– Кто ж виноват, что он такой впечатлительный! – проворчала Таня. – Покатился со смеху… Зачем так надрываться?
Я улыбалась. Таня была любимицей преподавательского состава и, пожалуй, всего курса. Конечно, с тех пор, как она переехала в город, речь ее претерпела некоторые изменения. Теперь Таня много читала и заучивала наизусть, ставила правильно ударение в словах… Но все же оставалась такой же веселой и непосредственной, какой я и узнала ее несколько лет назад в Николаевке.
– Тань, – негромко обратилась я к подруге, – помнишь, что я тебе говорила по поводу речи? Неужели я была такой занудливой? Это ж твоя изюминка.
– Ты и сейчас немножко занудливая, не обольщайся, – пожала плечами Таня. – Но ничего. Будем считать, что ты у нас тоже не без изюма…
Таня похлопала меня по плечу:
– Саша, запомни: кто старое помянет – тот циклопом станет.
– Та-аня! – протянула я со смехом.
– Ладно, я там вещи в аудитории оставила, сейчас вернусь, – быстро проговорила Танюха, разворачиваясь. Пробегая между пустыми креслами, подруга крикнула: – Мить, дождись, я скоро!
По пустому залу вновь разнеслось эхо. Я обернулась. Брат стоял в проходе, опершись о большую белую колонну. Руки в карманах брюк и неизменная темноволосая шевелюра. За эти годы Митя заметно возмужал и уже не был похож на того высокого щуплого паренька, который впервые отдыхал в Николаевке. Но все же одно осталось неизменным…
– Давно пришел? – спросила я, подойдя к брату.
– Только что, – признался Митька.
– Значит, не видел нашу генеральную репетицию? – разочарованно протянула я.
– Вечером посмотрю сразу в костюмах. И вы с Таней трещали об этом спектакле почти год. Я все равно знаю, чем там все закончится.
– Много ты понимаешь, – фыркнула я. – Сегодня впервые репетировали на большой сцене.
– А мне теперь два букета на вечер покупай, – проворчал Митька. – Один тебе, другой Тане… Вокруг меня одни таланты, а стипендия не резиновая.
– Митька! – возмущенно покачала я головой. – Ладно раньше я все на твой переходный возраст списывала… Но ты уже давно не подросток, а все такой же невыносимый. Боюсь представить, какой из тебя сварливый дедушка в старости получится…
Митя негромко рассмеялся. Кажется, ему просто нравилось выводить меня из себя.
– Давай сюда свои одежды! – С нескрываемой улыбкой брат протянул руки к многочисленным платьям, с которыми я стояла в обнимку. – Нагрузилась, как муравей.
Я как раз разглядела в дверях своего художественного руководителя, поэтому с радостью передала Мите вешалки.
Обсудив все детали предстоящего вечера, я вернулась к брату. Митька в это время разговаривал с кем-то по телефону. Я вопросительно кивнула.
– С мамой болтаю, – прикрыв трубку рукой, ответил Митя.
– Разве у нее не ночь? – растерянно спросила я.
– Она еще даже не ложилась, – ответил мне брат. – Нет, мам, я не тебе… Саша?
Митька неуверенно протянул мне трубку. Я замотала головой, забирая обратно платья, которые Митя держал свободной рукой.
– Ее сейчас рядом нет, – ничуть не замешкавшись, тут же ответил брат в трубку.
Я с нескрываемым облегчением выдохнула и с благодарностью посмотрела на Митю. Не скрою, что уже несколько раз отвечала на письма мамы, которая по-прежнему хотела хотя бы на расстоянии принимать участие в наших жизнях. Но связаться с ней по скайпу или ответить на телефонный звонок… На это у меня, в отличие от Мити, смелости пока не хватало. Может, когда-нибудь я смогу окончательно простить маму и услышать в трубке ее голос. До сих пор мне было страшно. Всему свое время. И когда наступит этот час, и наступит ли он вообще, я не могла сказать…
Митька положил трубку. Как обычно, сразу перевел тему:
– Ну, где там Таня?
– Заболталась с кем-нибудь, как это бывает, – улыбнулась я. – Будто нашу Таню не знаешь. Ладно, Мить, мне пора! Еще столько всего погладить надо, подготовиться… Папа-то придет вечером?
– Работы много, но за завтраком клятвенно обещал, – заверил меня Митька.
– Кого-то мне это напоминает, – вновь вздохнула я.
Когда уже подходила к двери, Митя, оставшийся дожидаться Таню в зале, выкрикнул:
– Тебя там, кстати, Игорь внизу караулит!
Я обернулась и просияла:
– Ура! Он не забыл и все-таки за мной заехал?
– Как видишь, – усмехнулся брат.
Я сбегала по пустой лестнице, бережно прижимая к себе платья. В распахнутые настежь окна залетал тополиный пух. На первом этаже дверь одной из аудиторий была открыта. Оттуда доносилась веселая мелодия, которую играли на фортепиано.
Я отворила тяжелую дверь и вышла на улицу. Меня тут же встретил горячий июньский воздух. Глазами отыскала припаркованную машину Игоря и вприпрыжку понеслась к ней.
– Привет! – Я открыла переднюю дверь и заглянула в салон. – Куда можно сценические костюмы положить?
– Привет! – откликнулся Игорь. – Кидай на заднее сиденье.
Бережно разложив вещи, я села рядом с Игорем и пристегнулась.
– Сколько барахла… – проговорил Филатов, выезжая с парковки.
– Сам ты барахло! – оскорбилась я. – Это, между прочим, винтажные платья.
– Старье, значит, – сделал вывод Игорь, а я закатила глаза.
Мы ехали под легкую музыку по просторному, залитому лучами проспекту. Мимо мелькали зеленые деревья и многочисленные прохожие. Проезжая городскую набережную, я залюбовалась тем, как ярко солнце играет бликами на широкой реке.
– Спасибо, что заехал, – сказала я. – Думала, ты забудешь.
Игорь усмехнулся, натянув на нос солнечные очки.
– Мне бы тогда пришлось такси вызывать, в метро бы я точно с платьями не спустилась.
– В то время, пока все работают, я догуливаю последние деньки своего безмятежного студенчества… И почему я должен был забыть? Я же тебе обещал, – рассмеялся Игорь. – Мы – семья. А родственникам нужно помогать.
– Все верно говоришь, господин Филатов, – откликнулась я, щурясь на солнце.
– А то, госпожа Филатова!
Мы переглянулись и рассмеялись. Игорь убавил музыку.
– Вечером-то придешь? – спросила я.
– Обижаешь! Конечно, приду. Как я могу пропустить такое?
Мы замолчали.
– Ну и духота в городе… – проворчал Игорь. – После выпускного махнем в Николаевку?
– Можно ненадолго, – кивнула я. – Митя с Таней точно поедут к родителям. Потом Митька опять ворчать будет, что сильно поправился за лето.
– Что? – громко расхохотался Игорь. – По-моему, про таких, как твой брат, обычно говорят: «Не в коня корм».
– Ты что, Митьку не знаешь? – веселилась теперь и я. – Ему только дай повод поворчать… Но мама Тани, тетя Лариса, правда, каждое лето пытается откормить Митю. Как поросеночка! Все жалуется, что брат слишком худенький…
Игорь со смехом покачал головой.
– Кстати! – воскликнула я. – Таня еще на днях говорила, что усадьбу наконец-то начали реставрировать. Хотят какой-то музей русского фольклора в ней сделать. Чтоб со всей области люди приезжали в деревню.
– Давно пора, – обрадовался Игорь. – Места правда очень красивые…
Я согласно кивнула. Несмотря на все прошлые события, мне по-прежнему нравилось таинственное заброшенное здание. И наша речка, лес, ягоды…
– Странно, что столько лет эту усадьбу не трогали, – продолжил Игорь. – Только один «умник» решил использовать ее, преследуя при этом не самые благие цели…
– Ты про Соловья? – зачем-то решила уточнить я.
– Про кого ж еще? – усмехнулся Игорь. – С глаз долой, из сердца вон. Вряд ли о нем кто-то еще в Николаевке вспоминает. А если и есть такие, то наверняка недобрым словом…
Я зашла в квартиру и бросила ключи на невысокий кофейный столик. Тут же, шаркая лапами, вышла из кухни Пуговка. Виляя хвостом, Пу обнюхала платья, которые я положила на диван. С возрастом собака стала совсем ленивой. Иногда даже назойливая муха не могла растормошить Пуговку. А ведь еще пару лет назад Пу, оглушая все вокруг звонким лаем, готова была охотиться за каждой мелкой букашкой. Скоро ровно год, как я съехала из квартиры, в которой мы жили с папой и Митей. И, конечно, прихватила с собой Пу. Собака тут же облюбовала себе уголок на кухне. Я даже притащила сюда телевизор, который обожала смотреть Пуговка.
– Какая дома духота! – проворчала я, открывая балкон. Столько всего еще нужно успеть сделать. Я вымыла руки, принесла в комнату отпариватель и взяла первое светлое платье. Повертев его немного и даже приложив к себе, поняла, что чего-то не хватает. Наверное, яркой броши. Была у меня как раз где-то подходящая. Я тут же подошла к книжной этажерке и достала с самой верхней полки шкатулку, в которой хранила самые дорогие сердцу вещи. С недавнего времени для чего-то вернула туда и фотографии мамы…
Я взяла шкатулку и уселась с ней на диван. Брошь должна быть где-то здесь… Перебирая драгоценные побрякушки, записки, билеты с первого памятного похода в кино, наткнулась на письмо. Открыла его, пробежалась взглядом по уже заученным наизусть строчкам и не смогла сдержать улыбку.
Вспомнила то утро, когда сбежала из Николаевки. Как от вокзала ехала на такси по притихшему городу. Тогда я впервые за долгое время оказалась одна. Поначалу бессмысленно шаталась по квартире, не зная, куда себя деть. Все мысли были заняты недавними неприятными событиями. Приняла ванну, переоделась в пижаму и, свернувшись калачиком, уснула в комнате под звук телевизора. Проснулась от стука в дверь. Тогда я даже представления не имела, кто бы это мог быть. С утра пораньше, да еще и в такую погоду… За окном снова шел ливень. Видимо, после засушливого летнего месяца природа решила залить город дождями.
Я посмотрела в глазок. Никого. Не могло же мне просто показаться… Распахнула дверь и выглянула на площадку. Пусто. Только под ногами лежал мокрый букет мелких полевых цветов. И записка. Наверняка это Митька раскололся и дал наш домашний адрес…
Не прикрывая дверь и прижимая к груди букет, тут же развернула письмо. Уже знакомый размашистый почерк.