Солнечным утром вторника Джесси и Экзальта направляются в клуб «Поле и весло» на первый урок тенниса. Еще так рано, что магазины закрыты, хотя из «Угольного камбуза» доносится запах бекона, а на дорожке у «Сундука боцмана» мужчина подметает осколки разбитой бутылки.
– В баре случилась драка? – интересуется Экзальта.
– В точку, – отвечает тот, и она смеется так беззаботно, что Джесси не знает, радоваться или переживать.
Она краем глаза поглядывает на бабушку. Кажется, та улыбается искренне. Может, Экзальта счастлива, потому что сотое лето подряд вернулась на Нантакет, а может, из-за того, что все-таки добилась своего и Джесси согласилась брать уроки тенниса. Она сопротивлялась до последнего – единственный крохотный акт неповиновения с ее стороны, – но в этом году, сразу после призыва Тигра, Кейт умоляла дочь передумать («Это так важно для бабули»), и Джесси, не желая разочаровывать мать, согласилась.
У Джессики плохая координация, она попросту неуклюжа и уверена, что теннис только подчеркнет ее неспортивность. Уж лучше каждое утро сверлить зубы в кресле дантиста.
Может, воспользоваться хорошим настроением Экзальты?
– Почему мистер Кримминс живет в «Пустячке»?
– Ох, – вздыхает Экзальта. Солнце пока не слепит, поэтому она водрузила солнечные очки на серебристую стрижку. Лицо задумчивое, будто бабушка гадает, рассказать ли Джесси всю правду.
– Ему нужно было где-то пересидеть этим летом.
– Он ведь живет на Пайн-стрит? В доме с окнами, как в церкви?
– Старое здание пароходного терминала. Да, Билл много лет снимал квартиру там, в задней части, но совсем небольшую, как раз для холостяка. А этим летом с ним живет внук. Пикфорд. Билл говорит, мальчика назвали в честь какого-то третьесортного музыканта. Я-то надеялась, речь про Мэри Пикфорд, величайшую актрису нашего времени. – Экзальта словно уносится мыслями вдаль. – Американская любимица… девушка-кудряшка. Пикфорд – сильная фамилия, хотя Мэри родом из простой семьи. Признаться, я была приятно удивлена, что Лорейн не назвала ребенка как-нибудь вроде Олео или Бангладеш.
– Лорейн – дочка мистера Кримминса, да?
– Верно.
– Ты ее знаешь?
– Мы были знакомы когда-то очень давно. Она у меня убирала и готовила. Лорейн неплохо пекла, точно соблюдала пропорции рецептов. Какой стыд, что она сбежала, из нее бы вышло что-то путное.
– Она готовила и убирала у тебя? Я и не знала.
– Это было до твоего рождения, – отвечает Экзальта, и Джесси улавливает скрытый подтекст. Ей часто кажется, будто все интересное в этом мире произошло до ее рождения, в те времена, когда Уайлдер Фоли был живым, сестры и брат – маленькими, а мама – счастливой. Джесси тревожит ревность, которую она испытывает к тому отрезку времени. В рассказах близких былые годы кажутся золотыми, несравненными и неповторимыми.
– Я только вчера узнала, что у мистера Кримминса есть дочь. Он ни разу о ней не вспоминал, – говорит Джесси.
– Она здесь плохо кончила, – бросает Экзальта. Кажется, бабуля поняла, что сболтнула лишнего. – Поспешим, не то опоздаем.
«Поле и весло» занимает пять акров драгоценной земли в гавани Нантакета. Джесси знает, что это модный клуб, то есть эксклюзивный, но на самом деле он располагается в простом деревянном здании, которое видало лучшие времена (это признает даже бабуля), хотя каждую весну его покрывают свежим слоем белой краски. Завсегдатаи клуба – старики вроде Экзальты, у которых дети возраста Кейт и внуки – ровесники Джесси. Предполагается, что представителей всех трех поколений волнует только мастерство в теннисе да превосходство в парусном спорте.
Джесси однажды спросила Экзальту, почему клуб так именуется, и та ответила:
– Очаровательное название, правда? Но устаревшее. «Поле» относится к теннисным кортам, которые раньше были травяными.
– Серьезно? – удивляется Джесси. Сейчас корты из рыжей глины.
– А «весло», само собой, от лодок, – продолжает Экзальта.
«Само собой, – думает Джесси, – вот только в клубе нет ни одной гребной лодки, каноэ или байдарки». Их заменили моторки, катера и парусники всех размеров. Джесси выросла, глядя, как группы детей в ярко-желтых спасательных жилетах отправляются на занятия по парусному спорту. Она втайне считала, что ей жутко повезло избежать подобной участи.
Мать Джесси обожает клуб, потому что не знает ничего другого, кроме «Поля и весла». Два-три раза в неделю они с Экзальтой приходят сюда пообедать в патио, и Кейт наслаждается танцевальными вечерами. Она утверждает, что клуб – последний оплот элегантности на острове, все прочие заведения заполонили хиппи и вольнодумцы.
Вслед за бабушкой Джесси направляется к стойке администратора, но Экзальта замечает миссис Уинтер, свою приятельницу с прошлого столетия, и на какое-то время Джесси остается предоставленной самой себе. Девушка за стойкой улыбается ей. На табличке имя: «ЛИЗ». Лиз – милая блондинка, сверкающая белоснежными зубами. Все служащие «Поля и весла» так хороши, что могут работать фотомоделями.
– Я пришла на урок тенниса, – говорит Кейт. – Моя фамилия – Левин.
– Левин? – Лиз просматривает записи. – Я не вижу такой фамилии. В котором часу ваш урок?
– Хм… в восемь? – Джесси задерживает дыхание, а вдруг произошло чудо: Экзальта ошиблась? Может, Джесси отпустят на волю? Она вернется домой, вскочит на велосипед и вместе с Пиком поедет на Серфсайд-бич. Пик сказал, что каждое утро в девять уезжает на пляж, а около двух приходит пообедать, хотя иногда перехватывает бургер. В половине пятого он уходит на работу в «Северный берег», возвращается домой между десятью и одиннадцатью, и на следующий день все повторяется снова.
В этот момент встревает Экзальта:
– У Джесси урок тенниса в восемь. Джессика Николс.
– Николс, – повторяет Лиз. – Отлично. Она сказала Левин.
– Моя фамилия – Левин, – настаивает Джесси.
– Николс, – говорит Экзальта. – Николс – это фамилия члена клуба.
– Пойду скажу Гаррисону, что вы уже здесь. Проходите к одиннадцатому корту, – приглашает Лиз.
– Самый близкий корт к воде! Тебе везет! – восклицает Экзальта.
– Я не понимаю. Мама в клубе называется Левин.
– Исключительно мне назло.
– Но Блэр, Кирби и Тигр используют фамилию Фоли, – с вызовом бросает Джесси. – Ведь так? Сама знаешь.
– Фоли – другое дело.
– Потому что эта фамилия не еврейская? – останавливается Джесси.
Ее захлестывает ослепительная ярость. Джесси сжимает ручку новой ракетки, купленной Экзальтой специально для уроков. Это «Уилсон» с автографом знаменитого теннисиста Джека Креймера. Хочется вдребезги расколотить ракетку о мощеную дорожку.
– Нет. Потому что лейтенант Фоли перед смертью подал заявление на членство в клубе. А твой отец этим не заинтересовался.
Джесси хочет спросить, а сможет ли папа стать членом клуба, даже если захочет. Но слова застревают в горле. Солнце падает на волосы, она замечает парня в белом, спокойно ожидающего на ближайшем к воде корте, – теннисного инструктора Гаррисона.
– Я не сниму медальон! – гневно шепчет Джесси.
– Тебя никто и не просит, – парирует Экзальта.
Джесси боится, что бабуля останется наблюдать за уроком тенниса, комментировать и критиковать, но соблазн выпить пару коктейлей на террасе в компании миссис Уинтер перевешивает. Экзальта передает Джесси тренеру и говорит:
– Увидимся через час. Слушайся этого джентльмена, пожалуйста. – А затем обращается к инструктору Гаррисону: – Ни в коем случае не учите ее двуручному бэкхенду.
– Да, мэм, – отвечает тот с южным акцентом.
Джесси понимает: она ошибалась, считая всех работников клуба красавчиками, потому что Гаррисон выглядит забавно. У него длинный торс и длинные тонкие руки и ноги, а ракетку он держит вертикально перед грудью, будто богомол. Из-за затененных козырьком толстых очков выглядывают маленькие, глубоко посаженные глазки. А Джесси надеялась, что ее станет учить Тофер. У Тофера густая каштановая шевелюра и волевая челюсть, его обожают клубные дамы всех возрастов. В прошлом году Джесси услышала, как ее мама сказала:
– Боже мой, какой красивый молодой человек.
Тофер бы очень скрасил уроки тенниса.
Джесси ждет, пока Экзальта удалится на безопасное расстояние, и протягивает руку.
– Я Джесси Левин, – с натиском говорит она. – Левин, не Николс.
– Гаррисон Хоув, – представляется тренер и оглядывается на Экзальту. – Твоя бабушка?
– Да, – вздыхает Джесси.
– Она такая деловая. Мне нравится, – говорит Гаррисон.
Экзальта назвала его джентльменом, но в первые пять минут знакомства выясняется, что тренеру всего девятнадцать лет. Он учится на втором курсе «Сьюани», мужского колледжа в Теннесси. Подал заявление в клуб по рекомендации своего тренера по теннису из колледжа, который ездил в летний лагерь вместе со здешним профессионалом.
– И разумеется, я получил работу, – добавляет Гаррисон, – потому что все остальные воюют с косоглазыми.
Джесси вздрагивает, услышав последнее слово. Ее отец говорил, что это расовое оскорбление.
– Мой брат во Вьетнаме, – сообщает она, надеясь, что новость заставит Гаррисона более доброжелательно отнестись к неуклюжести и неопытности ученицы, ведь он непременно заметит нерасторопность Джесси. – Тигр – твой ровесник. Ему девятнадцать. Если бы он остался в колледже, тоже был бы второкурсником.
Гаррисон пристально смотрит на Джесси. Она думает, не грубо ли подчеркивать, что ее брат служит стране в болотистых джунглях Вьетнама, в то время как Гаррисон здесь, на приятной работе в клубе «Поле и весло». Вдруг тренер собирается нагрубить в ответ? Может быть, он резко выскажется против войны. И что тогда сделает Джесси? Уйдет с корта и потребует нового инструктора? Она тоже против войны, вся ее семья против. Но одновременно они переживают о Тигре и гордятся им.
Наконец Гаррисон произносит:
– У тебя красивые глаза, Джесси.