Роберт бросил на него косой взгляд.
– Это дело между мной и Богом, – сообщил Людовик и вышел.
Он пожалел, что посыльный не заблудился по пути в Париж и не упал в трясину, тогда ему не пришлось бы носить это письмо, это знание у себя на груди.
Прибыв в свои покои, он отпустил слуг и лег на кровать. Людовика переполняла скорбь о сыне, которого у него не было, – о сыне, которого Алиенора родила мертвым, давно, когда была совсем юной его женой. Он горевал о том, что она родила наследника Генриху Анжуйскому, а ему подарила только дочерей. Чувствуя себя опустошенным, покинутым и полным жалости к самому себе, он накрыл голову подушкой и зарыдал, жалея, что давным-давно его забрали из монастыря и сделали королем.
50Анже, март 1154 года
– Мадам, герцог, ваш муж, прибыл, – объявил камердинер Алиеноры.
Алиенора в ужасе воззрилась на него.
– Что, уже?
Он ответил ей лукавым взглядом.
– Да, мадам.
– Но он не должен был до… А, не важно. Задержите его, сколько сможете.
Он бросил на нее настороженный взгляд, но поклонился.
– Ох уж этот Генрих! – воскликнула Алиенора, разрываясь между негодованием и радостью. Его глашатаи прибыли сегодня утром, сообщив, что муж будет здесь ближе к ночи, но день еще не догорел, и до заката оставалось несколько часов. – Я не видела его больше года, и вот он здесь, а я не готова.
– Сию минуту управимся, – сказала Марчиза, как всегда практично и весело. – Ваш господин увидит вас, но ему будет все равно, заплетены у вас пряди в шесть косичек или в две.
– Но мне будет не все равно, – пожаловалась Алиенора, но только потому, что была раздражена. На самом деле это не имело значения. – Тогда поторопись, – сказала она. – Его надолго не удержишь.
Женщины уложили ее волосы в золотую сетку и затянули кружева на ее шелковом платье, чтобы подчеркнуть ее ставшую более изящной фигуру. Кормилица занялась малышом Гильомом, который в семь месяцев был уже энергичным крохой, вышел из пеленок и носил вышитую белую рубашку. Кормилица надела ему на голову чепчик, а Алиенора велела ей выпустить наружу челку, чтобы показать ярко-рыжий цвет волос.
Не вполне удовлетворенная своим видом, но зная, что дальше ждать нельзя, Алиенора поспешила в зал и устроилась на герцогском троне с младенцем на коленях. Эмма и Марчиза уложили ее юбки изящным вихрем, и Алиенора глубоко вздохнула.
Мгновением позже она услышала голос Генриха, протестующего, что нет, ему не нужно переодеваться, и нет, он не хочет надевать корону, принимать угощение, причесываться или что-то еще, что кто-то может придумать, чтобы задержать его. Он распахнул дверь и вошел в зал, его плащ развевался, как знамя, а шаг был тверд и быстр. Его лицо раскраснелось, а в глазах сверкал стальной блеск, граничащий с гневом. Внезапно он остановился и уставился на Алиенору, его грудь тяжело вздымалась.
Она встретила его взгляд с гордостью, не выдавая охватившего ее трепета, а затем опустила глаза на сына, который хотел встать и подпрыгнуть у нее на коленях.
– Это твой папа, – сказала она ребенку, повысив голос, чтобы Генрих услышал. – Твой папа приехал, чтобы увидеть тебя. – И она снова посмотрела на Генриха, прямо и с триумфом.
Генрих глубоко вздохнул и пошел вперед. Его взгляд уже не был сердитым, а светился удовольствием и предвкушением.
– Ты похожа на Мадонну, – хрипло сказал он.
Алиенора скромно улыбнулась.
– Это твой сын, – сказала она. – Гильом, граф Пуатье, будущий герцог Нормандии и король Англии.
Генрих взял младенца из ее рук, чтобы хорошенько рассмотреть. Он держал его над головой, а маленький Гильом громко смеялся и пускал на отца слюни.
– Что ж, отличное начало; наследник плюет на меня. – Генрих усмехнулся, опустил сына, переложил его на одну руку и вытер лоб обшлагом походной туники.
– У него твои глаза и волосы, – сказала Алиенора. Умиление и счастье бурлили в ней. Людовик никогда не пытался играть или общаться с их дочерьми, а Генрих держал ребенка бесстрашно и естественно.
– Зато черты лица твои, – ответил Генрих. – Какой прекрасный маленький мужчина!
Ребенок изогнулся в его руках и схватился за брошь на плаще Генриха, которая привлекла его внимание. Генрих осторожно оторвал пухлые пальчики наследника от застежки и передал его ожидающей няне.
– Как и ты, он никогда не сидит спокойно, – сказала Алиенора. – Громогласно возвещает о своих желаниях – и ему лучше подчиниться, иначе…
Генрих поднял брови и улыбнулся.
– Определенно весь в меня.
Алиенора встала, чтобы поприветствовать его торжественным реверансом, но муж встретил ее на полпути и поцеловал.
– Я скучал по тебе, – сказал он.
Они выпрямились вместе, и он положил руку ей на талию.
– Я тоже скучала. Прошло много времени. – Она остро ощущала его прикосновения. – Нам нужно о многом поговорить. Письма сообщают немало, но они не из плоти и крови.
– Нет, и очень жаль. Ты часто писала, что здорова, и я рад видеть, что это правда.
Алиенора подумала, что он должен быть рад, ведь если бы она умерла при родах, он бы остался с претензиями, которые невозможно было бы предъявить, и все ее огромные богатства были бы для него потеряны. Учитывая, что их сыну исполнилось уже семь месяцев, она подозревала, что он также раздумывает, достаточно ли она оправилась, чтобы зачать еще одного ребенка.
– Да, – ответила она, улыбаясь, – я вполне здорова.
Формальные приветствия закончились, Алиенора и Генрих удалились в уединенную комнату в башне замка. Во время приветствий в зале оруженосцы Генриха занесли его багаж в покои, а вино и еда были расставлены на покрытых скатертями столах.
Алиенора взглянула на багаж, состоявший только из седельных сумок, которые Генрих вез на своей лошади. Остальное будет доставлено позже на более медленных повозках. Пока она увидела лишь несколько мешков и длинный кожаный сверток.
Он заметил ее взгляд.
– Я пришел к тебе не с пустыми руками, – сказал он. – Я привез подарки, достойные королевы.
– Я надеюсь на это после столь долгой разлуки. – Она указала на ребенка, которого держала на руках няня. – Мой подарок тебе – сын.
Его лицо осветила улыбка.
– А мой тебе и ему – королевство, – ответил он. – Как я и обещал, когда мы поженились.
У Алиеноры перехватило дыхание. Она получала новости из Англии, но они были обрывочными.
– Королевство?
Генрих взмахом руки отпустил слуг, включая няню с маленьким Гильомом.
– Стефан согласился, чтобы я унаследовал корону после его смерти, но я должен был формально стать его приемным сыном и наследником. – Он язвительно хмыкнул. – Так что теперь у меня три отца. Человек, который меня породил, мой Отец на небесах и узурпатор Стефан – да поможет мне Бог. Это был выход из тупика. Все считают меня наследником трона, но не желают больше сражаться, чтобы возвести меня на него. Лорды Стефана признают мои притязания, но не хотят, чтобы я короновался, пока жив Стефан. Мои собственные вассалы не хотят рисковать в битве, зная, что это лишь вопрос времени. Переговоры шли несколько часов, но дело сделано. Я – наследник Стефана, признанный договором, и все поклялись поддерживать мои притязания. – Он обнял ее за талию и притянул к себе, покалывая бородой в шею. – Это значит, что я могу заняться нашими владениями здесь и провести время с тобой и нашим сыном.
Генрих ловко распустил шнуровку на боку ее платья и просунул руку внутрь, чтобы погладить ее грудь через сорочку.
Алиенора задрожала от вожделения. Прошло столько времени. Она так о многом хотела его спросить, но это могло подождать. Сейчас ей ответа все равно не получить. Его бедра прижимались к ее, ощущение его рук на ее теле, его запах и прикосновения вызывали непреодолимую потребность. Она потянулась к нему, и Генрих пробормотал что-то нечленораздельное. Спустив штаны до колен, он повалил ее на кровать.
– Давай, – выдохнул он, стоя над ней. – Говори сейчас, если ты не готова зачать еще одного ребенка, потому что я сейчас лопну!
Алиенора рассмеялась.
– Это один из твоих достойных даров?
– О да, – сказал он, его челюсть напряглась, а живот втянулся. – Что может быть более достойным, чем это?
Он вошел в нее на полную глубину, и она прижалась к нему, наслаждаясь его силой и энергией, его откровенной сексуальной потребностью и удовольствием, столь непохожими на поведение Людовика. Ее восхищало, что Генрих радовался ее ответам и не ожидал, что она будет пассивной. Он был молодым золотым львом, а она – его подругой и достойной парой.
Генрих легонько погладил живот Алиеноры.
– Я готов наполнять тебя снова и снова ради удовольствия от зачатия, – сказал он. – Мы породим прекрасную династию сыновей и дочерей.
Алиенора повернулась в его руках лицом к нему.
– Твоя роль проста, – сказала она. – Вынашивать детей тяжелее.
– Согласен, но у каждого свой долг и своя роль.
Алиенора изогнула брови.
– Это правда, но то, что я ношу моих и твоих наследников, не означает, что я перестаю быть герцогиней. Я больше, чем просто племенная кобыла, предупреждаю тебя.
Генрих даже опешил.
– Конечно, это само собой разумеется.
– Если только ты не будешь воспринимать меня как должное, – сказала она, решив донести свою мысль до конца. – Я могу вынашивать и рожать детей, но я не отступлюсь от того, что положено мне по праву.
Он снова поцеловал ее.
– Тебе будет оказана честь, как и положено, я обещаю.
Алиенора поцеловала его в ответ, но почувствовала легкое беспокойство от тона его голоса. Она быстро поняла, что ее молодой муж – сила природы, увлекающая за собой всех. Люди должны были подчиняться его нуждам; он не подчинялся никому. Генрих держал свое слово, только если ему это было выгодно. Она должна была поставить себя так, чтобы стать для него важной во всех отношениях, а не только ключом к Аквитании и производителем наследников.