Тут я краем глаза замечаю Рокси и машу ей рукой. Слава богу. Я знаю, что делают очень занятые люди: они делегируют.
– Рокси, – говорю я тепло, – ты знакома с Томом из Инверарея?
– Да, мы встречались, – говорит она, слегка краснея.
– Слушай, ты ведь знаешь про вечеринку Винного общества? Мы собираемся делать упор на британские вина. Как думаешь, вы вдвоем сможете составить короткий список на дюжину позиций?
– О да. Это идеально, – вклинивается Том, слегка приподнявшись на стуле. – У нас как раз скидка на вот эти вина юго-восточной Англии. – Он проводит пальцем по трем бутылкам белого с современными минималистскими этикетками, такими маленькими, что я не могу ничего на них прочитать. Но одна из них кажется странно знакомой.
– Ах, – говорю я, с восторгом фокусируясь на одной из них. – Я пробовала это несколько недель назад. «Совиньон блан», верно?
– Оно выиграло…
– Серебро! – говорю я, взволнованная тем, что наконец-то у меня есть чем поделиться. – Ноты кошачьей мочи в аромате.
– Да. Это точно. Хорошо. Отлично! – кивает мне Том.
– Я оставлю вас, ребята, наедине, хорошо?
– Хорошо, – соглашается Рокси, – большое спасибо, Хизер.
Я кладу руку Рокси на плечо, собираясь уходить, и слегка сжимаю его. Благослови ее Бог, она вся в предвкушении.
На бешеной скорости я бегу по задней дорожке к коттеджу, распахиваю дверь в спальню и прыгаю на кровать. Вынимаю ноутбук. Вынимаю телефон. Открываю блокнот. Сорок восемь вин на счету, осталось семьдесят шесть. И вот я отправляюсь в долину Луары за энергичным вином из Сансера.
Пока я смотрю на ручку, ко мне приходят воспоминания. Школьное домашнее задание за маленьким столиком у нас на кухне. Такой столик для совсем маленьких детей, который был мне безнадежно мал, но которым я все еще пользовалась в двенадцать лет. Я писала прописи. Пятьдесят строчек. «Я не буду перечить учителю». Я помню, как не торопясь выписывала каждую строчку по-разному. Одна с лепестками вокруг буквы «о». Одна – полностью заглавными буквами. Одна вверх ногами. Одна задом наперед. В одной строчке я использовала мамино зеркальце для макияжа, чтобы написать каждую букву наоборот. Когда я с гордостью вручила задание учительнице, она сказала, что я не поняла смысла наказания, и отчитала меня за нахальство. Затем она потребовала, чтобы я повторила все еще раз как следует. Когда я отказалась и указала на несправедливость такого требования, меня отправили к завучу и вызвали маму в школу. Оказывается, я была непослушным ребенком. Однако у меня не было проблем, когда мы вернулись домой. Мама не выказала ничего, кроме равнодушия: «Тебе сложно просто писать прописи и не выделываться?»
По крайней мере, для данной ситуации это кажется хорошим советом.
Я возвращаюсь к текущей задаче, перехожу к красным винам и приступаю к «Пино Нуар». К 5.45 вечера – примерно в то же время, когда Джеймс, Анис, Билл (слава богу, трезвый) и Рокси собираются в комнате персонала перед ужином, на который заказаны четыре столика, – я начинаю чувствовать, что у меня все получится.
Глава 17
В мою дверь осторожно стучат.
– Хизер?
Я издаю стон. Ненавижу, когда Джеймс называет меня так. Я подумываю попросить его называть меня Птичкой, притворившись, что это прозвище, что на самом деле так и есть, но это кажется неправильным. Я смотрюсь в зеркало. Я выгляжу… вроде бы неплохо. Я накрасилась гораздо сильнее, чем обычно, но надеюсь, что это не слишком заметно. Я не была уверена, что кроваво-красная помада подходит для рыбалки, но все равно рискнула.
– Привет, заходи! – Я быстро осматриваю свою комнату, но в ней нет ничего подозрительного. Я начала хранить записи между матрасом и кроватью, так что уверена, что никто ничего не найдет, даже если я сегодня погибну в лодочной аварии вместе с Джеймсом. Довольно странно жить во лжи до такой степени, что планируешь случайную смерть. Но так уж вышло.
Он открывает дверь, и я вижу, что он готов идти: на нем сапоги и все такое. Как и в тот день, когда мы охотились за провизией, на нем столько твида и зеленой вощеной ткани, сколько может налезть на мужчину.
– Ты выглядишь очень… – Он перестает на меня смотреть и не может закончить предложение.
– Не слишком ли много помады? Я не хочу распугать рыбу, – шучу я, но мне становится немного стыдно за свои усилия. Это было слишком явно. Видите, вот почему я не пытаюсь ничего делать; возможность унижения растет с каждой попыткой чего-то добиться.
– Нет, все хорошо.
Я натягиваю свою единственную толстовку, чтобы скрыть покрасневшее лицо, и иду за Джеймсом в холл, где снимаю с вешалки то же самое стариковское пальто.
Мы выходим на улицу, и становится ясно, что он уже давно встал, потому что у входной двери стоит джип, а сзади лежат удочки, клетчатое одеяло и другие зеленые и клетчатые вещи для отдыха на природе.
– Поехали, – говорит он.
– Куда мы едем? Я думала, мы пойдем на Лох-Дорн?
– Не-а. – Джеймс заводит джип. – Я бы хотел уехать отсюда подальше, если не возражаешь.
– Я не возражаю. – Я, конечно, не очень хочу ехать на рыбалку, но мне нравится паковать вещи и ощущение приключения.
Машина медленно движется вперед, и мы выезжаем на главную дорогу в утренней темноте. Я тянусь к радио, но не могу его включить.
– Оно не работает, – сообщает Джеймс. – Извини. Придется поехать здесь, потому что мы удаляемся с проторенной дороги. В любом случае, сигнала не будет, как только мы спустимся к реке.
– Слава богу, что ты не серийный убийца, – смеюсь я.
Проходит совсем немного времени, и он сворачивает на почти невидимую тропинку, которая вьется вдоль реки. Я хватаюсь за ручку в верхней части машины, чтобы удержаться на месте, когда нас бросает то влево, то вправо по ухабистой дороге.
– Тебе некомфортно в машинах, да? Осталось чуть-чуть.
– Я попала в небольшую аварию, когда мне было десять лет.
– Да ты что! Правда?
– Да ничего страшного, она была совсем небольшая. Я въехала задним ходом в гараж. – Я жду, что он рассмеется. Большинство людей действительно смеются, когда я рассказываю эту историю, и Джеймс тоже, но потом он спрашивает:
– Что ты делала за рулем в десять лет?
– Просто была непослушным ребенком. – Я обнаруживаю, что впервые хочу рассказать правду: что мой отец хотел, чтобы я отвезла его на работу.
– Могу себе представить.
Мы останавливаемся у места, которое с натяжкой можно назвать парком, поскольку это конец едва заметной дороги в том месте, где начинается лес. Я с ужасом понимаю, что нам придется ехать обратно по дорожке задним ходом.
Джеймс выходит из машины первым, вытаскивает вещи из багажника и раскладывает их вдоль кромки реки, а я, вылезая вслед за ним, смотрю на телефон и вижу, что еще нет семи утра. Джеймс тщательно проверяет удочки и раскладывает их на заднем сиденье машины, а я думаю, не слишком ли поздно, чтобы пойти в кино или выпить где-нибудь кофе.
– Я понятия не имею, что делать – ты же знаешь, да?
Он усмехается, протягивая мне удочку, затем взваливает на спину тяжелый рюкзак и кивает в сторону крошечной тропинки, которую я едва различаю примерно в пяти метрах от машины.
Я следую его указанию.
– Знаешь, это странное занятие для выходного. В это время большинство нормальных людей в постели, смотрят «Друзей» с беконом или спят в ночном поезде метро. – Я оглядываюсь на Джеймса, который хихикает себе под нос в своем обычном стиле. – Это случилось всего четыре раза, – говорю я, и он снова фыркает.
– Иди дальше, тебе нужно будет немного подняться – вот так – и спуститься на берег.
Я понимаю, что мы действительно собираемся ловить рыбу нахлыстом. И меня это бесит, потому что в моих фантазиях мы катаемся в озере на лодке с зонтиком, Джеймс делает вид, что опрокидывает лодку, а я визжу и падаю в его объятия.
– Ну что, рыбалка нахлыстом?
– Да. Единственная истинная рыбалка.
– Если это шутка из «Игры престолов», то она не подходит для этого случая.
Он смеется и качает головой:
– Давай. – И берет меня за руку. Его рука сильная и надежная, и я получаю удовольствие от того, что меня ведут по берегу к скалам. Здесь холодно. Холодно и сыро.
Он достает из рюкзака удочки, а я сижу и смотрю, как он готовится к рыбалке. Он должен понимать, что меня это не особо привлекает, но это не портит ему настроения. В конце концов, это он предложил пообедать, а я выбрала рыбалку.
– Хизер, – начинает он, и я снова морщусь от этого имени, а Джеймс протягивает мне удочку. Я держу ее в руке и жду, когда он достанет свою, но он роется в пластиковой коробке в поисках чего-то, что выглядит как крошечные жучки и мушки. Выбрав одну из них, он тянет край моей удочки к себе и некоторое время пытается насадить насекомое.
Вдруг под нами из воды выпрыгивает огромная рыба. Она гигантская, и я кричу:
– Боже мой, смотри!
Он смеется и тянет удочку назад.
– Это просто нерест лосося, – поясняет он. – Ты ведь знаешь, чем они занимаются?
– Знаю. – Я знаю, но никогда сама не видела, и пока я говорю, еще один выпрыгивает в воздух, выше первого. – Вот это да!
Джеймс смеется и на мгновение прекращает подготовку удочек.
– Мне это не нравится, – заявляю я. – Они пытаются сделать детей!
– Не волнуйся, я прослежу, чтобы мы выкинули всех мамаш назад в воду. Хочешь пока немного понаблюдать?
– Да.
Джеймс сосредоточен, он заканчивает подготовку моей удочки, затем делает что-то похожее со своей, и прежде чем я успеваю сказать: «Это сомнительно с этической точки зрения», он забрасывает леску в воду. Леска задерживается в воздухе, и то, что начиналось как обычная рыбалка, внезапно становится похоже на танец, так как кажется, что крючок просто скачет над бегущей водой. Я наблюдаю, как Джеймс легко передвигается между камнями в своих сапогах.
– Джеймс…
– Шшш, – говорит он. – Нельзя кричать, когда ловишь рыбу.