри, когда их пили. Все чаще можно было увидеть кого-то из мужчин и даже воина, как он, покачиваясь и запинаясь, шел по деревне. Обычно сдержанные люди внезапно становились буйными, гордые воины делались крикливыми и похотливыми, в мирных семьях разражались скандалы с руганью и дракой, любящие мужья ни с того ни с сего били жен и детей — и все это происходило из-за толкающих на путь деградации напитков, привнесенных в жизнь индейцев белыми людьми. Это было недостойно и унизительно для всего племени. Проблема была новой, она разрасталась, и никто не знал, как ее решить.
Еще одно, очень неприятное осложнение было связано с женщинами. Оказалось, что белые гости с удовольствием пользовались услугами распутных женщин и с удивительным постоянством посещали их вигвам. И теперь некоторые из этих женщин ожидали детей от белых. Когда эта новость распространилась по деревне, все возмутились. Надо было что-то сделать!
Собрался совет, на котором выяснилось, что некоторые солдаты посмели сделать грязные предложения девушкам племени и молодым женам. В своем высокомерии и невежестве они полагали, что все индианки распутны и только и мечтают улечься в постель с белым мужчиной. Получившие отказ солдаты разозлились. Не желая наносить урон чести семьи, женщины ничего об этом не рассказывали, но вскоре в целях безопасности стали выходить за пределы лагеря только группами по двое и больше.
— Мы тоже об этом говорили, — припомнила Поющая Вода.
— Да, несколько раз я видела, как белые мужчины выходили из вигвама дурных женщин, — добавила Белоснежный Цветок. — Они не таились. И я думала, что все остальные тоже знают об этом, но подобные вещи никогда не обсуждались вслух.
В ходе дальнейшего расследования выяснилось, что две девушки и одна замужняя женщина тоже беременны от белых мужчин. Девушки признались, что они уступили под страхом избиения. Они очень испугались, когда мужчины обозлились и стали угрожать им. Потом они уже никогда не ходили по одиночке и скрыли свой позор от семьи. Одна из девушек сказала, что солдат заставил ее уступить его домогательствам, сказав, что иначе застрелит ее отца. Вторая молчала от стыда и страха, что отец может убить солдата, а это, в свою очередь, может привести к тяжелым последствиям для всего племени.
Молодая жена утверждала, что ее изнасиловал один из миссионеров. Многие в племени поверили ей, потому что знали ее как честную женщину. Кроме того, они с мужем были очень счастливы вместе и у них был сын.
Вся эта история окончилась трагически. Муж, без сомнения, очень любил свою жену и очень тяжело воспринял происшедшее. Но любил он ее или нет, молодой воин не смог вынести того, что у его жены будет ребенок от белого мужчины. В конце концов, он отказался от нее и вышвырнул ее из своего жилища и из своей жизни. Согласно обычаю племени, если никто другой не соглашался взять ее, она должна была либо пойти в вигвам к падшим женщинам, либо навсегда покинуть деревню — как решат старейшины.
Принятие решения пугало вождей племени, потому что они понимали, что в будущем им еще не раз придется столкнуться с подобными случаями. Белые люди пятнали все, к чему прикасались, но полностью избежать их влияния на жизнь индейцев было невозможно. С каждым годом их проникновение становилось все заметнее, а различные неприятности происходили все чаще.
Вожди шайеннов не знали, как положить этому конец. Привязанные к резервации, жестоко ограниченные в правах и возможностях, они мало что могли сделать, чтобы оградить свой народ. Хотя по договору земли резервации принадлежали племени, было хорошо известно, что у индейцев нет на нее реальных прав и, конечно, нет достаточно прав, чтобы открыто обвинить или наказать белого человека, какое бы тяжкое преступление он ни совершил.
В конце концов беременных женщин легкого поведения и молодую жену изгнали из деревни. Для них это означало верную гибель, потому что ни одно племя не приняло бы их и не помогло бы им. Не имея пищи, жилья и никаких средств к существованию, женщины должны были вскоре умереть. Они могли оставаться на территории резервации, но это служило слабым утешением. Придет зима, и в течение нескольких недель они погибнут от голода и холода.
Но и покинувших резервацию, их ждала та же участь. Только если бы им необыкновенно повезло и они нашли каких-нибудь белых, которые приютили их, женщины спаслись бы. Но даже и тогда была бы велика вероятность того, что несчастных ждали побои и плохое обращение, потому что белые всегда считали любого индейца ниже себя. Собаке жилось бы у белого лучше, чем индейцу.
Девушек из племени не изгнали, а отправили в вигвам «дурных» женщин. Там им предстояло провести всю жизнь, мучаясь от стыда, потому что ни один из шайеннов не взял бы их в жены. Для их семей они как бы умерли, их имена даже не вспоминали. Невинных младенцев, когда они родятся, усыновят другие семьи и вырастят их, как любых других детей племени, со всеми их правами и возможностями. В день вынесения приговора изгнанных женщин в присутствии всего племени отвели на край деревни и прогнали. Это был самый неприятный обычай племени, и Гроза с радостью осталась бы у себя, но она должна была присутствовать, как и любой другой житель деревни, за исключением падших женщин.
Никто из членов племени не смотрел в лицо изгоняемым, потому что их уже не считали за людей. По понятиям шайеннов, их уже словно не было в живых. Гроза мельком увидела залитое слезами лицо отвергнутой жены, и у нее сжалось сердце при мысли о том, что молодую женщину вынудили оставить маленького сына, всех и все, что она всегда знала и любила. Это казалось слишком высокой ценой за уступку необузданной похоти белого мужчины.
Глава 17
Уютно устроившись в объятиях мужа, прижавшись к нему всем своим гибким телом, Гроза спросила:
— Ты никогда не выгонишь меня, как выгнал свою жену Скользкий Бобер?
Ветер посмотрел в грустные янтарные глаза.
— Если ты будешь мне неверна, у меня не будет иного выбора, Летняя Гроза. Это будет единственный способ сохранить честь в глазах нашего народа, хотя я бы скорее вырвал свое сердце, чем потерял тебя. А почему ты задала такой вопрос?
— Сегодня мне до слез было жалко эту женщину, Вольный Ветер. Это не ее вина. Ее и так жестоко изнасиловали, а теперь еще и это наказание.
Ветер кивнул.
— Знаю, но никто ничего не мог сделать. Она была женой Скользкого Бобра, и решение принял он. Для него это тоже было нелегко.
— А если меня тоже изнасилуют? Ты поступишь так же? Ты заставишь меня покинуть сына, откажешься от меня?
Ветер убрал со щеки Грозы шелковистую прядь черных волос и с изумлением обнаружил, что она мокра от тихих слез.
— Я люблю тебя больше жизни, Летняя Гроза, до самозабвения. Если другой мужчина силой возьмет то, что принадлежит только мне одному, я воспылаю ненавистью, но не к тебе. Я не смогу ранить тебя больше, чем ты уже будешь обижена.
Гроза поцеловала его ладонь, лаская ее прикосновением губ.
— И что ты со мной сделаешь?
— Если должен будет родиться ребенок, я отошлю тебя прочь, до тех пор пока он не родится, потому что я не смогу видеть, как ты округляешься от семени другого мужчины. Когда ребенок родится, ты сможешь вернуться ко мне, но принять ребенка я не смогу. Пусть его усыновит другая семья, а с тебя я возьму клятву никогда не признавать его своим. Это покажется тебе слишком жестоким?
— Нет, Вольный Ветер. Это кажется мне очень справедливым. А если ребенка не будет, что тогда?
Ветер провел ладонью по прекрасному обнаженному телу своей жены.
— Я буду любить тебя, Летняя Гроза, потому что я не могу представить, что можно не любить тебя.
Гроза вздохнула, с удовольствием принимая ласки Ветра.
— И ты не станешь считать меня запятнанной?
— Никогда! — пообещал он и провел языком по чувствительной коже ее плеча. — Для меня ты всегда будешь совершенной.