стола. Бокал для вина, бокал для воды, вилка, нож, ложка, вилка для десерта – со всем этим Мэджи умеет обращаться. (На самом деле она не уверена, какой из бокалов какой, поэтому тихо спрашивает у Кирби, которая подсказывает: «Бокал для воды больше. Ставь сюда, – и помещает его сбоку от кубка с вином. – Удивительно, что я это знаю, но бабуля принадлежит к высшим кругам Бостона».) Мэджи рада, что нет ни вилок для рыбы, ни ложек для супа, ни ликерных рюмок.
Однако в какой-то момент она теряется. Мэджи насчитала только девять гостей, но Кейт четко сказала накрыть стол на десятерых. Ожидается гость, о котором Мэджи не знает? Или она забыла кого-то из членов семьи?
Мэджи спрашивает Кейт, и та отвечает:
– Почетное место предназначено для Тигра, поэтому стул рядом с тобой останется пустым. И посмотри, что у меня есть!
Она показывает маленький американский флаг на подставке, такие красовались на учительских столах в школе Мэджи.
– Место Тигра будет слева, сразу за главным.
Мэджи устанавливает флажок перед указанным Кейт прибором, в горле встает ком.
В пять часов появляется Экзальта Николс – та самая бабуля – с мужчиной, которого все зовут Биллом.
Мэджи не совсем понимает, кто такой Билл. Она знает, что дедушка Тигра умер, Экзальта не вышла повторно замуж и ее сердце свободно, «если не считать любви к Роду Лейверу». Но с первого взгляда ясно, что Экзальта и Билл встречаются. Он держит ее за руку, помогает снять пальто и предлагает принести коктейль.
Сама Мэджи с удовольствием выпила бокал шампанского на кухне, пока помогала готовить. Кейт откупорила бутылку и налила Мэджи, Кирби и Блэр.
«Мы пили шампанское, пока готовили ужин», – расскажет Мэджи маме.
Шампанское также несколько успокоило ее перед встречей с Экзальтой. Как только бабушка освободилась от пальто и взяла коктейль – джин с тоником в высоком бокале, украшенном лаймом, – Мэджи провели вперед, чтобы представить.
Перед отъездом Тигр предупредил, что бабушка может испугать кого угодно.
Но перед Мэджи – женщина маленького роста, серебристые волосы заплетены в косу и украшены черной бархатной повязкой. Еще на гостье мягкий красный свитер-водолазка и жемчужные серьги.
Завидев Мэджи, Экзальта внимательно рассматривает ее.
– Какая же ты красивая! – говорит она, протягивая руку. – И на тебе кольцо Пенна. Настоящий знак, что оно подошло.
На самом деле кольцо великовато, Мэджи обмотала его изнутри скотчем, но не демонстрирует уловку Экзальте.
– Приятно с вами познакомиться, – приветствует она.
Экзальта поворачивается к Биллу.
– Разве она не прекрасна?
В этот момент Мэджи интересует не реакция Билла (тот благодушно соглашается: какие могут быть варианты?), а сияющее выражение лица Экзальты при взгляде на Билла. Мэджи понимает, что они с бабушкой люди одного племени – влюбленные женщины.
Все садятся есть. В центре стола дымится ароматная золотисто-коричневая индейка, как на картине Нормана Роквелла[64]. Дэвид сидит во главе стола, Экзальта – на другом конце. Мэджи – посередине, между Кирби и пустым стулом, напротив Джесси. Вот и нашлось место для Мэджи. Она становится частью истории семьи. Пеннингтон Николс познакомился с Экзальтой на балу дебютанток в 1917 году, сразу после возвращения с Первой мировой войны. Пятьдесят два года спустя Мэджи Джонсон пошла на уроки в автошколу, ее мать решила заплатить тридцать долларов, чтобы дочь помогала возить мальчиков.
Мэджи вышла из офиса Академии вождения «Уолден Понд» и увидела своего инструктора, который стоял, прислонившись к машине у обочины.
Тигр с дьявольской улыбкой протянул руку. Как он рассказал позже, дьявольской улыбка была потому, что после двенадцати недель работы инструктором ему наконец-то попалась симпатичная девушка-ровесница.
– Доброе утро, – поздоровался он. – Я Тигр.
Она сразу заметила его глаз – кошачий, дикий, завораживающий.
Дэвид встает, произносит слова благодарности и поднимает свой бокал. Мэджи тоже поднимает бокал, наполненный восхитительным красным вином. Единственное, что могло бы сделать этот момент идеальным, так это внезапное появление Тигра, одетого в военную форму, с усталым, но благодарным выражением лица.
Однако такое случается только в кино и романах.
Но невероятно…
Как только взрослые члены семей Левин-Фоли и Уэйленов поднимают бокалы со словами: «Будем здоровы!» – а малышка Женевьева радостно кричит из колыбельки, входная дверь открывается. Все оборачиваются. Сердце Мэджи замирает, словно колибри, крылья которой бьются так быстро, что кажутся невидимыми.
Кейт вскакивает.
Тигр!
Но за дверью никого нет.
Это просто ветер, дующий с океана.
Fortunate Son (реприза)
Сержант Ричард Тигр Фоли в четырнадцати тысячах километров от Нантакета в зоне высадки Джордж, к юго-востоку от Плейку, в Центральном нагорье Вьетнама. Чтобы удивить солдат, армия США доставила самолетом индеек, картофельное пюре и традиционную бутербродную пасту «Мармит». Меню не идеально – нет ни консервированного батата, ни тыквы, ни маринованной окры, ни мягких булочек, ни пасты для солдат, выросших с итальянскими бабушками, а еще всем подают клюквенный сок вместо клюквенного соуса, – но все равно обед получился праздничным.
Майор Фриланд – имя как на заказ, «вольная земля», – встает произнести молитву, и все склоняют головы.
– Господи, благодарим Тебя за пищу, которую сейчас вкусим. Мы молимся, чтобы Ты хранил нас в безопасности на поле боя и вселил в нас мужество, силу, выдержку, решимость, терпение и доверие к нашим товарищам и мы могли продолжать усилия по установлению мира в этой истерзанной войной стране.
Он делает достаточно долгую паузу, Тигр поднимает голову. Майор перебарывает чувства.
– Мы просим Тебя держать на ладони храбрецов, которых мы потеряли…
«Щен, – думает Тигр. – Жаб». И еще множество других. Как их семьи празднуют День благодарения? Затем Тигр вспоминает о Везунчике, вьетнамском мальчике, которого вынес из дымящейся деревни. О жизни, которую спас.
– …И пусть они знают, что мы скорбим о них и будем продолжать свое дело в их честь и от имени всех добрых граждан Соединенных Штатов Америки. Во имя Твое мы молимся. Аминь.
«Мэджи, – думает Тигр. – Блэр, Кирби, Месси, Дэвид, Экзальта, Ангус, незнакомые близнецы… и мама».
Кейт любит его больше, чем все остальные, вместе взятые. Потому что… просто потому, что она его мать.
«Есть ребята, рожденные размахивать флагом»[65]. И он – один из них. Другие солдаты за столом, возможно, предпочли бы оставаться в безопасности дома с семьями, но Тигр знает: он там, где должен быть. И скоро снова увидит свою семью. В этом он уверен.
– Аминь, – повторяет Тигр.
Примечания автора
Меня часто спрашивают, где я черпаю идеи для своих книг. Чаще всего мне нечего ответить, кроме «идеи приходят по ночам». Но у романа, который вы только что прочитали, особое происхождение.
Мы с братом-близнецом Эриком Хильдебрандом родились в Бостонской женской больнице 17 июля 1969 года. Неделя нашего рождения была одной из самых насыщенных событиями в двадцатом веке. Миссия «Аполлон-11» стартовала за день до нашего с братом запуска. (Я намеревалась включить в эту книгу свое собственное рождение, но в конце концов решила, что близнецы должны появиться на свет в день запуска на Луну, поэтому Женевьева и Джордж Уэйлены на день старше нас с Эриком.) В выходные после нашего рождения произошел инцидент в Чаппаквидике, который взбудоражил всю страну, но еще больше – жителей Массачусетса. Атмосфера в США летом 1969 года была бурной: Никсон стал новым президентом, война во Вьетнаме бушевала одновременно с антивоенными протестами, поднимались горячие темы – гражданские права и освобождение женщин, – а еще планировался Вудсток для молодежи, которая хотела мира, любви и рок-н-ролла.
В моей собственной семье тем летом также царили неопределенность, волнения и возбуждение. Мама узнала, что у нее будет двойня, только на седьмом месяце. (Она, как и Блэр, была «такой большой», что могла носить только одно подходящее платье.) Отец тяжело болел, и в середине июля ему пришлось перенести серьезную операцию в больнице «Масс Дженерал», хотя все верили, что ко времени появления на свет близнецов он пойдет на поправку и вернется домой. Папа действительно хорошо перенес операцию… но не успел к нашему рождению.
У мамы начались схватки в три часа ночи 17 июля – за четыре недели до срока, и, как гласит семейная легенда, бабушка, которой тогда было сорок девять лет (а сегодня – девяносто девять), проехала на красный все светофоры в центре Бостона, чтобы доставить маму в больницу. Акушер был с похмелья (слишком сильно праздновал высадку на Луну), и, поскольку близнецы рождались редко, его спросили, не может ли группа из сорока студенток-медсестер понаблюдать за родами. (Моя мать находилась под поверхностным наркозом и была не в состоянии протестовать.)
Я родилась первой, в 10:04 утра, и все медсестры-студентки поспорили, что второй тоже будет девочка. Брат появился на свет в 10:10 под восторженные аплодисменты. И знаете что? Он отличный парень, исключительно замечательный отец и (наряду с другими братьями и сестрами) мой лучший друг во всем мире. Брат заслужил эти аплодисменты много-много раз. Этот роман – мой подарок ему на день рождения. Это Эрик предложил когда-нибудь написать о годе и обстоятельствах нашего появления на свет.
Я сделала все, что могла. Прошу моих любезных читателей быть снисходительными к тем эпизодам, где я изменила факты и обстоятельства – на Нантакете, на Винограднике и в стране в целом – в угоду моему повествованию. В этом романе я стремлюсь донести до вас не фактическую, а эмоциональную правду. Мне хочется думать, что Джесси одобрила бы это.