– О. Хорошо. – Он поднимает на меня глаза. – Значит, рыбалка. Я буду рад отвезти тебя.
– Тогда в понедельник? – предлагаю я.
– В понедельник, – отвечает он. – Увидимся на кухне на инструктаже.
– Увидимся на кухне.
Когда он уезжает, я чувствую, что парю в воздухе от удовольствия. Пока я вожусь с ключами от входной двери, она открывается сама, и там стоит Билл, пытаясь удержаться за дверную раму. Он пьян. Я чувствую запах виски, исходящий от него, настолько сильный, что меня тошнит. Он выглядит так, будто плакал: глаза у него красные и опухшие. Ширинка расстегнута, и край белой рубашки торчит оттуда.
– Тебе нужно в дом, – быстро говорю я, оглядываясь вокруг, чтобы понять, не видел ли его кто-нибудь, но к счастью, никого.
– Мне нужно идти на работу, – возражает он.
– Ты не можешь идти на работу.
– Я должен, – настаивает Билл, пока я пытаюсь затолкать его в коридор. Я едва могу сдвинуть его с места: он тяжело обмяк, как мертвец.
– Давай, – командую я, – поднимайся по этой чертовой лестнице.
Он спотыкается и падает, ударяясь головой о плинтус.
– Билл! Вставай, черт возьми! – Он поднимается на четвереньки. Эта картина так поразительно знакома, что сердце тревожно щемит. Папа на четвереньках на кухне, и мамин писклявый неловкий смех, когда она выпроваживает меня из комнаты, как будто я могу увидеть что-то ужасное, и в то же время настаивает, что «здесь не на что смотреть».
Я хватаю Билла за руку, чтобы поддержать его, пока он поднимается на ноги. Лоб у него уже фиолетовый в том месте, где он ударился.
– Мне нужно на работу. На следующей неделе мы заново открываемся, и придет ресторанный критик, Джейсон или Джастин, я не помню… – Глаза у него косят, и он не может сфокусироваться на моем лице.
– Тебе не обязательно идти. Я могу сама налить гребаный коктейль. Я скажу Ирен, что ты заболел.
– Мне уже сделали последнее предупреждение, – бормочет он, поднимаясь по лестнице и держась за перила.
Мы делаем пару шагов, и я открываю первую дверь по коридору.
– Не открывай, – говорит Билл и пытается отпихнуть меня, но я ему не даю. Я уворачиваюсь от его руки, поворачиваю ручку и толкаю дверь.
В комнате беспорядок. Настоящий беспорядок. Пустая бутылка вина в мусорном ведре. Одежда разбросана по полу. Покрывало на кровати скомкано, а простыни явно не стираны. Рядом с кроватью в открытую лежит порножурнал (я не могу не заметить, что он для любителей легкого БДСМ). Стаканы разбросаны повсюду, а верхний ящик комода открыт, и в нем нет ничего, кроме пары пижамных брюк в клетку, свисающих через край. В комнате воняет.
Я подхожу к окну, распахиваю его, и в комнату врывается прохладный ветерок. Оборачиваюсь к Биллу, который стыдливо смотрит в пол и пытается спрятать журнал под ногами, а затем незаметно затолкнуть его под кровать.
– Я знаю, что такое порно, – произношу я как можно более спокойно. – Тебе стоит обзавестись компьютером или смотреть его на телефоне. Меньше шансов, что тебя поймают.
Он смущенно хихикает. Это выглядит жалко, и я быстро указываю ему на его простыни и говорю, чтобы он садился.
– Мне так стыдно, – вдруг четко произносит Билл и опускается на край кровати, положив голову на руки.
– Мой отец слишком много пил, – говорю я прямо. – Остальные знают?
– Ирен знает.
– Тебе нужно протрезветь и завтра начать все сначала. Как в первый день.
– Я не алкоголик.
– Это я уже слышала. Что бы ни произошло, завтра будет новый день, и ты не можешь так пить на работе.
– Мне больше не для чего жить. – Он улыбается, пытаясь смотреть мне в глаза.
– Не будь придурком.
– У меня есть дочь твоего возраста. Сколько тебе – тридцать? Элоиза. Дурацкое имя. Я позволил ей выбрать имена детям. Я ей все позволял.
– Ну, это было очень мило с твоей стороны.
– А тебе кто выбрал имя? – Он рыгает, потом закрывает рот рукой. – Извини.
– Эээ… мама. – Я собирая грязные тарелки и кружку застоявшегося чая.
– Но ты же не Хизер, – заявляет он.
Я замираю и прижимаю руку ко рту. Сердце бьется быстрее. Что он сказал? Я не Хизер? Он имеет в виду, что мне не подходит это имя? Билл свернулся калачиком на кровати, глаза у него начинают закрываться. Так что же он сказал?
– Ну, ты не можешь выбирать имя, данное тебе при рождении, – говорю я, а он закрывает глаза и бормочет что-то еще, чего я не могу разобрать. – Что? Что ты сказал?
– Это ошибка, – снова бормочет он. – Произошла какая-то ошибка.
Я думаю, что он говорит о моем имени, но не уверена. Я наклоняюсь к нему и трясу его за плечи:
– Что ты хочешь сказать?
– Больше никакого вина, – бормочет он, а затем его тело замирает.
– Закрывай глаза, – велю я, собирая с пола одежду и запихивая ее в корзину для белья. Я поворачиваюсь в поиске чего-то, что можно сделать, чтобы превратить этот беспорядок в художественный хаос, но уборка займет пару часов, а мне нужно успеть на обед и к Ирен.
Время, которые я надеялся выкроить на изучение вин, безвозвратно уходят. Придется подождать.
– С тобой все будет в порядке, – начинаю я, но он уже храпит.
Глава 15
Я сменила униформу размера Хизер на ту, которая мне подходит, и чувствую себя вполне нарядно. У меня не было времени на макияж и идеальную прическу, на которые, похоже, другие сотрудники тратят по несколько часов перед обслуживанием, но мне удалось найти время, чтобы хотя бы нанести тональный крем. Я вымыла волосы и просто оставила их сушиться, что лучше всего подходит для моих кудрей, вот только с корнями, которые начинают пробиваться, ничего сделать нельзя. Фартук придает мне немного дополнительной уверенности, поскольку он прикрывает мой чуть заметный животик, и я знаю, что неплохо выгляжу со спины.
Я сжимаю черный блокнот, который легко засовывается в большой передний карман фартука, и направляюсь в барную зону, чтобы найти Ирен. Она сидит в дальнем конце с Расселом, углубившись в серьезный разговор. Я мысленно прикидываю, что серьезнее – то, что Билл выбыл из строя, или то, что они обсуждают, – и решаю подождать.
Я обнаруживаю Рокси на кухне, где она обсуждает меню с Джеймсом и остальными членами команды, и к своему ужасу понимаю, что пропустила инструктаж. Я совсем забыла про него из-за Билла и всего остального.
– Вот же черт! Простите меня, – говорю я, проскальзывая за Рокси.
– Все в порядке. Я объясняю, какое сегодня рыбное блюдо. Какое-то проклятое животное съело весь укроп, так что укропной эмульсии нет. Один из младших сотрудников сейчас перепечатывает меню.
– О, надо было купить что-нибудь в Портри! – сообщаю я.
– Ничего страшного. Рокси говорит, что вино все равно подходит. Будешь проверять?
– Честно говоря, я думаю, что Рокси знает об этом больше меня, – отвечаю я, когда она поворачивается ко мне с немного смущенным видом. – Все в порядке. Продолжайте. Давайте дальше.
– Извини, – произносит она, и я делаю вид, что обиделась на нее, а она улыбается.
– Постарайтесь продать побольше десертов сегодня. Сегодня мы занимаемся ими вплотную, – рявкает Рассел, когда они с Ирен присоединяются к нам на кухне. Ирен выглядит странно взволнованной впервые с тех пор, как мы с ней познакомились. Она сжимает в руках стопку счетов. – Поскольку ремонт продолжается, меню сокращенное, но каждое блюдо новое, так что за эти две недели вам нужно сосредоточиться и стать экспертами. Я хочу видеть страсть. Приверженность. Совершенство.
– У нас не так много броней, как мы надеялись, – вмешивается Ирен, чтобы объяснить эту нелепую речь, я полагаю. Должно быть, это удар по твоему самолюбию: узнать, что ты не такой козырь, как все рассчитывали, да, Рассел?
Рассел продолжает:
– Каждый должен уехать отсюда с желанием рассказать другу, дяде, богатому кузену или бабушке с дедушкой, что «Лох-Дорн» – лучший ресторан на западном побережье. Что через сезон его ждет звезда Мишлен. Я дал вам все инструменты – теперь, блин, используйте их.
Я фыркаю, но когда Рассел тут же ловит мой взгляд, притворяюсь, что это кашель.
– Хорошо, одиннадцать сорок пять. – Ирен смотрит на свои милые маленькие старинные золотые часы, и персонал бросается врассыпную. – Где Билл? Проводит инвентаризацию?
– Вроде того, – бормочу я. – Как раз хотела с тобой обсудить.
Ирен смотрит на меня, и я пытаюсь выражением лица показать ей, что дело важное, потому что не хочу ничего говорить в присутствии Рассела и Джеймса. Она сразу же все понимает.
– Хорошо, пойдем в ресторан. Рокси может закончить сервировку к обеду.
Ирен нервничает. Между бровями у нее пролегла глубокая морщина, которая не была заметна еще несколько дней назад, а голос охрип. Всю мебель из ресторана вынесли, а на оставшемся столе лежат чертежи с образцами ткани синего, серебристого и серого.
– Билл, – начинает она, и ее голос падает до шепота, – он напился?
Я вздрагиваю. Напился. У нее разочарованный голос. Нет, глубоко разочарованный. У нее в голосе такое разочарование, что я больше не задаюсь вопросом, говорил ли Билл правду, когда сказал, что это его последний шанс. Интересно, был ли у моего отца последний шанс? У него было много шансов. Бывали месяцы, когда он не пил, и эти периоды всегда казались еще более странными и напряженными. Внезапно он начинал интересоваться мной и тем, что я делаю; и, честно говоря, я предпочитала, чтобы меня оставили в покое. Я могла справиться с многочасовыми пьяными разглагольствованиями о фторе и химических загрязнениях, но не с извинениями и слабыми попытками наладить отношения. Я чувствовала облегчение, когда он снова запивал.
В последний раз, когда я звонила домой, около четырех лет назад, на звонок ответил отец. Он кричал и говорил невнятно, пока мама в панике не отобрала у него трубку:
– Алло? О, Боже, Элизабет, это всего лишь ты. Нет, нет, с твоим отцом все в порядке. Тяжелый день на работе.