– Богдан, ты чего? – вылетела я на крыльцо вслед за парнем. Капли гулко барабанили по железному навесу.
Волков стоял, засунув руки в карманы, и смотрел перед собой на толщу дождя. На его скулах заходили желваки.
– Зря мы сюда приехали, – наконец сказал он.
– А? – Из-за шума дождя я не сразу его расслышала.
– Зря мы приехали, – повторил Богдан. – Прости, что втянул тебя в это опасное приключение. И во всю эту грязь…
Я тактично промолчала. Сама же по своей воле втянулась. Но спорить сейчас не хотелось. Не самый подходящий момент.
– Он все про меня знал. С самого начала знал. Он сам бросил ее беременную. Ты видела, как он на меня смотрел? Будто всю жизнь этого дня боялся, а тут я все-таки к нему явился…
– Ну да, было похоже на это, – нехотя признала я.
Мы снова замолчали. С навеса с шумом брызгали упругие струи. Тут же полыхнула молния, а спустя несколько секунд раскатисто прогромыхал гром.
– Возможно, если б он не бросил маму, она не стала бы той, кем стала сейчас, – продолжил Богдан. – Думаю, он сильно ее разозлил. Мама всю жизнь любит доказывать что-то посторонним людям.
Я ежилась от холода и молча слушала Богдана.
– Одного понять не могу. Почему она раньше не рассказала мне правду? К чему эти сказки о каком-то мифическом отце, который был таким талантливым, классным, добрым?
– Может, чтобы ты не ненавидел его?
– Я сейчас его все равно ненавижу, – сказал Богдан.
– Или тетя Ника боялась, что ты захочешь его найти… – снова предположила я.
– После всей правды у меня бы не возникло такого желания, – жестко произнес Богдан. – Плевать он на нас с мамой хотел. Неужели, зная обо мне с самого начала, за эти двадцать два года у него ни разу не возникло желания меня найти? Так почему мне должно быть на него теперь не все равно?
Я лишь растерянно пожала плечами.
– Ладно, – вздохнул Богдан. И в этом тяжелом вздохе было столько горечи и разочарования, что мое сердце едва не разорвалось от жалости. – Обратно ехать надо.
– Как? Уже? – растерялась я. Дождь не переставая барабанил по навесу. – Давай хотя бы грозу переждем.
– Я бы сейчас вышел под дождь, вымок насквозь, заболел и сдох. Такое настроение, – усмехнулся Богдан.
– Стой здесь, я скоро вернусь, – с трудом проглотив комок в горле, сказала я.
– Куда ты? – растерялся Волков.
– Я быстро! – выкрикнула я, потянув на себя железную дверь.
И снова, не дождавшись лифта, побежала вверх по лестнице. Главное – не струсить. Меня одолевала злость. За время моего подъема столько воспоминаний успело пролететь в голове. Вспомнила случай в осеннем парке, когда Богдан, еще не зная меня, пришел на помощь и дал отпор хулиганам, пытавшимся отнять телефон (с телефонами мне, конечно, вечно не везет). Вспомнила болото и ту темную страшную палатку, в которой ко мне приставал пьяный Генка… А еще вспомнила одну зимнюю праздничную ночь. В детстве Богдан отмечал Новый год у нас дома, потому что тетя Ника в это время вечно была на гастролях с театром. Я вспомнила, как мы с Витькой и Богданом спустились во двор смотреть, как соседи запускают фейерверки. Один из снарядов, вдруг изменив траекторию, срикошетил от столба и едва не угодил в нас. Богдан вовремя потянул меня за капюшон и повалил в снег. В тот вечер, лежа в глубоком холодном сугробе под залпы салюта, мне впервые захотелось наконец признаться ему в любви. Хотя я и не верила, что Волков смог бы ответить мне взаимностью. Тогда мне было всего двенадцать, а ему – шестнадцать. Но я бы призналась, я бы обязательно набралась смелости, если б на мою благодарность о спасении он не ответил: «Не за что. Мы же с тобой настоящие друзья, Майя. Ты можешь всегда на меня рассчитывать».
Волков тоже может на меня рассчитывать. Всегда. Да, пусть он не любит меня как девушку, но он мой друг. Настоящий. И этот человек, его биологический отец, должен знать, что он в этой жизни потерял. Почему больно одному Богдану? Это несправедливо! С тяжелым сердцем я снова подошла к двери и нажала на кнопку звонка. От птичьей трели даже в дрожь бросило. Я волновалась.
На сей раз дверь открыл отец Богдана.
– Девушка, вы что-то еще хотели? – спросил он шепотом.
– Хотела, – громко сказала я. – Поговорить о вашем сыне.
Мужчина сразу переменился в лице. Сразу понял, о каком сыне я буду вести речь. Отец Богдана тут же воровато огляделся, а затем вышел на лестничную клетку прямо в носках. Плотно закрыл за собой дверь.
– Может, мы выберем более удачное время для разговора? – негромко спросил он. – Мне сейчас неудобно об этом разговаривать.
В ту минуту я сама чуть нервно не расхохоталась. Мы проделали такой путь сюда, который нам чуть жизни не стоил, а он предлагает перенести разговор на более удобное для него время? Ага, разбежался!
– Вы ведь всегда знали, что у вас есть сын? – с места в карьер спросила я, проигнорировав его предложение.
– Всегда знал, – извиняющимся голосом проговорил мужчина. Мне было даже как-то не по себе смотреть в эти до боли знакомые зеленые глаза. С ума сойти, как они с Богданом похожи! – Ника меня этой новостью тогда огорошила. Мы и не встречались с ней. Ну, было пару раз… Ну и что? Это ничего не значило. А тут заявилась ко мне домой с такой новостью. Как гром среди ясного неба. А у меня на тот момент карьера в гору шла, в Москву звали. Да и не был я готов к такому. Я Нику даже толком не знал! И не любил ее никогда. Попросил сделать аборт, она отказалась. Забрала вещи и уехала, не оставив никому своего нового адреса. Я поначалу даже не знал, в какой она город сбежала.
– И вы никогда не хотели узнать, что стало с вашим ребенком? – поразилась я.
– Честно сказать, думал, Ника все-таки решилась прервать беременность. Она никогда не была похожа на девушку, мечтавшую о семейном очаге. Ника – жесткая, амбициозная карьеристка. Всегда хотела, чтобы ее имя было на слуху. И вот, прославилась же… – Мужчина горько усмехнулся. – Когда ее имя загремело, она несколько лет держала в тайне свою личную жизнь. А потом в одном из интервью все-таки рассказала о сыне, Богдане. Я так боялся услышать правду, потому что все эти годы периодически возвращался мыслями к Нике. Я не хотел верить, я все отрицал. После интервью все-таки набрался смелости и нашел ее контакты, позвонил. Так она мне угрожать стала, чтоб я больше в ее семью не лез. Сказала, что, если сунусь, – опорочит меня, с грязью смешает и карьеру загубит. Хотя меня и порочить не в чем. Она на момент нашей связи уже была совершеннолетней. Но я все равно испугался. Насочиняет обо мне небылиц, и ей поверят. А у меня на тот момент жена была беременная.
– И вы назвали сына Богданом? – дрогнувшим голосом спросила я. Мне вдруг показалось, что я нахожусь в какой-то ужасной мелодраме, которую хочется срочно переключить и навсегда забыть о ней.
– Назвал Богданом, – кивнул мужчина. – Честно, я часто о нем думаю. И совесть гложет. Но уж столько времени прошло. В итоге я так и не решился дать о себе знать. Да даже не думал, что он сам ко мне приедет. Ника говорила по телефону, что никогда не сознается в том, что биологический отец ее сына жив. А узнай Богдан правду, то он бы и не решился прийти ко мне… Тут же бы возненавидел. И я его понимаю.
– Он узнал правду, – сказала я. – Только не всю. А теперь, когда картина прояснилась, действительно возненавидел. У вас было столько лет, чтобы познакомиться с ним. С ума сойти! А вы ведь даже не знаете, как прошло его детство. Какой он… замечательный! Богдан очень мечтал о настоящем отце. О братьях, сестрах… – Я вспомнила наш недавний разговор в Юрьеве.
Отец Богдана некоторое время подавленно молчал.
– А он так сейчас выглядит… – неуверенным голосом начал мужчина.
– Он так выглядит, потому что встал на мою защиту, – перебила я. – Богдан мне жизнь несколько раз спас. Если вам все-таки вдруг интересно, то знайте, что ваш старший сын вырос самым достойным человеком. Правда, в этом нет вашей заслуги. И вы многое потеряли, не поучаствовав в его воспитании. Надеюсь, второй шанс, который дала вам судьба, вы не упустите.
Конечно, я имела в виду младшего Богдана. Мужчина стоял передо мной и смотрел куда-то в пол, будто нашкодивший школьник. Взрослый человек. Заслуженный деятель культуры. Мне вдруг стало тесно, тошно, неприятно… Кафель в коричневую шашечку поплыл перед глазами.
– Ладно, до свидания, – буркнула я напоследок. Не знаю, решится ли когда-нибудь отец Богдана наладить общение и пойдет ли на контакт сам Волков. Но факт остается фактом. Произойдет это еще не очень скоро. Зачем я вообще сюда поднялась? Чтобы донести до этого человека, как много он потерял, отказавшись узнать, какой замечательный у него сын.
Спускаясь, я не слышала, как мужчина уходит обратно в квартиру. Скорее всего, он так и продолжил стоять в горьком раздумье посреди лестничной клетки без обуви, в носках. Возможно, свесившись через перила, бездумно смотрел вниз…
На первом этаже было совсем темно. Я, вспомнив про недавнее странное шебуршание, прислушалась. Когда оно снова повторилось, встала, оцепенев, как вкопанная, в ожидании, кто же сейчас появится из-под лестницы.
Маленький белый котенок с мяуканьем бросился мне под ноги.
– Ну, привет, – растерянно зашептала я, присаживаясь на корточки, чтобы его погладить. Котенок начал ластиться и мурлыкать. – Привет, привет! Как ты тут оказался, малыш?
Услышав мой ласковый голос, котенок затарахтел еще громче. На первом этаже сгорела лампочка. Когда глаза привыкли к темноте, я заглянула под лестницу. Там обнаружила обувную коробку и блюдце с молоком.
– Значит, здесь ты и живешь? – спросила я у котенка. – Тебя подкармливают жильцы, верно?
Котенок заурчал на всю лестничную клетку. Я потрепала его за ушком и приподняла блюдце. Молока в нем осталось совсем чуть-чуть. У меня практически закончились деньги, зато у Волкова с собой еще есть наличные. Не откажет же он мне в покупке бутылки молока? Не раздумывая, я взяла котенка на руки и прижала к груди. Он тут же пустил коготки в худи Богдана. Я почесала котенку мягкий пушистый животик и поднялась на ноги. Вот о ком я мечтала с того самого дня, когда со слезами на глазах выпустила из нашей квартиры на волю ворону.