Рут, секретарша в приемной, смотрит на Блэр и Ангуса и ведет их прямо в кабинет, где за столом курит доктор Сэйер. Непонятно, напугал ли Рут размер гостьи или секретарша впечатлилась тем, что сам доктор Уэйлен решил сопровождать жену на прием, ведь он такой занятой человек, работающий над крайне важным для национальной гордости вопросом. Может быть, и то и другое.
Однако реакцию доктора Сэйера невозможно понять неверно. Завидев Ангуса, он вскакивает на ноги и начинает трясти руку гостя.
Затем следует долгая беседа о высадке на Луну и достоинствах различных астронавтов: Ангус за Армстронга и Олдрина, но доктор Сэйер считает, что в список должен быть включен Джим Лавелл, а затем муж переходит к техническому разговору о тяге, эллиптических орбитах и гомановской траектории, и доктор Сэйер кивает, хотя Блэр уверена, что врач ничего не понимает, как и она.
Не в силах ни секунды дольше терпеть, что на нее не обращают внимания, Блэр откашливается.
– Ах да, – спохватывается Ангус, – моя жена обеспокоена…
– Своим размером, – перебивает Блэр. Она наконец-то завладела безраздельным вниманием доктора Сэйера и знает, что этой возможностью надо немедленно воспользоваться. – Я огромная. Как бегемот. Уже ни в одно платье не влезаю, кроме этого.
Доктор Сэйер окидывает ее оценивающим взглядом, затем обходит стол и кладет руку ей на живот. Блэр чувствует, как пинается ребенок.
– Давайте отправим вас на рентген, – говорит доктор.
Ангус предпочитает остаться в смотровой комнате, а медсестра ведет Блэр по коридору и просит лечь на холодный металлический стол.
Пока делают рентгеновский снимок, из глаз текут слезы. Блэр уверена: сейчас обнаружат, будто в ней растет гигант, монстр, осьминог. Зря она вышла замуж за Ангуса и сразу забеременела. Выбери другой путь, жизнь сложилась бы иначе: Блэр Фоли, стройная и сообразительная, стала бы известным ученым в области женской литературы XX века, начиная с Эдит Уортон и далее к Ширли Джексон, Фланнери О’Коннор, Энн Секстон и Адриенне Рич. Она встречалась бы с разными мужчинами, как Салли: архитектор в одни выходные, куратор музея в другие. Не лежала бы здесь, на металлическом столе, словно кусок говядины, ожидая услышать, какое чудовище вынашивает. Вместо этого отдыхала бы на Клиффсайд-бич на Нантакете, а Марко, спасатель из Рио-де-Жанейро, наблюдал бы, как ее подтянутый упругий зад покачивается, пока она идет от зонтика к воде.
У нее случился бы безумный, страстный роман с преданным Марко, и не пришлось бы делить любовника с девушкой по вызову по имени Трикси.
Блэр закрывает глаза, чтобы лучше сосредоточиться на восхитительной мечте, и, наверное, задремывает: спустя миг медсестра трясет перед ее лицом размытой черно-белой пленкой и говорит:
– Хотите посмотреть фотографию ваших близнецов?
Близнецов.
Блэр разражается рыданиями.
На следующий день в дверь стучат. Может, это мама получила известие сразу о двух будущих внуках, немедленно уехала с Нантакета и вернулась в Бостон? Блэр открывает дверь, за которой стоит высокий привлекательный мужчина в тщательно отглаженном костюме цвета хаки. Она не сразу узнает Джоуи Уэйлена, брата Ангуса.
– Джоуи! – восклицает Блэр. – Какой ты красавчик! Замечательно выглядишь. Вот так сюрприз!
– Сюрприз, что я выгляжу замечательно? – подначивает Джоуи, сияя. Он целует Блэр в щеку и протягивает ей завернутую в коричневую бумагу бутылку и пахнущий шоколадом пакет с выпечкой.
– Бабка, прямо из печи, – сообщает Джоуи, – и старое доброе игристое.
– Ты точно знаешь, как развеселить девушку, – улыбается Блэр и открывает дверь шурину.
Близнецы.
Всякий раз, когда Блэр повторяет в уме это слово, оно кажется все более возмутительным. Близнецы. Два младенца. Два младенца сразу. Огромные жизненные перемены, связанные с рождением ребенка, в мгновение удвоились.
Сейчас у нее все в одном экземпляре – одна люлька, одна кроватка, одна коляска, – и теперь нужен второй комплект. Это ошеломляет.
Джоуи заходит, ослабляет галстук и снимает пиджак. Блэр любуется шурином. Сразу после свадьбы Ангуса и Блэр Джоуи переехал в Нью-Йорк и устроился в престижное рекламное агентство, специализирующееся на продуктах питания. Он работал над кампанией крупной фирмы по производству полуфабрикатов «Сара Ли» и был выбран для продвижения бренда в Новой Англии и некоторых районах восточной Канады. Джоуи сообщает, что собирается провести в Бостоне от трех до шести месяцев, агентство сняло ему номер в отеле «Паркер Хауз» на Тремонте, чуть ниже по улице от «Марлиав», любимого ресторана Блэр, и открыло Джоуи собственный счет. На госте красивый костюм, сшитый по мерке в нью-йоркском бюро, и модные сверкающие туфли. Он опрятен и свежевыбрит, и от него приятно пахнет – в отличие от Ангуса, который часто забывает почистить зубы и нанести лосьон после бритья, прежде чем с головой окунуться в работу.
Блэр, как в старые добрые времена, наливает два бокала игристого, пока Джоуи достает тарелки и нож и режет на кусочки теплую ароматную бабку. Они садятся рядом, и впервые за долгое время Блэр кажется, что она счастлива, даже несмотря на то, что без помощи ей не встать с дивана.
– Бабка. Кажется, я ее раньше не ела.
– В Нью-Йорке потрясающие польские пекарни. Я поглощаю столько продукции «Сара Ли», что очень приятно съесть домашнее. Но боссам я об этом не скажу. – Он отпивает из бокала. – А еще в Нью-Йорке мне нравится тайская еда. Пробовала когда-нибудь?
– Тайская еда? – переспрашивает Блэр. Она поверить не может, что Джоуи Уэйлен, который управлял лодкой-лебедем, а верхом изысканной пищи считал тушеных устриц в Дургин-парке, стал таким искушенным. Совсем недавно он держал тетрадь Ангуса с расчетами над пламенем свечи, умоляя о внимании, а Блэр уже тогда четко сознавала, что ей будет гораздо лучше со старшим братом.
Теперь она в этом не уверена. Выйди Блэр за Джоуи, то жила бы в Нью-Йорке, по воскресеньям ходила в Метрополитен-музей и тусовалась в Гринвич-Виллидж с парнями вроде Боба Дилана и Аллена Гинзберга.
– Как твой брат? – спрашивает Джоуи, внезапно переходя от тайской кухни к вьетнамским сражениям.
– Жив. Пишет письма.
– Это аморальная война. Наши парни убивают там женщин и детей.
Дети начинают пинаться, как только Блэр пробует кусочек бабки. Джоуи обзавелся политическими взглядами, с ума сойти! В душе Блэр согласна: война аморальна. Три последних президента ставили искоренение коммунизма выше жизни американских солдат. Но Блэр знает, что Тигр сражается за их свободу, и гордится братом.
– Есть две новости, – говорит она. – Первая – у меня будет двойня.
Джоуи издает безумный вопль, отпихивает прочь журнальный столик и падает на колени перед Блэр, чтобы погладить ее живот.
– Это невероятно. Внутри тебя не одна человеческая жизнь, а две. Две!
Его прикосновения приятны, и Блэр чувствует слабое возбуждение, сексуальное, что неправильно во многих смыслах. Она смеется и шлепает Джоуи:
– Вставай!
Энтузиазм Джоуи лучше вчерашней реакции Ангуса, который выдал что-то среднее между апатией и научным интересом. Он изучал рентгеновский снимок, пытаясь понять, будут ли близнецы монозиготными – одна яйцеклетка, которая разделилась, или гетерозиготными – две отдельные оплодотворенные яйцеклетки. А потом, по дороге домой из больницы, размышлял вслух, родится ли хотя бы один из близнецов мальчиком.
Джоуи снова садится на диван, поближе к ней.
– А вторая новость?
Блэр набирает побольше воздуха. Дети уже начали теснить ее легкие.
– У Ангуса связь с какой-то Трикси, – признается она. Каждый раз, произнося это имя, Блэр представляет себе диснеевскую мультяшку. – Он встречается с ней во время рабочего дня. И она звонит ему по телефону.
Ликование Джоуи мгновенно сменяется яростью и злостью.
– Да ты, наверное, шутишь!
– Если бы, – выдавливает Блэр и вдруг начинает рыдать.
– Эй, тише. Блэр, ладно тебе. – Джоуи обнимает ее за плечи, та падает в его объятия и заливает слезами белую рубашку. – Ангус – болван. Просто дурак. Он никогда не умел ценить то, что имеет. Такой умный, а все воспринимает как должное.
– Я думала, он любит меня! – всхлипывает Блэр.
– Конечно, любит, – успокаивает Джоуи. – Точно знаю. Это просто… ну, наверное, он нервничает из-за высадки на Луну… или из-за детей.
– Нервничает из-за детей? Да он считает, что дети – моя и только моя ответственность. Дело женщин – растить потомство, а мужчин – строить космические корабли. – Блэр снова рыдает.
– Ну пожалуйста, не плачь. Ты такая красивая и умная, просто находка для Ангуса… Да эта Трикси в подметки тебе не годится. То есть куда ей до тебя!
То ли Блэр нужно было услышать именно эти слова, то ли гормоны от целых двух детей доводят ее до исступления, но, какова бы ни была причина, в следующий миг Блэр целует Джоуи Уэйлена, а тот целует ее в ответ.
Блэр сама не верит в происходящее – это же возмутительно, – и все же ей так хорошо, что остановиться она не в силах. Ангус к ней больше не прикасается. Секс прекратился в прошлом месяце, Блэр прочитала, что в последнем триместре беременности это небезопасно, но вместе с сексом исчезли прикосновения, поглаживания по спине и поцелуи.
Джоуи на вкус как игристое и горячий шоколад. Блэр не может насытиться его губами, языком, ласками. Она переносится в тот самый день на борту лодки-лебедя. Когда думала, что выйдет замуж за Джоуи, и чувствовала ту же страсть.
Одна из рук шурина путешествует по бедру Блэр, а другая нежно массирует ее сосок сквозь тонкий материал потрепанного платья.
Надо прекратить, думает Блэр, прямо сейчас. Но вместо этого ситуация накаляется. Джоуи начинает расстегивать пуговицы на платье. Честно говоря, Блэр хочется, чтобы он его сорвал.
Она тянется к пряжке ремня Джоуи, но тут в квартиру врывается Ангус с огромным букетом сирени и пионов, любимых цветов Блэр.