Гамелин приблизился к кровати.
– Я слышал, что он сказал. – Он пристально посмотрел на Генриха. – И то, что ты ответил, каждое слово.
– О наследнице и землях я говорил серьезно, – сказал Генрих. – Но только если ты поклянешься мне в верности.
Гамелин скрипнул зубами.
– Я не буду клясться тебе в верности, пока жив наш отец, но когда ты станешь графом Анжуйским, то получишь мою присягу. Я не питаю к тебе любви; бывают времена, когда я тебя ненавижу, но это не имеет ничего общего с тем, чтобы положить свои руки между твоими и поклясться служить в обмен на то, что ты можешь мне дать.
– Я тоже не питаю к тебе любви, – ответил Генрих, – но я доверю тебе свою жизнь и хорошо вознагражу твою службу.
Между братьями промелькнуло понимание, и они опустились на колени, плечом к плечу, чтобы нести бдение.
41Париж, осень 1151 года
Рауль де Вермандуа провел приятный вечер за игрой в кости с Робертом де Дрё и несколькими другими придворными. Некоторые, в том числе и Людовик, рано легли спать, потому что назавтра двор отправлялся в Аквитанию, как только рассвет озарит небо. Повозки были нагружены, вьюки для лошадей сложили в углу большого зала у дверей, и один из слуг охранял эту кучу, словно дракон, сидящий на груде сокровищ. Это было путешествие, положившее начало концу брака Людовика и Алиеноры. После завершения поездки по Аквитании Людовик удалится во Францию, и все, что останется, – это формальность указов и печать церкви.
– Ты тоже станешь свободным человеком, кузен, когда сумасшедшая сестра королевы уйдет из твоей жизни, – сказал Роберт Раулю. Его лицо покраснело от вина. – Ты наверняка жалеешь, что когда-то связался с ней.
– Я не жалею об этом. Только о том, что произошло потом.
Рауль забрал свой выигрыш в игре.
– Признайся, ты соблазнил ее, потому что она была сестрой королевы и ты думал получить влияние через заднюю дверь спальни.
Рауль пожал плечами.
– Будь так, я был бы не единственным желающим при дворе.
Он поднялся на ноги и запустил горсть монет в декольте куртизанки, которая поднялась вместе с ним. Рауль не хотел оставаться сегодня вечером в одиночестве. Феличе была красивой и добродушной – именно это сейчас ему и было нужно.
– Я в постель, – сказал он.
Роберт поднял брови.
– Вижу, что и перина у тебя будет мягкой.
– Вот где я храню свои сокровища. – Рауль погрузил пальцы меж грудей куртизанки, заставив ее снова завизжать. – В моей перине.
Он оставил стол для игры в кости и повел ее в свою комнату, целуя и лаская по пути. Его аппетит не утихал, хотя и не в том смысле, в каком требовала Петронилла в последнее время. Для нее этот акт подтверждал ее желанность и убеждал в том, что она любима. Но эффект был всегда мимолетным, и чем больше он давал, тем больше она хотела, оставаясь неудовлетворенной. Если он отказывал ей, она злилась и обвиняла его в том, что он тратит себя на других женщин. Что ж, теперь он тратил, и это была не трата, а удовольствие. Зная, что Петронилла уезжает с Алиенорой, он чувствовал себя так, будто выскочил из ловушки.
Он распахнул дверь своей спальни и втащил Феличе через порог. Она смеялась, когда он прижимал ее к стене, целовал шею, гладил между ног. Вдруг девушка закричала и стала отталкивать его, ее глаза расширились от ужаса. Рауль повернулся и увидел Петрониллу, которая надвигалась на них, держа в руке охотничий нож, готовая нанести удар.
Обостренные инстинкты бойца спасли Рауля. Отпрянув в сторону, он схватил запястье Петрониллы и дергал его до тех пор, пока она не выронила кинжал и он смог отбить его.
– Ты сын шлюхи! – кричала она. – Сын шлюхи! Я знала, что это правда. Все говорили мне, что я выдумываю, но я знала, что это не так! – Она извивалась в его руках, пытаясь вцепиться в него когтями. – Ты отверг меня ради шлюхи! Ты унижаешь меня перед шлюхой!
– Приведи моего камердинера, – крикнул Рауль Феличе, с трудом удерживая Петрониллу. – Призови моих оруженосцев и пошли Жана за королевой.
Феличе убежала.
– Я ненавижу тебя, ненавижу! – всхлипывала Петронилла, пинаясь и брыкаясь.
– Вот почему мы должны расстаться, – задыхался он, его лицо исказилось от усилий и шока. – В тебе не осталось ничего, кроме ненависти. Ты бы убила меня.
Она оскалила зубы.
– Да, и я бы танцевала в твоей крови!
На мгновение он почувствовал ужасную темную нить возбуждения, но знал, что дать себе волю было бы мерзко, и его затошнило от собственной реакции.
– Тебе нехорошо. – Он крепко схватил ее, отталкивая от себя. – Я не буду принимать в этом никакого участия. За тобой должны присматривать те, кто способен справиться с тобой.
Прибыли камердинер и оруженосцы, за ними Алиенора. На мгновение Петронилла совсем одичала, удвоив усилия, чтобы схватить Рауля, но затем внезапно, словно получив смертельный удар, угасла и упала, как подстреленная лань.
– Приведите ее в мои покои, – резко приказала Алиенора. – Марчиза позаботится о ней.
Рауль поднял ее на руки и последовал за Алиенорой, а оруженосцы при свете факелов показали дорогу по винтовой лестнице. Алиенора велела ему положить Петрониллу на кровать, и Марчиза поспешила к ней.
– Она пыталась меня убить, – сказал Рауль со смесью жалости и отвращения. – Она ждала меня с ножом.
Алиенора бросила на него презрительный взгляд.
– Ты был с одной из куртизанок, не так ли?
Рауль развел руками:
– И что, если так? Мой союз с Петрониллой давно уже невозможен. Я не смею лечь с ней, потому что боюсь за свою жизнь. Вдруг у нее под подушкой окажется нож и она проткнет мне сердце? Петронилла постоянно обвиняет меня в том, что я сплю с другими женщинами, даже когда я целомудрен. – Его губы скривились. – Я решил, что с таким же успехом могу быть повешен за овцу, как и за ягненка.
– Вы с самого начала знали, что она непостоянна.
Он надул щеки.
– Я думал, что она прелестное создание, но, Боже правый, это не так.
– Вы также знали, что она сестра королевы, и решили, что стоит рискнуть. Вы сорвали плод и наслаждались его вкусом, а теперь говорите, что он ядовит.
– Потому что это так! С ней невозможно договориться. – Он взмахнул рукой. – Все, что осталось, – это мрак и отчаяние. Она больше не знает, что воображаемое, а что реальное.
– Я разберусь с ней. Уходите, ваше присутствие здесь невыносимо.
– На вашем месте я бы позаботился о том, чтобы она не могла добраться до оружия.
Алиенора закрыла глаза.
– Просто уходите, Рауль.
– Я буду молиться за нее, но с этим покончено. – Он вышел из покоев, его шаг был тяжелым, а плечи сгорбились.
Феличе ждала в покоях, закутанная в его плащ на голое тело, но Рауль отмахнулся. Страсть остыла, как вчерашняя похлебка.
Стоя на коленях у маленького молитвенного столика в углу, он зажег свечу и склонил голову. Когда он поднялся после молитвы, его колени были такими жесткими, что казалось, будто они превратились в камень, а половина лица, не обезображенная шрамом, была мокрой от слез.
Прикусив губу, Алиенора посмотрела на Петрониллу, которая отвернулась лицом к стене и закрыла глаза.
Марчиза тихо сказала:
– Я ничем не могу ей помочь. Она в руках Господа, мадам.
– Она подвержена слишком большим потрясениям при дворе; если же она удалится в поместья Рауля, то только заскучает, и станет еще хуже. Я раздумывала, не отправить ли ее к моей тете Агнес в Сент. Возможно, в женском монастыре она не найдет успокоения, но там она будет под присмотром и защитой.
– Госпожа, я считаю, что строгий распорядок дня и молитвы пойдут ей на пользу, – согласилась Марчиза.
Алиенора вздохнула:
– Тогда я посоветуюсь с Раулем и напишу тете, может быть, она даст ей убежище. Мы часто бывали там, когда были детьми.
Выражение ее лица стало печальным, когда она вспомнила, как бегала с Петрониллой по залитому солнцем монастырю, когда отец приезжал в Сент. Хихиканье и смех, звенящие между колоннами, догонялки, платья до колен и развевающиеся косы, светлые и темные, украшенные цветными лентами. А потом церковь, где они молились, стоя на коленях, но все еще с озорством переглядывались. Возможно, в Сенте Бог рассеет тьму в душе Петрониллы и изгонит ее демонов.
– О, Петра, – тихо сказала она и обеспокоенно погладила спутанное облако волос сестры.
Стоя в дворцовых садах, Алиенора наблюдала за играющими детьми в золотом свете сентябрьского утра. Они были разного возраста – от малышей, только-только вставших на ноги, до длинноногих юнцов на пороге отрочества. Среди них были трое детей Петрониллы: Изабель, Рауль и маленькая Алиенора[32]. Возможно, им было бы тяжело привыкнуть к отсутствию матери, но в последнее время Петронилла была не в состоянии заботиться о них, так что расставание должно было пройти легче. Им сообщили, что их мать нездорова и ее отвезли в монастырь в Сенте, чтобы та отдохнула и поправила здоровье.
Занятая шитьем, рядом с няней сидела золотоволосая девочка. Светлые локоны выбились из ее косы и образовали солнечный ореол вокруг головы. Она сосредоточенно шила, прикусив нижнюю губу. Другая женщина держала за руку малышку с такими же светлыми волосами, помогая ей балансировать, когда та делала решительные, но неуверенные шаги по траве.
Алиенора оставалась на месте, чувствуя себя отверженной, частью картины, но в то же время отделенной от нее, как рамка на рукописи. Вчера вечером она прощалась со своими дочерьми, не испытывая ничего, кроме сожаления и грусти, когда целовала их прохладные, покрытые нежным розовым румянцем щеки. Она не знала этих детей, вышедших из ее чрева. Близость была в их вынашивании, а не в жизни после разрыва пуповины. По всей вероятности, она больше никогда их не увидит.
Алиенора бросила последний взгляд на детей, запечатлела эту сцену в своем сознании, потому что это было все, что у нее останется до конца жизни, а затем отвернулась, чтобы присоединиться к свите, готовящейся покинуть Париж и отправиться в Пуату.