Перегнувшись через стол, Джози указала ему место в графике, означающее «спад». Запах ее духов мешал ему сосредоточиться, пришлось напрячь всю свою волю. Он с трудом отвел глаза от выреза ее платья, чтобы смотреть в бумагу.
— Как видите, в зимние месяцы всегда падает посещаемость, — сказала Джози. К его досаде, она отодвинулась от стола и снова села на свой стул. — Поэтому я предлагаю сдавать ранчо для проведения корпоративных собраний. В дополнение к ним мы можем запросто продавать программы составления команд.
— Составления… чего?
— Команд. В них будут входить менеджеры, а мы составим программы, которые помогут этим командам объединиться. Прогулки, пикники и прочее. Я связалась с фирмой в Талсе, которая обучает менеджеров, они уже используют такие программы. Представитель фирмы вчера был здесь и осмотрел вашу собственность. Он считает, что «Ленивое ранчо» — прекрасное место, и согласился участвовать в рекламной кампании совместно с нами.
— Но мы же ничего не рекламируем.
С улыбкой Джози достала еще один график из своей папки:
— А это — отдельная тема.
Она стала подробно излагать Льюку причины, по которым им следует заняться рекламой. Потом перешла к тщательно продуманному плану маркетинга. Когда Джози кончила говорить, голова его гудела от сроков, бюджетов и предполагаемых доходов от инвестиций.
Все это звучит хорошо, даже слишком хорошо, мрачно думал Льюк. Он понимал, что ничего не предпринимать — невыгодно, но, с другой стороны, мысль о том, что его ранчо будет кишмя кишеть отдыхающими, причем круглый год, привела его в ужас. А мысль о том, что Джози проявляет себя как умный, грамотный специалист, усугубила тоску — он не хотел ею восхищаться, не хотел от нее зависеть, не хотел никоим образом в ней нуждаться.
Льюк наморщил лоб.
— Я не могу принять решение по всем этим делам в один день, — сказал он сухо. — Нужно подумать.
— Если мы хотим начать рекламную кампанию, — возразила Джози, — нам нельзя тянуть, нужно выпустить кое‑какие проспекты в срок. Прошу вас принять решение до конца недели.
Льюк не любил, чтобы его подгоняли, к тому же, по правде говоря, ему не нравилась вся эта кутерьма, затеянная его менеджером.
— Я объявлю свое решение, когда оно у меня созреет, — сказал он и встал с кресла, давая понять, что прием закончен. — Еще есть вопросы? Если нет — до свиданья, у меня еще куча дел, с которыми нужно разобраться.
Он снова уткнулся в бумаги, не дав себе труда проводить девушку до двери. Сумела найти вход — найдет и выход, подумал он злорадно. Я же не просил ее сюда приходить, а быть ей нянькой — увольте.
С недовольной гримасой на лице он снова занялся пачкой счетов, которые изучал перед ее приходом. Но не мог выбросить ее из головы — все время, оставшееся до обеда, старался понять, почему обиженный взгляд ее голубых глаз заставил его сердце сжаться и почему настроение его так резко упало.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Открыв входную дверь своей квартиры, Джози страшно удивилась.
— Льюк! — воскликнула она.
Стоя на пороге, Льюк увидел ее как бы в рамке из света, и ему показалось, что она выглядит словно ангел с рождественской елки. Одета она была просто, в свободный серый свитер, но на Льюка он подействовал не хуже красного платья: сердце его запрыгало в груди.
Неужели мы не виделись всего неделю? — подумал он. Мне кажется, целую вечность.
Он смотрел на нее и никак не мог налюбоваться. Потом опомнился и произнес извиняющимся тоном:
— Я понимаю, что уже поздно. Надеюсь, не очень помешал?
— Нет, совсем нет. Я тут шью на досуге и смотрю телевизор. — Она открыла дверь пошире: — Заходите же.
Войдя внутрь, Льюк стал с удивлением оглядывать помещение. Маленькая квартирка выглядела теперь совершенно иначе; но он не мог понять, в чем дело, — мебель осталась той же.
— Что вы сделали с этой квартирой?
Она широко улыбнулась:
— Просто сшила новые шторы, разбросала подушки, повесила картины, поставила горшки с растениями.
Да, подумал Льюк, она обустроилась так, словно решила остаться надолго. С одной стороны, это хорошо, с другой — с какой стати я так обрадовался?
Она останется здесь до тех пор, пока не найдет другую работу, и чем скорее она уберется подальше, тем лучше для меня. Так в чем же дело?
Льюк засек пристальный взгляд Джози и натянуто улыбнулся:
— Квартирка выглядит что надо.
— Спасибо.
Внимание его привлекла швейная машинка на обеденном столе.
— Шьете еще одни шторы?
— Нет, это… просто так. — Метнувшись к столу, девушка сгребла пестрые лоскутки и запихнула их в пластиковую сумку. — Простите меня за беспорядок, я не ждала гостей.
Джози была как‑то странно возбуждена; конечно, это было нагло с его стороны — прийти без приглашения, но ему так хотелось поговорить с ней, а то, что он хотел сказать, было не для телефона. Сунув большой палец в карман, он решил сразу перейти к сути.
— У меня на автоответчике ваше сообщение: нужно увидеться. Наверно, это по поводу рекламы, да?
Льюк с усилием сглотнул: он хотел взять быка за рога, но пока что это не очень получалось.
— Я сожалею о том, что… э‑э‑э… я не сразу откликнулся, но… поверьте, я был в самом деле занят.
Молодец, О'Делл, съязвил он про себя. Занят ты был как раз тем, что старался о ней не думать. Вел себя как последний хам, когда она пришла к тебе, а потом изо всех сил боролся с желанием ее увидеть.
— Я как раз пришел сказать вам, что продумал ваши планы и с ними согласен. Можете действовать.
— Вы их одобряете?
— Н‑ну, «одобряете», может, слишком сильное слово, я ведь не очень разбираюсь в том, что касается гостиницы. А вы на правильном пути.
— Об этом вам сожалеть не придется.
Сомнительно, подумал Льюк, с тех пор, как ты появилась тут, я только и делаю, что о чем‑нибудь сожалею.
— Ну что ж, давайте попробуем и посмотрим, что из этого выйдет.
Улыбаясь, Джози села на тахту и похлопала по ней ладонью, приглашая его.
— Спасибо за доверие, но я вам звонила не поэтому.
Он опустился рядом.
— А почему же?
— Дело в том, что я нашла в компьютере кое‑что интересное для вас. — Голос ее был тихим, а лицо таким серьезным, что это его встревожило. Такой он ее никогда не видел.
Джози взяла с кофейного столика пачку бумаг и протянула Льюку.
— Ваш отец вел дневник. Сегодня утром, когда я просматривала файлы, я его нашла.
Сердце Льюка подпрыгнуло и остановилось, потом забилось учащенно.
— Дневник? Вы хотите сказать — личный?
Джози молча кивнула.
Льюк смотрел на рукопись так, словно она могла укусить. Он протянул руку, чтобы взять ее, но рука двигалась словно в замедленной киносъемке — тяжело и неловко.
В глазах Джози светилось сочувствие, и он этому удивился. То ли она знает, что я нервничаю, то ли уже прочла и знает, что там?
— Вы читали? — спросил он резко.
Поколебавшись, Джози ответила виновато:
— Я знаю, что не должна была этого делить; начала читать, чтобы понять, что это такое, потом… потом я не смогла оторваться. Простите меня, я влезла в чужие дела и…
— Это меня не волнует, — сказала он. И подумал: меня волнует содержание дневника. Неужели в нем подтверждение того, чего я всегда боялся: отец обвиняет меня в смерти матери? Желудок свело спазмой.
В комнате вдруг стало душно, открытый ворот рубашки показался слишком тесным. Он все глядел на рукопись, и буквы плыли перед глазами. Нет, читать он не в состоянии. Льюк сглотнул слюну, дернул кадыком и спросил:
— Ну и что там… написано?
Льюк сжал зубы, чтобы удержаться и не сказать: «Мне все равно, я не хочу знать». Может, проще унести эти чертовы листки и сжечь их или отложить до лучших времен, когда он наберется мужества узнать правду? Лет эдак через сто.
— Может, вам лучше взять дневник домой и прочитать его в одиночестве? — Джози пыталась помочь.
Почувствовав ее руку на своей, Льюк поднял глаза и увидел лицо девушки: глаза успокаивали, взгляд был теплым и мягким. Каково бы ни было содержание, проще будет узнать все прямо сейчас. Сжав ее руку в своей, он сказал бесцветным голосом:
— Я бы хотел, чтобы вы мне рассказали.
Глаза девушки вдруг стали еще более синими, словно повернутый к свету сапфир. Она пожала ему руку в ответ на его пожатие.
— Отец любил вас, Льюк. Он построил гостиницу для того, чтобы вы не повторили его судьбу.
— То есть? — скорее прохрипел, чем спросил он.
— Он боялся вашего одиночества. Боялся, что, разведясь с Черил, вы станете таким же отшельником, как он после смерти жены. Что вы запретесь на ранчо и изолируетесь от людей. — Джози положила свою руку поверх его ладони. — Он знал, что не очень здоров, Льюк. И построил гостиницу для того, чтобы вернуть вас к людям.
— Не очень понимаю…
— Он полагал, что, управляя гостиницей, вы поневоле будете окружены постояльцами. А живя на ранчо, превратитесь в закоренелого одиночку. Это его угнетало.
Льюк уставился в одну точку, пытаясь переварить услышанное.
— Ах он старый лис, — пробормотал он наконец. И тут до него дошла вторая мысль: — Он что, знал, что умрет?
— Да. У него было больное сердце.
Откинувшись на спинку тахты, Льюк пытался понять все сразу.
— Он винил себя за смерть вашей матери, Льюк. Считал, что в тот день должен был сам поехать с вами, сам должен был вести машину. Тоска и чувство вины сделали его таким сухарем. А между тем отчуждение между вами все росло. И к тому времени, когда он собрался с силами и понял, что происходит, пропасть была уже велика. Он не знал, как ее преодолеть. — Джози сжала ему руку. — Но он любил вас, Льюк. Он построил гостиницу именно из любви к вам.
Отец меня любил. Он не винил меня в смерти матери.
Льюк сидел почти не дыша и не отрываясь смотрел на Джози. Он слышал ее слова, но смысл не доходил до него. Смысл казался нереальным; единственное, во что верилось без труда, — это в сияние голубых глаз, излучающих теплоту, сострадание и заботу.