– Епископ Лангра не мог не выступить. Обвинение в прелюбодеянии устроило бы его гораздо больше. Мы никогда не были с ним единомышленниками. Если подвернется возможность навредить мне, он обязательно ею воспользуется. Но это не важно. В ближайшее время я не собираюсь иметь с ним никаких дел.
Молодой человек снова поклонился и поспешил уйти. Алиенора печально улыбнулась. Юный Жоффруа очень напоминал ей своего отца – и тем, как стоял, и тем, как одно выражение на его лице сменялось другим, но между ними была огромная разница. Он был все еще мальчик, который только учился делать шаги во взрослой жизни. Но присутствие сына позволило ей пережить смерть отца. Вместе с Бертой и Бургундией он был частью Жоффруа, оставшейся в этом мире, и она поможет ему жить дальше, облегчив тем самым собственное горе.
Не успел уйти Жоффруа, как явился архиепископ Бордо. Он по-прежнему был в епископальной сутане, но митру заменил на маленькую шапочку. Высокая фигура устало сутулилась, голова поникла.
Алиенора поцеловала его перстень, а он опустил ладонь на ее голову в благословении. Она велела оруженосцу налить гостю вина и подвела его к накрытому столу, предлагая угоститься сочным припущенным лососем и свежим хлебом. Де Лору взглянул на нее с благодарностью и сел за стол. Вымыв руки в миске, поднесенной оруженосцем, он благословил пищу и охотно начал подкрепляться.
Тактично выждав паузу, Алиенора бросила на гостя вопросительный взгляд.
– Дела продвигаются, как я и предполагал. – Епископ прополоскал рот вином, прежде чем сглотнуть. – Французы попытались сохранить за собой Аквитанию с помощью сегодняшних уловок епископа Лангра, но это у них не пройдет.
– Как только Лангра смел предположить, что между мною и дядей могло что-то быть? – с гневным презрением произнесла она. – Мы прибыли в Антиохию после сложнейшего морского путешествия и прожили там меньше двух недель. Я искала защиты у дяди, потому что еще тогда, как вы знаете, хотела добиться развода. – Она скривила рот. – До меня также доходят гнусные сплетни, будто я спала с прежним графом Анжуйским. Разве такое возможно? Это все грязные слухи, цель которых – отобрать у меня земли, очернив мое имя.
– Всегда найдутся те, кто источает яд, – ответил архиепископ. – Будьте спокойны, епископ Лангра не одержит победу. У него самого рыльце в пушку, и сохраняет он свое положение только потому, что Бернар Клервоский, приходящийся ему кузеном, дискредитировал кандидата-соперника. Основанием для расторжения этого брака является лишь вопрос родства, и ничего больше.
– Будем на это надеяться. – Алиенору передернуло. – Если я останусь женой Людовика, то, клянусь, меня уже не будут обвинять в измене, а потащат в суд за убийство.
Архиепископ кисло улыбнулся:
– Думаю, этого не произойдет. Слишком далеко зашло дело, чтобы теперь провалиться. Людовик не меньше вашего стремится к разводу. – Покончив с трапезой, он снова вымыл пальцы в розовой воде.
– Я хочу поговорить с вами о будущем… – Алиенора подлила вина в кубки. – Об одном решении, которое мне нужно принять.
Де Лору вытер руки о салфетку и устремил на нее немигающий взгляд голубых глаз, так что она снова почувствовала себя ученицей, сидящей перед строгим, но доброжелательным наставником.
– Я понимаю, что мне нельзя оставаться незамужней. – Она крутила кубок за ножку. – Мой долг перед Аквитанией – править и родить наследников, которые сменят меня на троне.
– Да, в самом деле, дочь моя, так и есть, – осторожно поддакнул архиепископ.
– Вам следует знать, что я получила предложение заключить брак с Генрихом, герцогом Нормандским.
Архиепископ вскинул брови:
– И когда же это случилось?
– Когда он с отцом приезжал в Париж обсудить перемирие. Предложение имеет свои плюсы, как мне кажется.
– Герцог Генрих сам заговорил с вами об этом браке?
Алиенора покачала головой:
– Думаю, это была целиком инициатива его отца. Я едва обменялась с молодым герцогом парой слов, и вел он себя очень осторожно из-за сложившейся ситуации. Аквитания стала бы для него огромным призом, но что получу я? Вы, наверное, понимаете мои опасения.
Де Лору сделал глоток вина, давая себе время подумать. Неразумно выбирать мужа среди аквитанских баронов. Лучше бы ей выйти замуж за человека со стороны. Генрих, сын императрицы, безусловно, подходил. Пятнадцать лет назад архиепископ Бордо сообщил Алиеноре, что она должна выйти замуж за Людовика Французского. Он до сих пор видел в этой образованной молодой женщине, сидящей перед ним, испуганную девочку, и это причиняло ему боль. Алиенора доверяла ему, и он хотел для нее самого лучшего, как и для Аквитании.
– Я лично незнаком с молодым человеком, о котором идет речь, но его репутация растет с каждым днем, а происхождение у него блестящее. Было бы хорошо, если бы вы вышли замуж за того, кто впоследствии может стать королем.
– Да, я тоже так думаю, – призналась Алиенора, – но пока не решаюсь сделать шаг. Он молод, и, возможно, я смогу на него влиять, но в таком случае он, как и Людовик, будет открыт влиянию и других людей. Когда я вышла за Людовика, мне пришлось бороться с его матерью. Императрица Матильда, по всеобщему мнению, грозная женщина, к словам которой ее сын прислушивается. Как мне уцелеть на этом поле брани?
Де Лору погладил бороду.
– Вы мудро поступаете, проявляя осторожность, но, полагаю, таких трудностей уже не будет. Вы взрослая женщина в полном расцвете. Императрица Матильда стареет и живет теперь в аббатстве Бек. Может, она и правит Нормандией, но в другой котел свой палец не сунет. Генриха в юности не готовили в монахи, хотя он хорошо образован, так что в этом направлении вам тоже будет легче.
– Вы повторяете мои мысли. – Одобрение архиепископа подействовало на Алиенору благотворно, но на ее лице промелькнуло задумчивое, почти печальное выражение. – Если все-таки я приму предложение, то в большой степени это будет выбор, рожденный отсутствием выбора.
Беседу прервало появление Сальдебрейля де Санзе.
– Мадам… – Он приблизился к столу, тяжело дыша после подъема бегом по лестнице, и опустился на одно колено.
Алиенора жестом велела ему подняться.
– Есть новость?
Он поморщился, тряхнув головой так, что темные кудри упали на лицо.
– Я узнал, что есть план схватить вас, как только вы уедете отсюда, получив развод.
– Схватить? – Она похолодела. – Чей план?
– Информаторы уверяют, что вам следует опасаться Тибо, графа Блуа. Будьте особо начеку, когда поедете по его территории, избегайте всех приглашений переночевать в любом из его замков.
Алиенора перестала дышать. Ну вот, началось, уже кто-то задумал схватить ее и заставить заключить брак, надругавшись над ней или заточив в темницу, когда тюремщик сможет забрать ее земли себе, сделать ее беременной и, получив наследника, предъявить права на Аквитанию. Тибо, граф Блуа и Шатре, был постарше Генриха Нормандского и Анжуйского, но ненамного, так что разницы почти никакой. Просто очередной амбициозный молодой охотник, преследующий лань любыми средствами.
– В таком случае мы должны принять соответствующие меры. Сальдебрейль, я верю, что вы обеспечите мою безопасность в пути, и даю вам полную свободу действий. Если появился первый «поклонник», появятся и другие. Проверьте, чтобы наши лошади были хорошо подкованы и быстры, что все оружие наточено… и щедро заплатите информаторам.
– Мадам… – Он поклонился и ушел.
Архиепископ тоже поднялся с места, собираясь уйти.
– Вот видите, какой я теперь приз, – мрачно заметила Алиенора. – На документ о разводе еще не поставлена печать, и сам он не отдан на хранение в церковь, а амбициозные мужчины уже планируют мое будущее.
– Господь следит за вами и защищает вас. – Де Лору поцеловал ее в лоб.
– Но Ему помогают бдительный коннетабль и люди, которым хорошо платят за то, что они держат глаза и уши открытыми, – строптиво возразила она. – Бог имеет обыкновение помогать тем, кто помогает себе сам.
Глава 43Божанси, апрель 1152 года
Свершилось. Алиенора получила свободу, что бы эта свобода ни означала в новых обстоятельствах. Жоффруа де Лору объявил брак расторгнутым, и она теперь могла вернуться в Пуатье. Стоя перед открытым окном в спальне, отведенной ей на время рассмотрения дела, она застегивала накидку, разглядывая, что творится внизу этим свежим апрельским утром.
Оттуда, где она стояла, можно было разглядеть отъезжающих – свиты различных епископов с доверху груженными багажными обозами. Бернар Клервоский собрался в путь на белом муле, привязав сбоку простой мешок с пожитками. Алиенору передернуло. Хорошо хоть больше ей не придется иметь дело с этим стариком. У нее были сильные подозрения, что это он стоял за нападками епископа Лангра. Для человека, исповедующего любовь к Богу, он был полон желчной ненависти и убежденности в своей правоте.
Алиенора чувствовала себя скорее обездоленной, чем воодушевленной полученной свободой: столько лет потрачено впустую, а за плечами лишь боль и потери. Положительное во всем этом лишь одно: дело закончено и отрезано, как кусок ткани с ткацкого станка, и теперь его можно свернуть и убрать подальше, с глаз долой.
– Мадам, лошади оседланы, – объявил молодой Жоффруа де Ранкон, заглянув в дверь. – Если сейчас поторопимся, то сможем проехать Блуа при лунном свете.
– Я готова. – Алиенора повернулась к нему. – Поехали домой.
Она ждала во дворе, чтобы привели ее кобылу, когда появился Людовик, одетый и обутый для возвращения в Париж. Увидев ее, он замер.
– Все кончено, – бесстрастно сказала Алиенора, чтобы развеять неловкость. – Да хранит вас Господь в пути, сир.
– И вас также, – натянуто ответил он.
– Больше мы не увидимся.
Алиенора об этом позаботится. Были моменты в их браке, когда она любила Людовика, но гораздо чаще осыпала его бранью и ненавидела, однако в эту секунду ничего не чувствовала. Только пыль под ногами. Она уедет и не оглянется.