«Попался», — подумал Коннор.
— Сделай мне одолжение — не продолжай, — попросил он.
— Ну конечно нет. — Ее взгляд смягчился, и его сердце забилось. Она так смотрела на него много лет назад. И этот взгляд означал для него целый мир.
Его отец приветствовал их у дверей.
— Привет, сынок. Рад тебя видеть. — Он протянул руку Оливии. — Терри Дэвис, мадам.
— Оливия Беллами.
— Мисс Беллами. Как поживаете?
Коннору всегда было неловко от того, как его отец пытался кланяться и шаркать ногой. Когда Коннор указывал ему на это, его отец приводил одно и то же объяснение: «Я так воспитан. Ты должен быть вежливым с лучшими» — «Откуда ты знаешь, что они лучше, чем ты?» — обычно спрашивал Коннор. «Это просто выражение. Если у человека много денег, он может предложить тебе что-что, значит, он лучший». — «Это безумие, папа». — «Так устроен мир, сынок».
И теперь, когда Терри Дэвис приветствовал Оливию, он автоматически причислил ее к группе лучших. У нее был этот лощеный аккуратный вид. Все в ней говорило о достатке и воспитании: маленькие золотые сережки, гладкие волосы, хрустящая белая рубашка с воротником, открытым до приличного уровня, шорты хаки.
Коннор не ожидал, что она будет чувствовать себя так легко в этой маленькой квартирке. Однако, когда она приветствовала его отца, в ее улыбке не было скованности, в ней была только теплота.
— Я надеюсь, мы вас ни от чего не отвлекли.
— Вовсе нет. — Он провел их на кухню и сделал погромче радио. — Я рад компании. — Он суетился, убирая со стола почту и складывая купоны на стол.
Она смотрела на него, и ее выражение лица стало задумчивым, и Коннор с облечением понял, что его отец ей нравится. Она не винила его. Терри Дэвис в прошлом был беспробудным пьяницей в глазах мира. Не считая Коннора. Даже будучи мальчишкой, Коннор не сдавался и хранил надежду. Его сердце разбивалось бесчисленное количество раз, но он был единственной опорой своего отца. Из глупой верности, или отчаяния, или, может быть, из-за любви он настаивал на том, что его отец может исцелиться от своей привычки. Он верил в это так страстно, что, когда пришел момент сделать выбор между отцом и Лолли, он без колебаний выбрал отца летней ночью девять лет тому назад. И эта ночь была навеки выжжена в памяти Коннора.
— Счастлива снова видеть вас, — вежливо произнесла Оливия. — Вы, наверное, не помните меня. Все называли меня Лолли.
— Это имя я помню, — признал Терри. — Вы были такой толстой умницей, вокруг которой вертелся Коннор.
Коннор подавил стон. Пьяный или трезвый, его отец никогда не думал о том, чтобы сдержаться и не говорить все, что было у него на уме.
— Папа…
Улыбка Оливии не была фальшивой.
— Я не знала, что была умной, но, без сомнения, я была толстой.
— Я вижу, вы похудели.
— Папа.
— Как насчет содовой? — спросил ее Терри.
— С удовольствием. Спасибо. — Она совершенно не была удручена его бестактностью и грациозно приняла бутылку воды «Саратога спринз» и уселась за круглым столом.
— Ну вот вы и выросли, — сказал Терри. — Сколько прошло, десять лет?
— Девять.
— О боже. Коннор с ума по вас сходил. Все еще не замужем?
— Папа, ради бога…
Терри махнул, чтобы он замолчал:
— Ну хорошо, хорошо. Я уверен, что вы приехали сюда не для того, чтобы вас дразнили старой подружкой.
— Все в порядке, — заверила его Оливия. — Я вовсе не возражаю услышать, что Коннор сходил по мне с ума, хотя не помню этого.
«Привезти ее сюда было плохой идеей, — подумал Коннор. — Какого черта я притащил ее?»
Терри хихикнул.
— После вас у него были и другие подружки, но ни одна из них не задержалась надолго.
— Как и я, — напомнила она ему.
— Да, но это потому, что…
— Эй, папа. — Готовый сменить тему, Коннор перебил отца: — Оливия нашла старую фотографию. Интересно, сможешь ли ты что-нибудь рассказать нам о ней.
Оливия протянула пожелтевший снимок:
— Он был сделан в августе 1977-го. Парень на фотографии — мой отец.
Когда отец Коннора увидел фотографию, ею лицо изменилось. Оно стало из кроткого и приятного напряженным и взволнованным. Он быстро отдал снимок Оливии.
— Это фотография Маришки Маески, — заключил он. — Она дочь Хелен и Лео. Ее нет уже двадцать лет, может быть, тридцать.
— Вы хотите сказать, что она умерла?
— Я хочу сказать, что она исчезла. Вышла в один прекрасный день, и никто больше не видел ее. Она всегда была непоседой, — добавил он. — Она часто сбегала, но всегда возвращалась, чтобы повидать своего ребенка. До того последнего раза, когда Маришка сбежала и больше не вернулась.
— У нее был ребенок. — Коннор посмотрел на Оливию, и они одновременно подумали: Дженни.
— Она была замужем? — спросила Оливия неуверенным голосом. — Или… у нее был кто-то?
— Вам стоит поговорить со своим отцом, мисс, — сказал Терри.
Покинув маленькую, загроможденную квартирку, Оливия почувствовала, что одна мысль терзает ее сердце.
Должно быть, это отразилось и на ее лице, потому что Коннор положил руку ей на спину, чтобы успокоить ее. Она не была уверена, что выражалось в этом рыцарском жесте, но он был бережен с ней, как ни один мужчина в ее жизни.
— Я думаю, тут может быть миллион объяснений, — сказала она ему, — но они все похожи на оправдание.
— Мы все еще можем прийти к неверному решению, — заметил Коннор. — Может быть, нет никакой тайны в том, кто отец Дженни.
— Твой отец знает, — настаивала Оливия. — Ты видел его лицо. Он просто не хотел говорить. — Она надеялась, что это какой-нибудь местный парень — кто угодно, только не Филипп Беллами, — но замешательство Терри Дэвиса и то, что он настаивал, чтобы она поговорила с отцом, — все говорило о том, что ее догадка верна. Она остановилась и протянула фотографию Коннору. — Посмотри внимательно. Видишь подбородок моего отца? — Она показала на ямочку на подбородке, как у Гэри Гранта. — У Дженни есть эта ямочка, а у ее матери не было.
Он улыбнулся:
— Это не такая уж редкость.
— Это характерная особенность, как и голубые глаза. Согласно законам генетики, человек с ямочкой на подбородке должен унаследовать ее от одного из родителей.
— Ты ничего не узнаешь точно, пока не спросишь о ней своего отца, — сказал Коннор, вытаскивая из кармана ключи.
Оливия на могла забыть того, как Терри Дэвис избегал ее взгляда. Она оглядела парковку и мир, который ни на йоту не изменился за последние несколько минут. Но это была иллюзия. Произошла фундаментальная перемена. Земля сошла с орбиты и медленно сбивалась с курса.
— Мне не нужно спрашивать. Я знаю. Оставим в стороне законы генетики, но то, как они выглядят на этой фотографии, ты сам видишь… В то время как он был обручен с моей матерью. Боже, может быть, даже после того, как он женился на моей матери. А Дженни Маески моя…
Она покачнулась, Коннор поддержал ее и помог взобраться в грузовик. Она чувствовала себя словно жертва насилия и, наконец, произнесла то, что не давало ей покоя:
— У меня есть сестра. — Сестра. Сестра. Слово вибрировало в ней волной неверия.
— Это только предположение.
— Мы оба знаем, что оно подтвердится.
— И что с того? Разве плохо иметь сестру?
— Боже, нет. Плохо то, что мы выросли, не зная друг о друге. У меня есть сестра. — Она подумала, какой была бы ее жизнь, если бы она знала Дженни все эти годы. Кто-то, с кем можно делиться секретами и шутками, давать ей советы или ссориться. Может быть, детство Оливии не было бы таким одиноким. Может быть, она была бы больше уверена в себе.
— Что же мне теперь делать? — подумала она вслух. — Возможно ли, что Дженни не знает, кто ее отец? Я не могу просто пойти к ней и спросить.
— Позвони отцу, — предложил Коннор. — Спроси его сама.
— Я не могу сделать это по телефону. Мне нужно поговорить с ним лично. Мне нужно видеть его лицо.
Коннор кивнул:
— Ты права. — Он включил сигнальные огни и направился к дороге вдоль реки. — Когда ты собираешься ехать?
— Прости, не поняла?
— Завтра, — сказал он. — В город. Я думаю, нам следует выехать в семь утра. Сможешь ли ты быть готова так рано?
— О чем ты говоришь? — спросила она.
— Тебе нужно повидаться с отцом.
Оливия недоверчиво смотрела на него.
— Почему ты это делаешь?
— Потому что я хороший парень. И всегда был таким, просто мы пока не говорили об этом.
— Подожди минутку. Ты отвезешь меня в город?
— Это будет первое, что я сделаю утром. Эти тайны хранились слишком долго. Они могут подождать еще одну ночь.
— Вот как? Мы собираемся бросить все и отправиться в город?
Он держал руки на рулевом колесе.
— Это то преимущество, которое дает право собственника. Мы можем все бросить, если захотим.
— Но ты не обязан ехать со мной. Я могу сесть в поезд.
— Не в этот раз.
Ее сердце замерло. Она не знала, почему он ведет себя как настоящий добрый друг. Она почти боялась довериться ему.
— Нам ехать три часа.
— Ты думаешь, что нам не найдется о чем поговорить и течение трех часов? — Он ухмыльнулся, не спуская глаз с дороги, тянущейся перед ними. — Я думаю, нам много есть о чем поговорить, Лолли.
ТРАДИЦИИ ЛАГЕРЯ «КИОГА»
Лагерь «Киога» служит для молодых людей от восьми до шестнадцати лет.
Одна из самых важных традиций «Киоги» — преемственность.
Скауты с хорошим характером приглашаются вожатыми, как только получают школьный аттестат, и проходят курс обучения по спасению на водах и безопасности поведения в горах.
19.
Лето 1997 года
Окончив школу, Лолли не испытывала уже очень большого желания возвратиться в лагерь «Киога» вожатой, но, будучи Беллами, она понимала, что выбор у нее небольшой. Это была семейная традиция, Беллами работали в лагере вожатыми, и Лолли не должна быть исключением.
И может быть, это будет не так уж плохо. В то лето, когда ей было двенадцать, она научилась немножко меньше ненавидеть лагерь. А объяснялось это очень просто — Коннор Дэвис. То, что пустило корни и выросло в то первое лето, было нежданной дружбой, и следующие два года эта дружба процветала. Даже то, что он был груб и она была, черт возьми, Беллами, не помешало их отношениям.