Я занимаю место на камне и некоторое время наблюдаю, как он снова забрасывает леску. Примерно через двадцать минут он останавливается и возвращается к своему пластиковому контейнеру.
– Просто собираюсь поменять мушку. – Он наклоняется. Затем поднимает на меня глаза, и я вижу, что он разозлился на себя. – Черт! Прости, Хизер, я так люблю рыбалку.
– А в наших планах есть чай?
– Вообще-то, да. Если бы я был здесь с Бреттом, мы бы, наверное, выпили по стопочке, но сегодня у меня с собой чай. – Я чувствую небольшое разочарование, и он ловит мой хмурый взгляд. – Хорошо, я принес и то, и другое, но давай начнем с чая.
Под клетчатым ковриком лежит корзина для пикника с термосом и несколько контейнеров с кухни.
– Это обед? – спрашиваю я.
– Ну, ты не позволила мне пригласить тебя на обед, поэтому я принес его тебе. – Он опускается на колени рядом со мной, достает термос и наливает мне чашку. Я подношу ее к губам – чай с молоком и сладкий, именно такой, как я люблю.
– Ммм. – Чувствую, как в горле теплеет.
– На свежем воздухе чай вкуснее. – Джеймс внимательно смотрит на меня. – На природе все вкуснее.
Я прикидываю, не флиртует ли он, потому что до сих пор было не похоже, но когда я смотрю на него, он быстро отводит взгляд, как будто сам испугался своего флирта или внезапно о нем пожалел. Затем через мгновение он снова смотрит на меня, и мы ловим взгляд друг друга. На миг я позволяю себе насладиться этим восхитительным трепетом чистой химии без примесей, а затем подавляю неожиданную застенчивость и быстро отвожу глаза.
– Ты скучаешь по Лондону? – спрашивает он после минутного молчания.
– Конечно. По некоторым вещам. – Я отпиваю еще немного чая. Джеймс бросает коврик на землю рядом со мной и предлагает мне сесть, что я и делаю, и это гораздо удобнее, чем сидеть на холодном камне.
– Например?
– Мне нравится Южный берег Темзы по утрам в выходные. Только очень рано, в пять утра летом. Я скучаю по суете рынка в Боро. Как раз думала о нем вчера. Там можно купить все что угодно.
– Что угодно?
– Ну, почти все. Не на уровне шеф-повара, а на уровне обычного гурмана. Типа топинамбура и белых грибов – в таком духе. Моей, эм, соседке по квартире это все очень нравилось. А меня слегка пугает. У моего отца был магазинчик рыбы с картошкой, черт возьми.
– Ничего плохого в этой еде нет. В любом случае, ты же не всерьез? Нельзя работать в виноделии и не разбираться в еде. Шутки в сторону.
– Конечно, – соглашаюсь я. На меня накатывает волна разочарования, когда я понимаю, что должна следить за собой, когда я с Джеймсом, иначе рискую выдать слишком многое. – То есть я думаю, что знаю больше, чем остальные. Только в кулинарии я безнадежна.
Я смотрю на него, а он улыбается мне, и я снова чувствую бабочек в животе. Я думаю о Тиме, и мне трудно не сравнивать их. Тим – громкий, активный и непостоянный, а Джеймс – спокойный, обдуманный и взвешенный. И мне это нравится. Почему я не могу просто завести интрижку с Джеймсом? Он хороший, порядочный парень, и все зубы у него на месте. Он знает, что я уезжаю через пару месяцев. Я не первая девушка на летней стажировке, с которой он замутит. Но почему-то мне кажется, что я себя обманываю. И тут я вспоминаю, как Анис сказала, что ему разбили сердце.
– А как насчет тебя? Что тут за история? Почему ты до сих пор живешь с мамой? – Я смеюсь, хотя если бы Ирен была моей матерью, возможно, я бы и сама с ней жила. – Вот что я хочу знать! Как получилось, что вы оба здесь работаете?
– Она работала по всему западному побережью, когда я был маленьким, – начинает Джеймс.
– Где был твой отец?
Он поворачивается ко мне и смеется:
– Прямо к делу?
– Ну, мне интересно, вот и все.
– Они с мамой были не вместе.
– Где он был?
– С кем-то еще. С другой женщиной, я думаю, хотя мама никогда не говорит об этом.
– Вот гад! – ругаюсь я, глядя на особенно эффектное буковое дерево с почти черным стволом и ярко-зелеными листьями. – То есть мне жаль, что тебе не повезло с отцом. Так почему же ты все-таки остался здесь?
– Ну, мама получила работу в «Лох-Дорне». Мы жили в коттедже, в котором сейчас живет персонал. Мама жила в твоей комнате. Потом мы переехали в другой коттедж на краю территории отеля. Мама до сих пор там. Хозяин, мистер Макдональд, немного присматривал за мной, когда я был маленьким. Но когда его жена заболела, он стал приезжать все реже и реже, и за эти годы гостиница сильно обветшала. Потом жена умерла, и он собирался продать отель, но мама упросила его позволить обновить его. Он нам как дом.
– О, так ремонт был ее идеей?
– Да, но Рассел, дизайнеры – все это придумала не она. Она надеялась, что Макдональд позволит ей заняться обновлением, и он собирался, но сначала решил посоветоваться со своим адвокатом. – Джеймс делает паузу. – Тут оказалось, что у них с Расселом один адвокат, так что я полагаю, он и свел их вместе. И, конечно, Билл поручился за Рассела, и вот к чему все пришло.
– Как это место стало запущенным? Когда смотришь на него сейчас, это невозможно себе представить.
– Ну, его было дорого содержать. И мистер Макдональд потерял энтузиазм. Я не хочу, чтобы ты думала, что он какой-то придурок. Он был очень добр к нам. Просто если постоянно не инвестировать и не обновлять, невозможно оставаться в тренде. Люди, которые приезжают в «Лох-Дорн» каждое лето, стареют. Деньги у них есть, но они все старше и старше. А банкетов мы устраиваем все меньше и меньше. Хотя один на подходе.
– А что за банкеты?
– Например, большие вечеринки, свадьбы. Премьеры фильмов. Скоро как раз будет кинособытие.
– О, а вот с этого места поподробнее.
– Я понятия не имею, что это за фильм и кто в нем снимается, поэтому не спрашивай. Но нам нужно сделать все по высшему разряду: они платят гораздо больше, чем мы выручим за месяц. Ладно, а ты здесь как оказалась?
– Что ты имеешь в виду?
– Ну, я видел твое резюме: ты могла бы работать где угодно.
Я ломаю голову, что сказать, и в конце концов просто говорю ему правду:
– Мне нужна была радикальная перемена. До этого я всегда делала эммм… неподходящий выбор.
– Что дальше? – спрашивает он.
– Франция, – уныло отвечаю я, снова переходя в режим Хизер. Мне кажется или он выглядит разочарованным? – Что ты думаешь о Расселе? Почему они пригласили другого шеф-повара, а не тебя?
– Я никогда не был шеф-поваром. До Рассела был парень по имени Питер Пирс, а до него – Мик Уильямс. Они никогда долго не задерживаются. Либо их супругам здесь не нравится, либо им самим становится скучно. Рассел доволен, потому что он шеф-повар, но живет в Глазго и может посмотреть на все со стороны.
– Блин! Так вот почему его никогда нет.
Джеймс смеется:
– Рассел нормальный. Он нормальный, правда.
– Но по сути, шеф-повар – ты.
– Ну, – он застенчиво смотрит на меня, – наверное, да.
– Ты хочешь иметь собственный ресторан?
– Конечно, но я не хочу оставлять маму одну. Не сейчас, по крайней мере.
– Почему?
– Просто не могу. – Он заглядывает в корзину и достает контейнер, наполненный свежей клубникой. – Хочешь?
– Да! – Я протягиваю руку за пухлой, блестящей ягодой. – Но все уезжают из дома. Это нормально, что бы ни было. К тому же, чувак, тебе тридцать. Тебе не обязательно переезжать в Китай: может, в Эдинбург или еще куда-нибудь? Ты можешь поехать во Францию. Или в Испанию? Разве самый шикарный ресторан в мире не в Испании?
Он снова смеется, и мы сидим в молчании еще некоторое время, но я хочу узнать о нем побольше.
– Почему ты увлекся готовкой?
Джеймс смотрит на небо и чуть наклоняет голову в сторону.
– Ну, это захватывающее занятие. Швырять туда-сюда кастрюли и сковородки на оживленной кухне – это самое близкое к рок-н-роллу из того, что мне доступно, – смеется он. – Мне нравится интенсивность обслуживания. Творческий подход к работе с едой. Но самое важное даже не в этом. Все, что лежит на тарелке, от морской соли до чернил кальмара, появилось там не сразу. Чей-то будильник сработал в четыре утра, чтобы поехать на рыбалку. Погода была подходящей. Кто-то другой должен был подготовить идеальную почву, знать, сколько необходимо воды и солнечного света, а также как не допустить переизбытка того и другого. И вот дело доходит до меня. И я беру пучок капусты или морской гребешок, чтобы тоже проявить к ним должное уважение.
Он складывает руки на коленях, и я ловлю каждое его слово.
– И я могу преобразовать продукт. Взять его идеальное естественное состояние и нагреть, или замариновать, или высушить, понимаешь? А иногда я едва прикасаюсь к нему. Чуть целую его сковородой, приправляю. В таком духе. А потом выкладываю на тарелку. И хотя наши гости – совершенно незнакомые люди, приготовление для них этого блюда – одна из самых интимных вещей в мире. Мне нравится кормить кого-то. И знать все то, что заставило их прийти к нам в ресторан, чтобы съесть местный припущенный маслянистый козлобородник с жаренным на сковороде гребешком с экофермы Бенджи, чтобы как-то отпраздновать жизнь. Помолвку. Годовщину. Роман, – добавляет он, усмехаясь. – Все это – длинная цепочка творчества и страсти. Заботы. Любви, иными словами. – Он чуть ерзает на месте, и мне хочется исчезнуть под этим камнем, потому что я знаю, что будет дальше. – А у тебя как? С вином должно быть то же самое, верно?
– Вино… – Я снова гляжу на реку, где еще один лосось выпрыгивает и изворачивается всем телом, запрыгивая выше по течению. Я не уверена, что мне нравится рыбалка. – Как там говорят? Найди то, что ты любишь, и зарабатывай этим на жизнь. А я люблю пить. – Вот все, что у меня получается сказать, и это выходит неискренне, а я хотела бы найти способ ответить ему честно.
– Да ладно. Вино такое… сложное, и есть много нюансов. Я считаю, что нужно быть настоящим спецом, чтобы разбираться в этом.
– Мне очень понравился фильм «На обочине»