— Совсем недавно отец чуть было меня не поймал. Вы знаете, что дворцовая жизнь никогда меня особенно не привлекала. А теперь, когда я столько всего повидал, она влечет еще меньше прежнего. Преступление, совершенное моим отцом, освободило меня от всех обязательств перед ним. Так что теперь я вечный скиталец. Никогда мне не суждено стать королем, а королю никогда не суждено снова стать счастливым. Новая жизнь — вот что ждет меня впереди. Кажется, и о вас это можно сказать, Рашвен? Я очень признателен вам за все и хочу хоть как-то отблагодарить вас. Пойдемте со мной. Я отведу вас к очень важной персоне.
— Отведешь? К кому? Постой, не все так сразу!
Но Роба уже быстро куда-то шел. С сомнением оглянувшись на возок, груженный его нехитрым скарбом, СарториИрвраш все же посчитал за лучшее следовать за сыном короля. Догоняя принца, он ступил в сумрачный зал лишь на шаг или два позади него.
Стоящий в тени скалы дом строился с учетом его расположения — все в нем тянулось вверх к свету, как тянется к свету росток, пробивающийся между валунами. Поднявшись следом за стремительным Робой по шаткой деревянной лестнице на третий этаж, СарториИрвраш понял, что задыхается. Их путь лежал в единственную находящуюся на этом этаже комнату. Кто-то подставил СарториИрврашу стул, и он упал на него, заходясь от кашля.
Откашливаясь, он украдкой рассмотрел присутствующих в комнате. Их было трое. Особое хрупкое телосложение, некоторая заостренность костяка, без сомнения, выдавали в троице сиборнельцев. Одна из них была женщина, весьма элегантная особа, облаченная в шелковый чаргирак, северный эквивалент чарфрула, с узором из крупных перевитых белых и черных стилизованных цветов. Двое мужчин, стоящих позади своей спутницы, предпочитали держаться в тени. При первом же взгляде на сиборнелку СарториИрвраш узнал в ней госпожу Денью Пашаратид, жену посла, исчезнувшего в тот день, когда Тайнц Индредд демонстрировал на плацу дворца фитильные ружья.
Поднявшись со стула, советник поклонился и извинился за свой кашель.
— Доброго вам здоровья, советник. Это все вулкан — от него у кого угодно запершит в горле.
— У меня в горле першит больше от расстройства. Кстати, госпожа — титула меня лишили, так что можете обращаться ко мне по имени, запросто.
Слова сиборнелки можно было понять как намек, но бывший советник почел за лучшее не уточнять, какой именно вулкан она имела в виду. Как видно, неуверенность отразилась на его лице, потому что женщина утвердительно кивнула.
— Я имею в виду вулканический взрыв на горе Растиджойник. Ветер несет пепел сюда и развевает его над городом.
С симпатией глядя на советника, госпожа Пашаратид давала ему возможность прийти в себя после подъема по лестнице. Ее крупное лицо было простоватым. Она слыла за образованную женщину, и советник знал это, но, по возможности, в прежние времена избегал ее компании, потому что ему не нравилась неприятно суровая складка ее рта.
Отдышавшись, он осмотрелся по сторонам. Обои на стенах комнаты отслаивались от старости. На одной из стен висела акварель, изображающая Харнабахар, священную гору Сиборнела. Свет из единственного окна падал на лицо Денью Пашаратид, освещая ее профиль; в окне можно было различить скалистый склон дворцового утеса, поросший ползучим кустарником, — серый пепел покрывал листву. Роба сидел на полу скрестив ноги, посасывал травинку и, улыбаясь самому себе, переводил взгляд от одного участника встречи к другому.
— Госпожа, чем обязан чести видеть вас? Я тороплюсь на корабль, отплывающий на юг, спешу удрать из этого города, пока на мою голову не свалилась другая какая-нибудь напасть, похуже, — проговорил СарториИрвраш.
Госпожа Пашаратид ответила не сразу. Заложив руки за спину, она, легко покачиваясь с пяток на носки, улыбалась советнику.
— Для начала я должна попросить у вас прощения за то, что нам пришлось доставить вас сюда столь необычным образом, но дело не терпит отлагательства, — мы хотим, чтобы вы оказали нам услугу, за которую мы щедро вас отблагодарим.
Излагая суть дела, сиборнелка время от времени оборачивалась к своим молчаливым спутникам, словно за подтверждением. Сиборнельцы славились своей глубокой религиозностью, их богом был Азоиаксик, существовавший задолго до начала жизни и вокруг которого сама жизнь вращалась, как вокруг оси. Служители сиборнельского посольства не ставили веру в Акханаба ни во что, воспринимая ее как нечто стоящее на одном уровне с суеверием. Решение короля ЯндолАнганола расторгнуть свой брак и заключить тут же другой потрясло северян до глубины души.
Все сиборнельцы — и через их посредство Азоиаксик — понимали союз между мужчиной и женщиной как решение обоюдосогласное и долженствующее исполняться всю жизнь. Любовь воспринималась как продукт воли, а не как прихоть или каприз.
Выслушивая эту часть речи жены посла, СарториИрвраш тихо и машинально кивал, все больше и больше раздражаясь наставительным и сентенциозным тоном сиборнелки, так присущим всем северянам в их разговорах с жителями Кампаннлата, думая тут же о своем и прикидывая, существует ли еще возможность попасть на намеченный корабль.
Роба, тоже мало прислушивающийся к речам сиборнелки, подмигнул советнику и заметил:
— В этом доме посол Пашаратид встречался со своей любовницей из пригорода. Тут когда-то был знаменитый бордель, — понимаете, из чего берут начало речи этой госпожи?
СарториИрвраш сердито шикнул на грубияна-принца.
Не обращая внимания на слова Робы, мадам Пашаратид объявила, что по мнению сиборнельских кругов только он, СарториИрвраш, единственный из всех придворных матрассильского двора, может называться разумным человеком. Слухи о том, что король обошелся с ним жестоко, дошли до них очень быстро — расправившись с королевой, монарх точно так же, если не хуже, поступил и со своей «правой рукой». Подобная несправедливость не могла оставить их, послушников Церкви Недостигаемого Мира, равнодушными. В ближайшее время жена посла возвращается домой, в Сиборнел. Она официально уполномочена пригласить СарториИрвраша с собой и одновременно заверить, что в Аскитоше ему будет предложена хорошая правительственная должность советника, а также полная свобода действий, необходимых для завершения работы его жизни.
СарториИрвраш почувствовал внутреннюю дрожь, знакомый вечный предвестник близкого крутого поворота событий. Пытаясь выиграть время, он спросил:
— Советника по каким вопросам?
О, конечно же, по делам Борлиена, в которых он непревзойденный знаток. Если решение советника окажется положительным, то через час он может присоединиться к мадам Пашаратид, покидающей Матрассил. В противном случае она уедет одна.
Предложение было настолько поразительным и неожиданным, что СарториИрвраш даже забыл спросить, к чему такая спешка. С трудом сохраняя спокойствие, он с благодарностью изъявил согласие.
— Вот и отлично! — воскликнула Денью Пашаратид.
Молчаливая пара позади нее продемонстрировала поразительную, почти анципиталовую способность переходить без промежуточной стадии от полнейшей неподвижности к бешеной активности. Мгновенно выскочив из комнаты третьего этажа, они подняли шум и гам на нижних этажах и лестницах. Немедленно многочисленные невидимые прислужники принялись сносить во двор багаж. Из укрытий выводились экипажи и возки, из стойл — хоксни, из кладовых выбегали грумы с упряжью. Процессия оказалась готовой к выезду на улицу скорее, чем обычный борлиенец успел бы натянуть пару сапог. Над головами собравшихся в кружок отправляющихся были быстро прочитаны молитвы, и уже через мгновение повозки одна за другой выезжали за ворота, оставляя совершенно пустой дом.
Направившись на север через перенаселенный и сутолочный «старый город», кавалькада предусмотрительно сделала крюк вокруг Собора Страстотерпцев и уже скоро весело катила по северной дороге вдоль берега поблескивающей по левую руку Такиссы. Роба улюлюкал и пел на полном скаку.
Несколько недель пути прошли относительно спокойно.
Преобладающим цветом первой половины путешествия был серый оттенок медленно оседающего вулканического пепла. Гора Растиджойник, источник периодического подземного ворчания, толчков и выплесков лавы, бушевала теперь вовсю.
Пепел, несомый ветром, убивал деревья, покрывал поля, мутил воду в потоках, местами запруживая мелкие ручьи и речушки и заставляя их разливаться. Прошедший дождь превратил пепел в вязкую корку. Птицы и насекомые гибли или спешно покидали край. Люди и фагоры торопились убраться подальше, бросая свои жилища.
После того как сиборнельская кавалькада пересекла реку Мар, сыплющаяся с неба напасть постепенно начала сходить на нет. А потом и вовсе исчезла. Они вступили в Мордриат — в страну-кошмар Матрассила. Окрестность была вполне мирной и не сулила тревог. Встречные дикари улыбались проезжающим из-под своих многослойных пестрых тюрбанов-брафиста, традиционного элемента своего одеяния.
Для предупреждения возможных неприятностей были наняты проводники, злодейского вида люди, на каждом закате и восходе солнц с неизменным постоянством предающиеся продолжительным молитвам. Вечером у костра предводитель проводников, Указатель Тропы, как он именовал себя, разъяснял путешественникам, каким образом по рисунку его брафиста можно узнать о перипетиях его жизни и племенном статусе. Положение Указателя было весьма высоким, чем он с удовольствием хвастал.
Мало кто из присутствующих слушал Указателя внимательнее СарториИрвраша.
— До чего же удивительна любовь людей к созданию рангов в своих сословиях, — замечал он в конце таких рассказов своим спутникам.
— Но более странно то, что чем ниже к социальному дну находятся люди, тем эта любовь становится сильнее, — ответила ему госпожа Пашаратид. — В своей стране мы стараемся избегать подобных бессмысленных градаций. Вы будете приятно удивлены тем, что увидите по приезде в Аскитош. По моему мнению, этот город — модель сообщества будущего.
После многолетних стычек со всегда переменчивым королем в общении со строгой госпожой Пашаратид он находил приятное умиротворение. По мере того как местность становилась все более безводной, настроение советника улучшалось; точно так же успокаивалось и душевное смятение Робы. По ночам, когда все остальные спали, СарториИрвраш часто лежал без сна. Его старые кости, привыкшие к пуховым перинам королевского дворца, никак не могли успокоиться на тонких одеялах, брошенных прямо на голую землю. Лежа на спине и мучаясь от бессонницы, он смотрел в звездное небо, озаряемое далекими зарницами, переживая восторг, равного которому он не помнил с тех пор, когда он и его брат были детьми. В душу его нисходил мир. Даже обида на короля ЯндолАнганола со времене