В этот миг подал голос король.
– Вот перед вами лежит злодей, разрушивший жизнь свою и моей матери. Как вы смеете молиться за него, продавшего свою честь и достоинство?
Одним скачком перелетев через могилу, он оттолкнул с дороги архиепископа и бросился бежать к далекому дворцу на гранитном холме, что-то выкрикивая на бегу. Толпа скрылась из виду, но он не умерил бег и мчался так, пока не добрался до стойла, где вскочил в седло хоксни и как безумный погнал его к лесу. Любимец Юлий был забыт на полдороге, отстал и теперь, причитая, брел к обители своего повелителя.
Этот неприятный эпизод, оскорбление, прилюдно нанесенное религии ее столпом, религиознейшим человеком, пришлось чрезвычайно по душе простолюдинам Матрассила. Тут было о чем поговорить и посудачить, над чем посмеяться, что похвалить, а что и осудить за стаканчиком дешевой выпивки.
– А он шутник, этот Яндол, - таким был вердикт, выносимый чаще всего за столами в тавернах после продолжительных возлияний, среди посетителей, которые не воспринимали смерть как такое уж горе или по крайней мере не считали ее причиной принародно терять голову. Так, за королем закрепилась слава парня с отличным чувством юмора, закрепилась очень быстро и прочно, к великой досаде оппозиционеров из скритины, вознамерившихся раздуть его выходку чуть ли не в государственную измену.
Слышать это было неприятно не только злокозненным баронам из скритины, но и загорелому молодому человеку, тайно присутствовавшему на похоронах деда и собственными глазами видевшему во всех подробностях скандальное бегство отца. Проводив СарториИрвраша, Робайдай вернулся к столице и поселился неподалеку от нее, на укрытом камышами островке, где бывали одни только рыбаки. Там новость о смерти деда и нашла его. Он поспешил наведаться в столицу, проявляя все повадки осторожной косули, ощущающей близость льва.
Став свидетелем выходки шутника-отца, Роба верхом на хоксни рискнул последовать за ним до самого стойла и дальше, в лес, по знакомой с детства тропинке. Зачем он это сделал, он и сам не мог сказать, так как встречаться с отцом или хотя бы следить за ним в его прежние намерения не входило.
Отец, очевидно обдумывая очередную публичную выходку, такую же искрометную, как и прежняя, направил своего хоксни к тропинке, по которой не ездил с тех самых пор, как СарториИрвраш покинул дворец. Тропинка эта вела к зверинцу, надежно укрытому в роще среди гибких стволов молодого раджабарала; невозможно было сказать, что когда-нибудь, когда Великое Лето Гелликонии сдаст свои позиции холодам, эти нежные на вид деревца, живущие по много веков, превратятся в непоколебимые изваяния с древесной сердцевиной, крепостью не уступающей камню. Уже успокоившись, отец юного принца привязал Ветра к стволику молодого деревца. Прижав руку к тому же стволу, он уткнулся в нее головой. Ему с мучительной остротой вспомнилось тело королевы королев, понимание и гармония, некогда освещавшие их любовь. Все это ушло, умерло, а как и почему, он понятия не имел. Постояв немного в полной неподвижности и молчании, король отвязал Ветра и повел его мимо обрубков родительских стволов раджабарала, черных, как склоны потухшего вулкана. Впереди появился деревянный приземистый забор зверинца. Никто не вышел навстречу королю, не преградил ему дорогу и не спросил, кто он таков. Толкнув калитку, король Орел вошел во внешний двор - запущенный, давно не посещаемый человеком. Бурно разрослась сорная трава. Небольшой домик, хозяйственная постройка были в отчаянном состоянии; совсем недавно сюда перестали заглядывать люди, и разруха, словно ощутив себя полноправной хозяйкой, мигом взяла свое. Из покосившихся дверей домика выполз трясущийся белобородый старец и пеличеству.
– Почему перед воротами нет стражи? - потребовал ответа монарх. - И почему ворота не заперты?
Так вопрошал король, но в словах его, бросаемых через плечо, пока сам он шагал к клеткам, не было решительности - ответ и так был ему известен. Старик, изрядно поживший и знавший повадки короля, был чересчур умен, чтобы впасть в ту же небрежную манеру и отвечать в том же тоне. Он моментально пустился в витиеватые подробные объяснения: все служащие зверинца, кроме него, были отозваны после позорного смещения советника. Оставшись тут один, он продолжал ухаживать за питомцами в надежде угодить его величеству. Король, далекий от того, чтобы выказать хоть какую-то радость или удовольствие, сплел пальцы рук за спиной и задумался, придав лицу меланхолическое выражение. У подножия скалы, возле которой ютился зверинец, были устроены четыре большие клетки, поделенные на отсеки для пущего удобства их обитателей. На этих обитателей и был устремлен мрачный и задумчивый взгляд короля ЯндолАнганола.
Первую клетку занимали другие. От нечего делать лесные акробаты раскачивались на руках, ногах и хвостах; заметив приближающегося к их клетке короля, они, как перезрелые гроздья гвинг-гвинг, попадали вниз, бросились к решетке и принялись тянуть наружу лапы, очень похожие на человеческие руки, делая это с огромной энергией и рвением, словно имели представление о высоком положении своего посетителя.
Во второй клетке звери при виде незнакомцев шарахнулись от решеток. Многие из обитателей второй клетки поторопились спрятаться в свои норы, с глаз долой. Чтобы эти звери не смогли выкопать в земле лазы и сбежать, дома для них были вырублены прямо в камне скалы. Но два самых сильных самца остались - встав возле решетки, они уставились королю прямо в лицо. Эти протогностики - низкорослые существа, часто путаемые с другими и, надо признаться, очень на них похожие - назывались нондадами. Ростом нондады едва доходили людям до пояса, а их вытянутые вперед, точно рыла, морды чрезвычайно напоминали других. Гениталии нондадов прикрывали клочки шкуры какого-то животного; тела покрывал редкий желтоватый, «песчаного» цвета волос.
Двое выступивших вперед нондадов заговорили с королем, а лучше сказать, затараторили, нервно подергивая конечностями. Речь их представляла собой странный поток не столько слов, сколько пощелкиваний, свиста и всхрапываний. Прежде чем двинуться к третьей клетке, король недолго слушал нондадов, глядя на них со смесью презрения и жалости.
В третьей клетке содержалась наиболее развитая из известных форм протогностиков, мади. В отличие от обитателей двух первых клеток при появлении короля мади не сдвинулись с места. Им, отлученным от своего существования вечных странников, некуда было больше идти; все в мире лишилось для них смысла, и они ни на что не обращали внимания: приход короля, так же как и восход и заход солнц, ничего для них не значил. Под любопытным взглядом ЯндолАнганола мади пытались закрыться руками и спрятать лица.
В четвертой клетке, сложенной из грубо отесанного камня, - это была дань целеустремленности и воле ее обитателей, которые звались людьми, - помещались мужчины и женщины, в основном из трибриатских и мордриатских племен. Женщины спрятались в тень, мужчины же поспешили к решетке, желая успеть донести до короля свои жалобы, просьбу освободить их или по крайней мере прекратить издевательство, под которым подразумевались ученые эксперименты СарториИрвраша, бывшего королевского советника.
– Теперь вряд ли вас кто-то побеспокоит, - пробормотал себе под нос король, вышагивая мимо клеток не менее беспокойно, чем мечущиеся в них заключенные.
– Сударь, мы подвергаемся здесь невиданным унижениям… Мы страдаем, государь…
Всюду, на всех выступах и углах, лежал серый вулканический пепел, сквозь который кое-где уже пробилась трава. Извержение и толчки прекратились так же внезапно, как начались. Король раздраженно пнул сапогом кучу пепла, подняв облако серого праха.
Он вернулся к мади, поскольку именно эти создания больше всего интересовали его. Не находя себе места, он рассматривал вечных странников с разных точек, то присаживался на корточки, то заходил так и эдак. Наконец, не выдержав, несколько самцов мади молча выступили вперед и поставили перед решеткой одну из своих самок, предлагая ее в обмен на освобождение остальных.
С перекошенным от отвращения лицом король ЯндолАнганол отпрянул от клетки. Его черты исказила судорога.
Бросившись из тени каменной клетки на солнечный свет, он столкнулся с РобайдайАнганолом. На мгновение отец и сын оторопело замерли друг перед другом, точно пара котов; первым опомнился Роба - подняв руки и растопырив пальцы, он сделал несколько странных энергичных жестов. Из-за спины Робы, шаркая ногами, выступил седобородый сторож, что-то ворча и жалуясь.
– Заключи их в темницу, дабы сохранить им разум, о могущественный король, - нараспев проговорил Роба.
Ни слова не сказав в ответ, король шагнул вперед и, обхватив сына за шею, притянул его к себе и поцеловал в губы, словно уже давно думал об этом и только ждал удобного случая, чтобы осуществить свое намерение.
– Где ты пропадал, сын мой? Почему ты не хочешь остепениться?
– Если мне хорошо среди моих деревьев, то зачем идти во дворец? От добра добра не ищут.
Говоря это, Роба пятясь отступал от отца и одновременно утирал рукой рот, так что б?льшую часть сказанного им разобрать не удалось. Упершись спиной в решетку клетки, он опустил левую руку, чтобы ухватиться за железо покрепче, словно боялся, что отец немедленно потащит его куда-нибудь, возможно во дворец.
Один из самцов моментально бросился вперед, поймал принца за запястье и втянул его руку в клетку. Самка, та, которую только что предложили королю в качестве выкупа, с диким воплем вцепилась зубами в большой палец Робы. Тот закричал от боли. Король вихрем подлетел к решетке с обнаженным мечом в руке. Мади отпрянули в глубь своей темницы.
– Эти мади так же охочи до королевской крови, как и Симода Тал, - простонал Роба, прыгая с зажатым во рту пальцем. - Ты видел, она хотела откусить мне палец! Как прикажешь после этого относиться к будущим родственникам?
Король расхохотался и убрал меч в ножны.
– Никогда не нужно соваться в чужие дела - вперед тебе наука.