– Ты переедаешь, – прямо говорит Кейт.
– Но я голодна, мам! Ем за троих!
Джесси надевает легкий синий сарафан, который носила в прошлом году, но он тесноват в груди, поэтому приходится спуститься на кухню и попросить маму и сестру помочь застегнуть молнию.
– Ты из него выросла, – говорит Кейт.
– У тебя грудь! – Блэр поворачивается к матери. – Ты купила ей лифчик?
– Ей же только двенадцать.
– Тринадцать! – Щеки Джесси вспыхивают от смущения и радости. У нее выросла грудь!
– Тебе надо отвести ее к Буттнеру и купить спортивный лифчик, – настаивает Блэр.
– Я не готова, – вздыхает Кейт.
– Ладно. – Сестра поворачивается к Джесси. – Я тебя отведу.
– И купите новое платье, – соглашается Кейт.
Джесси вновь поднимается по лестнице, чтобы сменить платье на единственную альтернативу – белый расклешенный сарафан из прошвы, не такой тесный. Она застегивает на шее цепочку и рассматривает себя в зеркале. Видел бы ее сейчас Пик! Но тот уже ушел на работу. Надо было предложить пойти в ресторан «Северный берег».
Джесси с мамой заходят в «Безумного Шляпника», метрдотель приветствует Кейт поклоном:
– Добрый вечер, миссис Фоли.
– Миссис Левин. Ну что же вы, Шеп. Я уже четырнадцать лет как миссис Левин.
Ее тон легкий; кажется, она не обеспокоена.
Это просто ошибка, а Шеп – пожилой джентльмен, который знает мать Джесси с тех пор, как та была Кэти Николс. Но Джесси пристально смотрит на Шепа. Не похож ли он на антисемита?
– Разумеется. Прошу прощения, миссис Левин. А это, должно быть, юная Джессика Левин. Если не ошибаюсь, вы празднуете ее день рождения.
– Все верно, благодарю вас, Шеп, – отвечает Кейт и подталкивает дочь вперед.
«Безумный Шляпник» – любимый ресторан Джесси, потому что в нем вы словно попадаете в другой мир. На стенах детальные фрески, изображающие сцены из «Алисы в Стране чудес» и «Алисы в Зазеркалье», не только самого Безумного Шляпника, но и властную Красную Королеву, Белого Кролика, а еще Бармаглота, которого Джесси боялась в детстве. В прошлом году на ужине Тигр и Кирби рассказали, что автор Льюис Кэрролл писал эти опусы, покуривая опиум.
– Поэтому мир его книг такой тревожный, – сказала Кирби. – Все дело в изменяющих сознание наркотиках.
– Серьезно? – спросила Джесси. Она сомневалась, что ей говорят правду; иногда брат и сестры болтали ерунду, только чтобы проверить, так ли малышка доверчива. Джесси считала книги про Алису детскими сказками вроде «Трех медведей».
– Возьмем, к примеру, Чеширского кота, – вмешался Тигр. – Знаешь, почему он улыбается?
В этот момент Кейт приказала старшим замолчать и прекратить вкладывать в голову младшей сестры неприличные идеи, а значит, заключила Джесси, какая-то доля правды в этом была.
И вот теперь к ним подходит официантка в голубом платье и белом переднике. Она представляется Алисой и шепотом добавляет:
– Меня и правда так зовут.
Кажется, с Алисой что-то не то. Ее голос звучит странно, а глаза красные, как у Кирби, когда та курит марихуану. Джесси помнит, как однажды средняя сестра накурилась, а Экзальта заметила ее красные глаза и спросила, не плавала ли она в бассейне. Кирби, Тигр и даже Блэр потом смеялись над бабушкой, и «плавание в бассейне» стало их тайным выражением для обозначения кайфа.
Интересно, а официантка Алиса плавала в бассейне? Джесси жалеет, что здесь нет брата и сестер, вот они бы посмеялись над таким наивным вопросом.
Кейт заказывает себе мартини с двумя оливками, а Джесси – коктейль «Ширли Темпл» с двумя вишнями. Алиса хихикает. Кейт осматривает другие столики и стулья вокруг бара в глубине ресторана, как раз возле Бармаглота, но никого знакомого нет, и она расслабляется. Приносят мартини, и Кейт расслабляется еще больше. Даже улыбается. Джесси понимает, что не видела улыбки матери с тех пор, как пришло письмо от службы воинского учета.
– Выпьем за тебя, моя дорогая, – говорит Кейт. – С днем рождения!
С дня рождения Джесси прошло уже десять дней, но сейчас точно тот случай, что лучше поздно, чем никогда. Джесси чокается с матерью, и они пьют.
Появляется поднос с соленьями. Маленькой вилочкой с тремя зубцами Джесси отщипывает кусочек маринованной цветной капусты. Вкус ей не особенно нравится, но брат и сестры обычно дрались за цветную капусту, поэтому та стала желанной добычей.
Следом Алиса приносит тарелку со сливочным сыром и ассорти из крекеров. Кейт подталкивает закуску поближе к Джесси и говорит:
– Безумствуй, дорогая.
Мать отлично знает, что дочь обожает пикантный сыр, намазанный на крекер с луком и солью. Джесси поднимает тонкую бумажку, накрывающую сыр – на той оттиснуто изображение Безумного Шляпника, – берет себе два крекера, затем предлагает один маме, но та качает головой. Прибывает следующий подарок – корзинка с булочками. Бабуля называет закуски «подарками», потому что эти блюда преподносят бесплатно, как только вы сели. Джесси долго удивлялась, зачем заказывать еду, за которую нужно платить, если можно легко наесться соленьями, сыром, крекерами и булочками. В хлебной корзине «Безумного Шляпника» есть даже домашние булочки с корицей, которые особенно любил Тигр. Джесси очень хочет съесть одну из них, но оставляет обе, как будто Тигр волшебным образом может появиться с войны и сесть рядом, чтобы полакомиться. Вместо этого Джесси угощается одним из теплых мягких рулетиков «Паркер Хауз». Она разрывает его, разламывает на маленькие кусочки и намазывает каждый маслом, как учила бабуля. Джесси немного выпендривается, желая, чтобы мама заметила ее безупречные манеры, но Кейт будто в трансе. Она осушает первый мартини и заказывает второй, который Алиса мгновенно приносит. Джесси падает духом, она чувствует, что к концу ужина в честь ее дня рождения мать напьется, разрыдается и устроит сцену в «Безумном Шляпнике», и тогда они не смогут вернуться сюда до конца лета.
Однако второй мартини, похоже, был с примесью адреналина, потому что Кейт оживляется.
– Милая, – говорит она, – расскажи-ка мне все.
– Все?
– Да, все-все, что происходит в твоей прекрасной умной головке. Блэр заметила, что у тебя растет грудь, и теперь я вижу – так и есть.
Кейт смотрит на грудь дочери, и Джесси готовится к вопросам об ожерелье, но их не следует.
– Я ничего не расскажу бабушке, – говорит мама. – Я все детство хранила секреты, даже совсем глупые. Например, как Тимоти Уитби с соседней улицы учил меня водить на своем «Студебекере», и знаешь, что из этого вышло? Я стала отличной хранительницей тайн.
Кейт вынимает оливки из мартини и зубами снимает одну с зубочистки. Джесси рада, что мать хотя бы что-то ест, ведь Кейт не притронулась ни к подносу с соленьями, ни к крекерам, ни к хлебу.
– И сейчас у меня есть секреты, хоть я уже взрослая. Большие секреты.
– Правда? – переспрашивает Джесси. Она пытается представить мамины секреты, но в голову ничего не приходит.
Кейт кивает и ест вторую оливку.
– Поэтому ты должна знать, что можешь рассказать мне все, абсолютно все, и я не рассержусь. Буду любить тебя так же сильно, как сейчас. Знаешь, Блэр и Кирби похожи на меня, у них есть секреты, а вот Тигр рассказывает все. И ты будешь, да? – Она моргает. – Поделишься со мной, Джесси?
Та пытается представить, каково это – рассказать матери все. «Дома, в Бруклине, Лесли придумала игру, в которой все мы брали что-то, не заплатив. – Эта «игра», Джесси точно знает, была воровством. – И хотя я знала, что поступаю неправильно, мне нравилось. Поэтому теперь я ворую, если расстраиваюсь. Например, когда инструктор по теннису Гаррисон Хоув обхватил меня и потерся…»
Лицо Джесси краснеет даже при мысли об этих словах. Она никак не может рассказать матери о Гаррисоне.
Приходит Алиса с написанным на доске меню, и Джесси с Кейт делают вид, что рассматривают варианты (телятина «Оскар», утка с апельсинами, coquilles St. Jacques – салат из гребешков), но обе заранее знают, что закажут, потому что их выбор всегда одинаков: салат «Цезарь» на двоих, креветки с чесночным соусом для Кейт, филе миньон с соусом беарнез и печеный картофель со сметаной и шнитт-луком для Джесси.
– А на десерт одно клубничное пирожное, пожалуйста, – добавляет Кейт, потому что все знают: клубничные пирожные на кухне быстро заканчиваются, просить надо сразу.
Алиса записывает заказ в маленьком блокноте, затем перечитывает его.
– «Цезарь», две вилки; одни креветки с чесночным соусом; одно филе средней прожарки с запеканием. И одно пирожное, две вилки. – Она одаривает их непостижимой улыбкой. – Помните, что сказала Соня?[33]
– Что? – спрашивает Джесси.
Алиса снова хихикает, маленькие красные глазки прищуриваются, из них брызжут слезы.
– Мне еще один мартини, – заказывает Кейт.
Джесси дожевывает рогалик и еще крекер, хотя уже наелась. Она никогда не осиливает весь стейк, но ничего страшного. Упакует его в коробку и, возможно, позже поделится с Пиком.
«Я влюбилась в Пика». Джесси хочет довериться матери, но решает не делать этого. Если признается, что у нее проснулись взрослые чувства, то ее могут тут же забрать из «Пустячка» и заставить спать рядом с бабулей.
Но вскоре становится ясно: ничего страшного, если Джесси не расскажет матери обо всем или даже о чем-то. Как только Алиса приносит третий мартини, Кейт мечтательно улыбается, и Джесси понимает, что мама забыла о своей просьбе. Однако сама Джессика не хочет соскочить с крючка.
– Я правда хочу кое-что рассказать.
Кейт резко оборачивается и перегибается через стол.
– У тебя начались месячные, солнышко?
– Нет. – Джесси даже не верится, что она собирается поделиться наболевшим. Но признаться придется. Слова копятся в горле, как разъяренная толпа. Тринадцать, напоминает она себе, – это возраст зрелости и ответственности.
– Бабуля не разрешает мне подписываться в клубе фамилией Левин, – выпаливает Джесси. – Потому что она антисемитка.