[24], – говорю я, когда солнце выглядывает из-за дерева и освещает лицо Джеймса. Он выглядит таким непринужденным и красивым. У него не модельная внешность, но он красив по-другому. Спокойный, задумчивый, мужественный.
– Да ты сидишь у себя в комнате между сменами, готовясь к открытию. Мы все заметили, как усердно ты работаешь! Это говорит о преданности и страсти.
Желание избежать катастрофы – отличный мотиватор.
– Ну, я хочу сделать все достойно, – честно признаюсь я, а затем быстро переключаю разговор на него. – Но вот готовка… Правда, я бы хотела уметь готовить. Каждый раз, когда я готовлю, я стрессую и все порчу. Даже тосты. Меня бесит, что готовка тебя контролирует: «Черт, это горит» или «Черт, это раскалывается». Она не подчиняется моему расписанию. Если я захочу пописать, или отвлекусь на текстовое сообщение, или еще что-нибудь, все будет испорчено. В общем, что бы я ни делала, все превращается в заварной крем.
– Ну, вообще-то, – говорит он, улыбаясь, – это уже само по себе достижение.
– Ха! – отвечаю я.
– Приготовить идеальный заварной крем сложно, – произносит он серьезно, наклоняясь вперед. – Его нельзя торопить. Он готов, когда готов.
– Ну, это, наверное, тот девиз, который нужен мне по жизни. Я еще ни к чему не готова. Честно говоря, не знаю, буду ли готова когда-нибудь. Ты знаешь, что согласно некоторым исследованиям, самкам больших белых акул требуется тридцать три года, чтобы достичь зрелости? А это почти половина их жизни.
Еще один лосось выпрыгивает, и я чувствую, как он словно насмехается надо мной исключительной решимостью сделать свое единственное дело. Своим простым биологическим стремлением. Интересно, является ли кулинария Джеймса биологическим стремлением? А страсть Хизер к вину заложена у нее в ДНК? Может, мне просто нужно найти мое биологическое стремление?
– Я могу показать тебе основы кулинарии, – предлагает он, – если ты хочешь научиться готовить.
– О, нет. – Я отмахиваюсь от него, смеясь над нелепостью предложения.
– Мне будет приятно.
– О, спасибо, но у меня и так достаточно забот.
Я смеюсь и смотрю на Джеймса, и в этот момент он тянется ко мне и заправляет прядь волос мне за ухо. Это так неожиданно и так интимно, что я удивленно отшатываюсь.
– Прости.
– Все в порядке, – бормочу я и неудержимо краснею.
– У тебя от природы более темные волосы?
– Да, они крашеные. – Я чувствую смущение.
– Очень красивые.
Я делаю глубокий вдох. Притяжение настолько сильное, что кажется непреодолимым. Это опасно.
– Джеймс… – Мне нужно назвать вещи своими именами. – Слушай, ты такой милый. И в какой-то версии моей жизни в стиле «Кантрифайл»[25] ты был бы вполне в моем вкусе. Пока что все признаки указывают на то, что ты не чокнутый. То есть я уверена, что, как и у большинства парней, у тебя есть какие-то странности – и я не осуждаю: они есть у всех. И я на девяносто девять процентов уверена, что у тебя Эдипов комплекс. И меня определенно тянет к тебе. Просто…
– Какой в этом смысл, если ты уедешь? Нам не нужно сейчас об этом думать, – говорит он, смеясь.
Некоторое время мы сидим молча, и я стараюсь не позволить реву реки заглушить мои чувства. Какая-то часть меня не доверяет ему. Этот глубокий, постоянно присутствующий голос говорит мне, что если он заинтересован во мне, то с ним должно быть что-то не так. Но я не могу и отказать себе в удовольствии быть рядом.
Я протягиваю руку через одеяло и нащупываю его ладонь. Я не смотрю на Джеймса, но краем глаза вижу, что он тоже не смотрит на меня. Его рука теплее моей, так как он держал чай, и он, должно быть, тоже это чувствует, потому что вынимает свою ладонь из-под моей и кладет сверху, а затем обхватывает мои пальцы. Я чувствую себя так, будто мне снова пятнадцать. Это так невероятно мило! Но тут в моей голове проносится видение Хизер, и я издаю тихий стон.
– Что такое? – спрашивает он, когда я вынимаю свою руку из-под его ладони.
Если этот парень действительно такой замечательный, каким кажется, я не могу его обманывать. Он думает, что я Хизер, и мне нужно найти способ обозначить дистанцию между нами.
– Я вроде как встречаюсь кое с кем, – выпаливаю я.
Джеймс выглядит так, словно сгорает со стыда, и вытирает руки о брюки, словно чтобы убрать следы нашего соприкосновения:
– Черт, я…
– Твоя мама его встречала, – говорю я, глядя на реку, чтобы не видеть его лица.
– О, точно. Она упомянула, что ты была с кем-то в тот вечер, но она подумала, что ты… – Тут его голос прерывается.
– Между нами все непросто, – пытаюсь я объяснить, – но мне следовало упомянуть об этом раньше. – У меня сжимается горло, и губы дрожат, выдавая мои чувства, но я стискиваю зубы и пытаюсь продолжать: – Я думала, это дружеское приглашение, иначе я бы сказала раньше…
Я умолкаю. Это так некрасиво. Я точно знала, что делала.
– Черт, мне так стыдно, – смущается он.
– Нет, нет, не надо, – быстро произношу я. – У нас все непонятно. Как объяснить? Например, я не знакома с его родителями или что-то в этом роде. Я не знаю, к чему это приведет, но мне кажется, что я должна была тебе сказать.
– Конечно. – Он улыбается, но улыбка натянутая. – Ну что, займемся рыбалкой? В конце концов, для этого мы сюда и приехали.
После минутного колебания Джеймс встает, а затем протягивает руку, чтобы помочь мне подняться.
С одним лососем в багажнике и кровавой полосой у меня на виске мы возвращаемся в коттедж. Мне не понравилась рыбалка. Эти красивые рыбки выныривают из воды только для того, чтобы их вытащили и положили в рыбный пирог. Тем не менее Джеймс вроде бы получал от этого удовольствие, и я могла понять, что для такого человека, как он, это было связано с близостью к земле. После моего неловкого откровения о парне он наконец снова расслабился, и я с удовольствием наблюдала за ним.
– Ты готова к открытию ресторана? – спрашивает он.
– Мне нужно усердно позаниматься и еще немного изучить карту вин, а потом, надеюсь, я буду готова.
– По мне, так это очень похоже на страсть, – улыбается он.
Больше похоже на выживание.
– Спасибо за сегодняшний день. Мне понравилось.
– Нет, не понравилось, – смеется он.
– Еще как понравилось, – не соглашаюсь я, мечтая признаться, что понравилось из-за него.
– Помнишь, я говорил тебе, что когда-то работал на Скае?
– Да.
– Я поехал туда, потому что один из бывших шеф-поваров Лох-Дорна переехал в Скай и открыл небольшой ресторанчик свежих морепродуктов. Я немного сходил с ума от мамы, ну, ты знаешь, каково это в восемнадцать лет, а он пригласил меня, и я поехал.
– Ты бросил маму одну! – удивляюсь я.
– Ну, да. Но ненадолго. Я хотел сказать, что именно в то лето я полюбил готовить по-настоящему. Я познакомился с поставщиками со всего Ская… и оказался на крючке. Извини мне рыбацкую метафору.
– О, это что, ободряющая речь? – Я вызывающе подняла брови.
– Нет-нет. – Он прикрывает рот рукой, но все еще улыбается своими чудесными глазами. – Я просто хочу сказать, что именно в то лето я нашел свою настоящую страсть.
– Может быть, и для меня еще осталась надежда?
Глава 18
Идет пятничный обед, осталось четыре дня до перезапуска, и я начинаю чувствовать себя уверенно. У меня была куча смен в зоне бара с сокращенным меню, и я перестала тайно следить за Рокси. Я выучила уже больше половины списка, и пока что мои знания проверяли всего несколько раз. Не было ничего такого, с чем я не смогла бы справиться без предложения наугад или слов:
– Дайте мне минутку, и я вернусь с рекомендацией.
Пожилые люди, которые, похоже, составляют основную часть здешних клиентов, – это те, кого я отношу к категории людей, не склонных к авантюризму. Я познакомился с Амандипом Сингхом, тихим пенсионером из Абердина, и его женой Ясмин, малюткой, которая любит курить сигариллы и обедать прозрачным бульоном с долькой лимона. Ну и конечно с «шотландскими» американцами в хлопке цвета хаки с рокочущими голосами и щедрыми чаевыми.
Сегодня накрыты только шесть столиков. Легко, правда?
Затем входят пожилой мистер Джон и не очень пожилая Иззи Кардифф, приехавшие на выходные из своего дома в пятнадцати минутах езды. Она обладает напыщенной уверенностью женщины, которая училась в колледже Феттс[26], а зимние каникулы проводит в Лехте[27], одета в кашемир и утопает в чувстве собственного достоинства. Он же выглядит как учитель химии на пенсии в зеленом свитере из плотной шерсти и горчичных брюках. Он из старых шотландских богачей.
Вскоре Иззи Кардифф проверяет меня на прочность.
– Дорогая, пожалуйста, не могла бы ты поменять этот «Сансер» на что-нибудь менее агрессивное.
– Агрессивное? – говорю я, доставая бутылку из ведерка со льдом. – Только не это. Мне постоянно приходится делать выговоры «Сансеру». Хотите, я поменяю его на что-нибудь более дружелюбное? Может быть, что-нибудь из Новой Зеландии? Все любят Новую Зеландию.
– Если честно, дорогая, я бы предпочла джин. По крайней мере, тогда я смогу вести машину. Да, принеси мне джина.
– Неужели здесь все садятся за руль, выпив алкоголь? – спрашиваю я Билла, подходя к бару с агрессивным «Сансером». – Может, правительство дает отдельные рекомендации о том, сколько можно пить, если садишься за руль «Бентли»?
Насколько я могу судить, Билл не пьет с прошлой недели, хотя я не настолько глупа, чтобы надеяться, что это было в последний раз. Я снова задаюсь вопросом, почему Ирен позволила ему работать в баре.
– Да. И про фермеров не забывай, – говорит Билл. – Так что не ходи вдоль живых изгородей на рассвете или в сумерках. Вот, попробуй.
Он наливает в бокал остатки «Сансера», и я отпиваю глоток. В нем есть что-то, что я могу описать только как бодрящую кислотность. В моих записях написано «ноты крыжовника», но честно говоря, это вино на вкус такое, будто его оставили в холодильнике на неделю.