– Знаешь, просто нет слов, до чего я рад, что ты еще здесь и можешь меня донимать.
Когда Рансом проснулся, сиделка сообщила, что его матушка и мисс Ламберн заходили проведать его, пока он спал.
– Почему же ты не разбудила меня? – с раздражением спросил он.
– Ее светлость не позволили.
– Пришли сюда Коллетта и О’Шонесси. – Он оттолкнул бокал, который сиделка поднесла к его губам. – Боже мой, ты полагаешь, я не смогу удержать бокал вина? Поставь его на стол и уходи. Тебе непременно нужно вести себя так, как будто мне два года?
Краснолицая вскинула серые брови.
– Я воздержусь от обсуждения этого вопроса, ваша светлость, – чопорно ответила она и вышла из комнаты.
Секретарь и Куин пришли раньше, чем Рансом успел допить вино.
– Я бы хотел, чтобы вы организовали прочесывание местности, майор, – без преамбулы начал он, – с целью найти улики, оставленные этим жестянщиком, и понять, кто эти злоумышленники.
– Если позволите, ваша светлость, – сказал Куин, – я уже сделал это.
– И что? – Рансом приподнял брови.
– Мы не нашли ничего по-настоящему интересного, сэр. Немного сгоревшего пороха да следы в лесу. Но тут какая-то путаница… Возможно, что тот, кто на вас… напал, обошел вокруг дома, перед тем как убежать.
– А когда вы подошли к церквушке, ничего не заметили?
– Простите, сэр. Когда я услышал выстрелы, то лишь через двадцать минут сумел обнаружить место, откуда стреляли. К тому моменту, как я туда добрался, стрелявший давно успел убежать, и… – Он запнулся, слегка смутившись. – Тогда я посчитал, что моя первейшая задача – проследить, чтобы вы получили медицинскую помощь, а мисс Ламберн скорее оказалась в безопасном месте. Как только вас обоих доставили в дом, я побежал обратно, но в темноте… – Он пожал плечами.
– Да… Вижу, вы сделали все, что могли. – Ткнув вилкой в рыбу на подносе, Рансом поморщился. – Чертовски глупо с моей стороны, правда? Стоять там и ждать, чтобы меня подстрелили, а потом лежать и истекать кровью… Продолжайте расследование, майор. И имейте в виду: если с мисс Ламберн еще что-нибудь произойдет, то я снесу вам голову.
– Да, ваша светлость.
– Можете идти. Коллетт, я хочу немного поговорить с вами.
Куин поклонился и вышел из комнаты. Секретарь хмуро посмотрел ему вслед.
– Простите, ваша светлость. Я думал, что майор О’Шонесси ирландец. Но, похоже, он забыл о своем акценте.
– Бог его знает, кто он там. – Рансом прикрыл глаза, чувствуя, как силы медленно покидают его. – Пока я не выберусь из этой проклятой кровати, вы подчиняетесь его приказам. Если они будут разумны. Если же почувствуете хоть какую-то странность, я должен знать об этом.
– Да, ваша светлость.
Рансом открыл глаза и сказал:
– Я доверяю вам, Коллетт. Если мне доведется услышать какую-нибудь ерунду вроде того, что я был слишком слаб, чтобы сообщить мне о чем-то, то я…
– Понимаю, ваша светлость, – ответил Коллетт, пока Рансом придумывал подходящую угрозу.
Рансом кивнул и сделал глубокий вдох:
– Это все. И скажите сиделке, что она может войти через четверть часа и унести вино.
– Да, ваша светлость.
Краснолицая все-таки вошла, как только Коллетт закрыл за собой дверь. Увидев ее, Рансом вскинул брови, но, сберегая силы, выразил свое отношение к ее присутствию лишь мрачным молчанием. Он был утомлен и желал только одного – неподвижно лежать и надеяться, что стихнет этот ужасный рев в ушах. Однако, когда женщина забрала бокал, он заставил себя сесть прямо и произнес:
– Я хочу видеть мисс Ламберн. Сходи и приведи ее.
– Одну минуту, ваша светлость. – Сиделка потрогала его лоб и проверила компресс на руке. – Вы чувствуете боль?
– Далеко не так сильно, как ощутишь ее ты, если не будешь выполнять мои указания.
– Могу дать вам настойку опия, если пожелаете.
– Приведи мисс Ламберн. Немедленно!
Краснолицая кивнула:
– Разумеется, ваша светлость.
Она еще несколько секунд повозилась с повязкой, скорее для того, чтобы продемонстрировать, что она может позволить себе это неподчинение, а затем не торопясь вышла из комнаты.
Рансом тяжело откинулся на подушки. Он лежал, не двигаясь, и проклинал свое бессилие. Через некоторое время дверь открылась.
– Мисс Ламберн отказалась встретиться с вами, – бодро сказала краснолицая и принялась расправлять на кровати сбившиеся простыни. – Она также попросила меня сообщить вам, что не выйдет за вас замуж и что вам не следует думать, будто вы сможете этого добиться, постоянно донимая ее.
Рансом облизал губы и стал рассматривать полог над кроватью. Краснолицая подоткнула простынь и с сочувствием взглянула на него:
– Теперь вы примете настойку опия?
– Да, – без всякого выражения ответил он.
Звякнул стакан, появилась ложка. Он принял сладко-горький сироп, лег на спину и уныло уставился в потолок. Краснолицая развязала повязку, обновила компресс и наложила новые полоски хлопковой ткани. Рансом ощутил, как лекарство затуманило мозг. Раздражающий гул в ушах отступил, веки отяжелели.
– Черт ее побери, – бормотал он, – черт ее побери…
Прохладные, умелые руки стерли пот у него со лба и потрепали по плечу.
– Засыпайте, ваша светлость. Девушка ведет себя просто глупо, но вы-то ее образумите. Никто не сомневается в этом ни секунды.
Однако сам он в этом сомневался.
Днем позже Рансом сидел в широком, покрытом чехлом кресле в Годолфинском салоне – как немощный старик. Ноги его покоились на приставленной к креслу скамеечке и были укрыты пледом. По стеклам высоких окон струился дождь.
Мерлин не желала с ним разговаривать. Не соглашалась даже просто его повидать. Рансома душила ярость, хотелось начать крушить и швырять все вокруг – да так, чтобы слугам пришлось даже привязать его к креслу. Только это удержало бы его от попыток отыскать ее и зацеловать до того, чтобы она наконец подчинилась. Рансом постепенно выздоравливал: он уже не терял сознание при малейшем перенапряжении, в ушах не звенели колокола. И все же, если он пытался встать, то с равным успехом мог либо удержаться на ногах и сделать шаг, либо бессильно рухнуть обратно.
Дверь за его спиной открылась. Рансом почувствовал, как ухнуло сердце, и с трудом преодолел очередной приступ головокружения. Ощущения эти быстро прошли, и он обернулся.
Вошедшим оказался мистер Пилл. Он стряхнул с рукава несколько капель дождя, и Рансом увидел, что под мышкой он держит шляпу, и еще одна шляпа у него в руке. Обе они сверкали от влаги.
– Ваша светлость, – Пилл радостно двинулся к нему, – ваша светлость, я так счастлив, что вижу вас уже не в постели! Я полагал, что после столь серьезного ранения вы не подниметесь еще несколько недель. Вы уверены, что вам уже можно вставать?
– Я в прекрасной форме. – Рансом хотел было встать на ноги, чтобы это доказать. И только воспоминание о том, как он только что это проделал при собственной матери и тут же свалился на пол у ее ног, удержало его в кресле. – А как дела у вас, мистер Пилл?
Молодой священник смутился:
– Неплохо, ваша светлость, благодарю вас.
Рансом потер подбородок. Ему было интересно, как продвигается дело со сватовством, но он не хотел об этом спрашивать напрямую, и Пилл это понимал. Тем не менее священник, похоже, совершенно не собирался предоставлять какую-либо информацию на этот счет. Очевидно, дела шли неважно. Впрочем, это не удивительно. Рансом ощутил наплыв раздражения.
– Прошу прощения, мистер Пилл, – начал он, когда пауза чересчур затянулась. – Не могу не поинтересоваться, для чего вам понадобились сразу две шляпы?
– Ах да, конечно, – Пилл застенчиво улыбнулся. – Это выглядит действительно странно, не правда ли? Я только что совершил небольшую прогулку и обнаружил эту шляпу у самого края леса. Дикая часть парка – кажется, так вы его называете? Я подумал, что, возможно, ее потерял кто-то из ваших гостей.
– Не очень-то подходящее утро для прогулок, – заметил Рансом.
Мистер Пилл покачал головой:
– Именно такую погоду я нахожу благодатной для размышлений.
Рансом протянул руку:
– Так вы говорите, нашли ее у леса?
– Да. Недалеко от тех ворот, где похитили бедную мисс Ламберн. То есть на самом деле я нашел ее уже в самом лесу. Там есть тропинка, по которой можно срезать путь. Она довольно заросшая. Но вы, конечно же, это знаете, ваша светлость. Глупо рассказывать вам о вашей же собственности! Тропинку эту мне показал недавно лорд Шелби. – Он передал Рансому шляпу. – Боюсь, она испорчена, и ее уже нельзя будет носить. Во всяком случае, прежний владелец вряд ли сочтет это возможным. Но может быть, экономка ее высушит и отдаст на благотворительные цели.
Рансом перевернул мокрую шляпу и внимательно осмотрел серую шелковую подкладку. Шляпа была прекрасной выделки и принадлежала, несомненно, джентльмену. Название шляпной мастерской на подкладке было вытиснено золотом.
– Если вы не возражаете, я оставлю ее себе, – сказал он. – Близнецы как раз искали для игры какую-нибудь старую шляпу.
– Да-да, пусть они возьмут ее, ваша светлость. Мне будет приятно думать, что в этот дождливый день я принес им немного радости.
– Это похвальное чувство.
Пилл слегка поклонился.
– Благодарю, ваша светлость. – Он еще немного постоял, нерешительно переминаясь с ноги на ногу. – Пожалуй, оставлю вас отдохнуть. Вы позволите, ваша светлость?
– Разумеется.
– Благодарю, ваша светлость, – снова сказал он. Затем, помедлив, нерешительно продолжил: – Я… хм… я еще не нашел пока… подходящего момента… чтобы поговорить с леди Блайз. Но надеюсь сделать это в самое ближайшее время, ваша светлость.
– Когда вам будет угодно, мистер Пилл.
– Да, и еще. Спасибо за ваше терпение и гостеприимство. Боюсь, что я… то есть, вы понимаете… я не очень хорошо выражаю мысли словами, ваша светлость. Мне не хотелось бы уменьшить свои шансы из-за… чрезмерной поспешности.
– Конечно, не торопитесь.