– Как мы слабы. – Императрица вытерла глаза длинным рукавом своей мантии, затем выпрямила спину и поднялась, глядя вокруг гордо и торжественно. – Теперь я буду присматривать за ним. Ступай и поспи, дочь моя.
Алиенора посмотрела на темные круги под глазами императрицы и бледные, сухие губы.
– Вы тоже не спали, – сказала она.
– Это не имеет значения; мне часто приходилось не спать по несколько дней кряду. У тебя будет ребенок, и ты должна позаботиться о нем ради вас обоих. Теперь моя очередь.
Пока Генрих выздоравливал, Алиенора проводила время у его постели. Обычно такой буйный и полный энергии, он позволял времени и покою вернуть себя к жизни. Алиенора кормила его в постели, соблазняя вкусными кусочками мяса на шампурах, маленькими пирожками с кабачком и заварным кремом. Она рассказывала ему забавные истории и приводила музыкантов, чтобы те играли для него, особенно его любимого арфиста. Она читала ему всевозможные книги, как серьезные тома, касающиеся закона и судебной системы, так и легкие рассказы из истории и мифы. Будучи начитанным, он уже знал многие из них, но с удовольствием слушал снова, говоря, что ему нравится звук ее голоса и экзотический акцент Пуату в ее нормандском французском. Она играла с ним в шахматы – вничью. Рассказывала о том, что происходит при дворе, и они обсуждали будущую кампанию против Тулузы, планируя стратегию, как продолжение игры в шахматы.
День ото дня Генриху становилось лучше. К нему вернулся аппетит, и он снова принялся за дела, созывая баронов и рыцарей в свои покои и разговаривая с ними, пока хватало сил. Наступило утро, когда Алиенора, войдя, не застала его в комнате, а слуги заправляли постель и убирали крошки от трапезы со стола у оконной ниши.
– Мессир сказал, что собирается прокатиться верхом, – сказал камердинер Генриха, – и что если он вам нужен, то будет рад видеть вас и императрицу к обеду.
Тогда она поняла, что все вернулось на круги своя, и, хотя она испытала облегчение и радость оттого, что Генрих снова здоров, отчасти сожалела, что остались позади те часы, что они провели вместе в этой комнате, наслаждаясь общими занятиями, потому что теперь муж снова будет слишком занят, бросаясь в круговорот жизни, с которой чуть не расстался, чтобы найти время для своей жены.
52Руан, октябрь 1154 года
Холодным октябрьским утром Алиенора потягивала имбирный отвар, который приготовила для нее Марчиза, пока служанки одевали ее в теплые одежды. Этим утром ее впервые за последние несколько месяцев с утра не тошнило. Ее живот, еще неделю назад плоский, теперь мягко вырисовывался, а новое платье из ярко-коричневой шерсти было собрано спереди под поясом с красной тесьмой, чтобы подчеркнуть эту область.
Генрих поздно ложился спать и рано вставал, его энергия была столь велика, что невозможно было поверить, что всего полтора месяца назад он чуть не умер. Сегодня он отправлялся в Ториньи разбираться с мятежным вассалом, и, хотя Алиеноре хотелось бы, чтобы он остался рядом с ней еще хотя бы на неделю, она знала пределы возможного.
Она послала Эмму за маленьким Гильомом и его кормилицей, но женщина пришла без своего подопечного.
– Мадам, мальчика забрал герцог, – сказала она. – Он говорил о конюшнях.
Алиенора потребовала накидку и спустилась во двор, где обнаружила Генриха, рыскающего на своей лошади Гризель с Гильомом, сидящим перед ним. Ребенок визжал от восторга, хватаясь за поводья, а лицо его отца сияло от смеха и гордости. Генрих был одет для отъезда, поверх туники он надел мягкую подстежку, которую обычно носили под кольчугой, но сейчас она служила защитой от резкого ветра. Маленький Гильом был закутан в отцовский плащ. Увидев Алиенору, Генрих развернул коня и рысью направился к ней.
– Я давал нашему наследнику утренний урок верховой езды, – сказал он. – Малыш быстро учится.
– Конечно, как же иначе, – сказала Алиенора. – Он будет гарцевать на боевом коне к тому времени, как ты вернешься… если, конечно, ты не собираешься взять его с собой?
– Нет, пока он не научится держать поводья, ставить палатку и молчать, когда положено, – усмехнулся Генрих, передавая ребенка ей на руки. Гильом закричал и стал изворачиваться, цепляясь за отца и луку седла. Алиенора поцеловала сына и быстро отнесла к кормилице.
Генрих спешился и взял Алиенору за руки.
– Я надеюсь вернуться в Руан до праздника святого Мартина, – сказал он.
– Будь осторожен. – Она погладила тыльную сторону его руки, где он зацепился за куст колючек во время охоты два дня назад. – Я буду молиться за тебя.
– А я буду молиться за тебя и наших сыновей в тебе. – Он коснулся ее живота и крепко поцеловал. Жест был искренним, но она видела, что его мысли заняты дорогой и что он уже далеко.
Визиты Алиеноры к императрице в аббатство Бек-Эллуэн были скорее долгом, чем желанием провести время в обществе свекрови, но на этот раз все прошло вполне терпимо. Маленький Гильом недавно сделал свои первые шаги, и Матильда поощряла его в новоприобретенном умении, преисполненная гордости, когда он ковылял между ней и Алиенорой.
Алиенора принимала успокаивающую ванну для ног с травами и ароматическим маслом. Маленький Гильом тоже хотел поплескаться, но императрица отвлекла его кусочком хлеба с медом.
Алиенора приложила руку к животу.
– Малыш в моей утробе такой же непоседа, как и его отец, – сказала она с иронией. – Я думала, Гильом меня запинал, но этот и мгновения не проводит в покое.
Императрица улыбнулась и подняла внука на колено, чтобы он поел.
– Когда ты заключала брак с моим сыном, я думала, стоит ли так рисковать, – сказала она. – О тебе говорили всякое, пусть даже это были необоснованные сплетни, к тому же за пятнадцать лет брака ты родила только двух дочерей, однако с Генрихом у тебя все складывается хорошо – до сих пор.
Алиенору охватило раздражение. Что за парадоксальная женщина! Предлагает невестке понежить усталые ноги в расслабляющей ванночке, и сама же разрушает впечатление грубым и покровительственным отношением.
– Я тоже думала, стоит ли рисковать, – ответила она. – Не мальчик ли передо мной, который строит из себя мужчину, но, к счастью, мои сомнения развеялись, как и ваши.
Императрица было обиделась, но внезапно усмехнулась.
– Думаю, мы пришли к взаимопониманию, дочь моя, – сказала она.
Не то же самое, что нравиться друг другу, подумала Алиенора, но этого вполне достаточно.
У двери вдруг раздался шум, и открывшая ее Эмма увидела запыхавшегося гонца, который, задыхаясь, сообщил, что принес очень важные новости.
Алиенора и императрица обменялись испуганными взглядами. Императрица передала внука кормилице, а Алиенора поспешно вытерла ноги и надела мягкие туфли. Боже милостивый, что, если Генрих снова заболел? Что, если он был ранен… или еще хуже?
Гонец, уставший от борьбы со встречным ветром и забрызганный грязью, вышел вперед и преклонил колено перед женщинами.
– Дамы, – сказал он, обращаясь к обеим, – я принес новости от моего господина архиепископа Кентерберийского. – Он сглотнул и взял себя в руки. – Четыре ночи тому назад король Стефан умер от кровотечения в Дувре. – Он протянул пакет с печатью Теобальда Кентерберийского.
Императрица выхватила у него пергамент и развернула. Когда она прочитала написанное, свиток задрожал в ее руках.
– Я так долго ждала этого, – сказала она, прикрыв рот рукой. – Так долго. Я знала, что этот день настанет, но теперь… – Ее подбородок задрожал. – Генрих был чуть старше моего внука, когда я начала борьбу. Все эти годы… все эти долгие, долгие годы. – По ее лицу потекли слезы.
Алиенора ошеломленно застыла. Она рассчитывала, что Стефан проживет еще несколько лет – достаточно, чтобы ей разобраться с Тулузой и вырастить детей в тепле и радости юга. А теперь ей предстояло все изменить. Она не знала англичан. Не знала ни их уклада, ни языка, кроме нескольких слов. Она думала, что все успеет, доживет до лет Матильды и к тому времени будет готова. Алиенора тяжело сглотнула и сжала зубы. Внутри ее ворочался и кувыркался ребенок. Гонец все еще стоял на коленях, и она велела ему встать.
– Мой господин знает? – спросила она. – Ему передали послания?
– Да, мадам, в то же время, когда я отправился к вам.
– Ступай, тебе дадут поесть и напиться. Отдохни немного и будь готов снова ехать, когда тебя позовут.
– Госпожа. – Он поклонился и вышел из комнаты.
Женщины в оцепенении смотрели друг на друга, понимая, что их ждут необратимые перемены. Слезы еще блестели на лице Матильды, подчеркивая лопнувшие вены и морщины.
– Я так долго к этому стремилась, – сказала она. – Это все равно что упереться плечом в колесо, а потом вдруг телега освобождается, и ты падаешь в пустоту. – Она подошла к окну и широко распахнула ставни, глядя на серый октябрьский полдень. – Мой сын – король, – сказала она. – Наконец-то он наденет корону, которую украли, когда ему было два года.
Алиенора с трудом воспринимала новости. Она снова станет королевой. Когда она выходила замуж за Генриха, в брачную ночь они говорили об империи, но его вступление в права означало, что теперь это стало реальностью.
Алиенора сопровождала императрицу, чтобы возблагодарить Господа в Руанском соборе. На алтаре сверкала императорская корона, которую Матильда привезла из Германии почти тридцать лет назад, – тяжелый венец из полированного золота, украшенный мозаикой из драгоценных камней разных цветов и размеров, от изумрудов размером с ноготь ребенка до сапфира с небольшой сжатый кулак.
– Я бы надела ее на собственную коронацию, – сказала Матильда, – но теперь корона принадлежит моему сыну, а со временем перейдет и Гильому.
От короны исходила такая аура власти и силы, что Алиенора затрепетала. Чтобы носить ее, нужен был сильный мужчина, а чтобы стоять рядом с ним – еще более сильная женщина.
Когда женщины покидали собор, колокола начали звонить, и им отвечали все церкви Руана, пока небо не огласилось радостным перезвоном.