все прошло не очень хорошо. Потом шум затихает, а я все еще сижу. Я думаю написать Рокси, но чувствую, что мне нужно поговорить с ней лично. Проверяю телефон, и там еще одно сообщение от Тима.
Позвони мне!
Почему ему вдруг так чертовски не терпится со мной поговорить?
Я нажимаю кнопку «Закрыть экран» и убираю телефон в карман, размышляя о том, находится ли Джеймс все еще на кухне и не будет ли преследованием с моей стороны пойти и поздороваться. Я решаю, что это будет выглядеть нормально. В конце концов, мне нужно извиниться. Я поднимаюсь и иду на кухню, но его там нет.
Я нахожу его в баре, где он пьет пиво. Там темно, горит только ночник. Он один. Должно быть, он успел переодеться, потому что он в черной футболке и выглядит так, как будто принял душ. Он доедает остатки еды с кухни: похоже на поленту или, возможно, пюре с трюфелями.
– Джеймс? – Я подхожу к нему. На стул не сажусь.
– Привет. – Он улыбается мне. – Ты чувствуешь себя лучше? Мама не сказала мне, что происходит, а я не хотел тебя беспокоить.
– Да-да, – бормочу я. Он ведет себя как обычно. Не сердится – возможно, потому что не знает, как сильно я все испортила, но я все равно хочу что-то сказать. – Мне жаль, что так получилось с критиком.
– Что случилось?
– Я наговорила глупостей. Перенервничала, – признаюсь я.
– Это произошло со всеми. Мама умудрилась уронить на пол целую бутылку кларета.
– О боже!
– И я тоже облажался. – Он качает головой.
– Ты?
– Да, пережарил морского леща. А голубь получился жестким. Совсем все завалил.
Это звучит утешительно, но я сомневаюсь, что ошибки Джеймса настолько серьезны, как он утверждает.
– Сомневаюсь, что это так, – все же возражаю я, размышляя, стоит ли мне присесть или он хочет побыть один.
– Это так, – пожимает он плечами и поворачивается на табурете лицом ко мне, а я стою, держа в руках туфли и чувствуя себя чертовски уязвимой. Джеймс выглядит как-то иначе, как будто напряжение в нем спало, и хотя он определенно задумчив, но не насторожен. Как будто его разочарование в себе как-то расслабило его. Я думаю, это урок, как принимать неудачи с достоинством.
– Джеймс? – тихо произношу я, а он поднимает глаза и ловит мой взгляд.
– Да? – спрашивает он и в кои-то веке не отводит взгляд.
Я закрываю глаза, а затем смотрю вниз на свои босые ноги. Сейчас не время. Не время. Не время. Я слишком волнуюсь. Это катастрофа.
– У меня все время болят ноги. – Я пытаюсь перевести тему, шевеля пальцами ног и морщась от смущения.
– Иди сюда, – просит он, и я поднимаю глаза, а он протягивает мне свою вилку.
– Я не хочу, спасибо. Не могу есть.
– Хочешь, чтобы я подошел к тебе? – спрашивает он с нежнейшей улыбкой. Его голос низкий и мягкий, а глаза не отрываются от моих.
– Да, – отвечаю я.
Мы слышим, как закрывается задняя дверь, и я догадываюсь, что, должно быть, Ирен уходит на ночь, но чтобы убедиться, что мы одни, я медленно иду на кухню. Я чувствую, что Джеймс следует за мной. В воздухе слышно только гудение холодильника и чувствуется запах хозяйственного мыла. Он молча идет по кухне, пока не оказывается в нескольких сантиметрах от меня. Я слегка задыхаюсь от такой близости и на мгновение закрываю глаза, а Джеймс молчит столько времени, сколько мне нужно, чтобы набраться смелости и открыть их. Он убеждается, что я действительно здесь.
– Мы собираемся говорить про жесткого голубя или ты собираешься меня поцеловать? Что ты делаешь, Птичка?
Но лицо Джеймса расплывается в улыбке, руки подаются вперед настолько, что задевают мои, и между нами возникает всплеск возбуждения, когда наши пальцы едва касаются друг друга. Я чувствую себя на грани и задерживаю дыхание.
– Знаешь, наверное, хорошо, что я испортила подачу вина, а ты испортил еду, потому что, по крайней мере, мы оба виноваты, – решаю я. – Тебя никто не уволит, а если не уволят тебя, то не уволят и меня. И это большое облегчение. Знаешь, ты должен решить, что нам делать, потому что я плохо считываю людей.
– Я должен решить? – уточняет он, а затем кончики его пальцев скользят по моей руке, по плечу, нежно поднимаются по шее, и все это время он пристально смотрит мне в глаза. – Это ты…
– Мы расстались, – быстро говорю я. – То есть мы не говорили об этом, но я могу написать ему. Где мой телефон? Я сделаю это прямо сейчас. Джеймс, Тим – ужасный парень. Он даже не был мне парнем. Мы почти не разговариваем последние несколько недель.
– Ну, если все кончено… – бормочет он, ища подтверждение в моих глазах.
– Все кончено. Прямо сейчас. Все кончено. – Я чувствую, как сильно колотится сердце, и каждая частичка моего тела покалывает от предвкушения.
– Ну, если точно кончено… – повторяет он.
А затем это происходит, и мои глаза все еще открыты, когда это происходит – в таком шоке я нахожусь. Его губы нежно касаются моих, и я чувствую легкое прикосновение его носа к моей щеке. Я роняю туфли. Это более мягкий поцелуй, чем я думала. Мягкий, но решительный. Мой мозг работает в бешеном ритме, и я думаю, почему я не могу просто наслаждаться поцелуем, не анализируя каждый его момент.
Затем Джеймс обхватывает меня руками, его ладонь проходит по моей спине до основания позвоночника, и он притягивает меня ближе. Затем поцелуй становится немного крепче, его рот открывается шире, и я закрываю глаза и забываю обо всем, протягивая руки к его шее.
Он отступает назад и кивает на дверь:
– Пойдем.
Мгновением позже мы оказываемся на заднем дворе, и я иду босиком по холодной гальке впереди него и тяну его за руку. Он идет медленно, наблюдая за моей походкой с забавной улыбкой на лице, и я начинаю чувствовать себя еще более открытой и уязвимой в этой непрекращающейся тишине.
– Холодно. – Я замедляю свой шаг до его темпа, и мы идем рядом друг с другом, а я держу Джеймса за руку. – Почему ты так медленно идешь?
– У нас есть время, не так ли?
– Я не люблю ждать. Дурацкие мысли крутятся у меня в голове. Ужасные мысли о том, что он подумает обо мне в голом виде; придется ли мне быть сверху; понравится ли мне это вообще. – Отложенное удовольствие вызывает у меня тревогу.
Он останавливается, притягивает меня к себе и целует еще раз, и я думаю, хочет ли он этого, потому что в конце лета я уеду, или потому, что это всего на одну ночь. Но я стараюсь отогнать свои страхи и наслаждаюсь тем, что меня целуют, и целую его в ответ.
Теперь Джеймс ведет меня. Его руки теплые и липкие, и я не могу разобрать, чьи огни горят в коттедже вдалеке. Дубовые листья, шелестящие на ночном ветерке, выглядят маленькими и хрупкими на фоне толстых старых стволов. Я чувствую внезапную близость с этими листьями. Со всем вокруг меня, что ищет тепла и солнца. Что по-настоящему растет.
Мы прокрадываемся в прихожую, но в доме мертвая тишина. Джеймс ведет меня вверх по лестнице, прикладывая палец к губам, чтобы я не шумела, пока мы скользим по коридору мимо комнаты Билла. Я понимаю, что никогда не видела комнату Джеймса, и тут у меня возникает легкая паника, что она слишком опрятна, или что он одержим каким-нибудь увлечением, например группой Oasis или дерьмовой местной футбольной командой, и все завешано этими плакатами. Затем, когда мы подходим к его двери, меня охватывает настоящая тревога, и я не хочу думать о ее причинах, но дело не в плакатах.
Джеймс отпирает дверь так тихо, как только может, толкает ее, и оказывается, что его комната идеально сочетает чистоту и беспорядок. Она определенно мальчишеская, вплоть до темно-синего пододеяльника в полоску: это классический M&S с одной-единственной квадратной подушкой, которая шла бесплатно в комплекте. В углу стоит акустическая гитара, а у его кровати лежат несколько книг, в том числе, похоже, роман с закладкой. Впечатляет. К счастью, на стене нет плакатов.
Он выглядит немного смущенным, когда встряхивает одеяло и закрывает корзину для белья.
– Я не ждал гостей, – бормочет он, и его щеки приобретают удивительно приятный розовый оттенок. – И большей части моих вещей здесь все равно нет.
– Я нервничаю, – признаюсь я.
И тут же жалею об этом, но это правда. Десять минут пути между кухней и его спальней несколько охладили меня, и я вдруг чувствую, как на меня давит необходимость сделать это. То есть мне в кайф понравиться кому-то во время ночной тусовки, я обожаю этот волнующий момент, когда вы срываете друг с друга одежду, но потом я почти всегда немного разочарована. Какой-то чел разглядывает свои бицепсы, а я извиваюсь под ним, пытаясь получить хоть какое-то удовлетворение. Для меня важнее моменты между сексом. Близость. Заказать еду в футболке парня и попросить его принести мне кофе. Но у меня нет времени думать об этом, потому что Джеймс снимает футболку.
Я пялюсь. Я знаю, что пялюсь. Он не сбрасывает футболку, просто держит ее перед собой и на мгновение выглядит немного потерянным. Я делаю шаг к нему, потому что сделать так, чтобы он чувствовал себя комфортно, для меня важнее, чем сделать так, чтобы комфортно было мне. Я хочу, чтобы он знал, что он волен продолжать, даже если я не уверена, что хочу присоединиться. Но он чувствует мои сомнения и останавливается. Меня охватывает беспокойство: если секса не будет, он просто заперт в одной комнате со мной. Я не знаю, как себя вести в этой ситуации.
– Извини, нам надо было остаться на кухне. Я не очень хорошо себя чувствую, когда мне приходится слишком много о чем-то думать.
– Хизер. – Джеймс отбрасывает футболку в сторону и подходит ко мне, затем берет меня за руку. Я вздрагиваю от этого имени и слегка отстраняюсь.
– Не надо, – прошу я, и он тут же подчиняется, отпускает мою руку и отстраняется от меня. Я смотрю на его бледные ключицы и широкие, круглые плечи и представляю, как провожу по ним губами в какой-то суперсексуальной манере, которая заставит его застонать. Я хочу отбросить все сомнения, но не могу.