Второй раз он столкнулся с законом в школе, перед самым выпуском, – он поругался с одноклассницей и ткнул ее карандашом в глаз. Как-то само получилось, рефлекторно. Девушку отвезли в больницу и вызвали милицию. Глаз удалось сохранить, а инцидент замяли с помощью денег, – мол, глаз-то цел, а тут такая приличная сумма прилетела. Семья девочки жила бедно, и на компромисс согласились.
А Евсюков младший оценил свою безнаказанность, почувствовал себя царем горы, который может измываться над людьми, приравнивая их к безропотным кроликам, и испытывать от этого неизмеримое удовольствие. Как-то в припортовом районе он начал предлагать прохожим выпить мочу из бутылочки за приличную сумму денег. Над ним смеялись или просто отворачивались, а один портовый бродяга согласился, выпил, причмокнул и пояснил, что бабушка рекомендовала ему пить мочу для лучшего пищеварения. Это сильно рассмешило Женю, и он продолжил отвратительный эксперимент. Но на сей раз ему не повезло – ему набили морду и освободили карманы от денег.
И тогда он осознал истину – не надо участвовать самолично в рискованных мероприятиях, а следует привлекать к этому людишек, готовых за обещания, ради самоутверждения или за деньги творить что угодно. А таких оказалось предостаточно. Женя начал устраивать гладиаторские бои в скверике, что недалеко от его дома. Оба участника получали денежные призы, но победитель намного больше. Дело начало расширяться, появился тотализатор. Кассу держал Евсюков, отстегивал себе оговоренный процент и, кроме того, получал истинное удовольствие от процесса. Кто-то стуканул в милицию, и букмекеров вместе со зрителями разогнали, пообещав пересажать всех, если продолжат.
Женя давно понял силу денег. Они ему были нужны вовсе не для приобретения всяких шмоток или цацек – они его мало интересовали, а для организации авантюрных дел. Он превратился в отъявленного авантюриста, циничного и злобного. Душа его рвалась к сомнительным приключениям, привлекая неустоявшихся личностей за деньги или просто так. Он не пожелал продолжить учебу, хотя с помощью отца мог бы поступить в приличный вуз, да и сам бы поступил – в школе он получал неплохие отметки.
«Писать, читать, считать научили – и хватит. Мне нужны другие знания, а этому в вузах не учат».
Отец выделял сынку приличные суммы на карманные расходы и предлагал непыльную работу, но тот упорно отказывался. Не от денег, от работы. К тому времени Женя оброс мелкими криминальными связями, и ему предложили раскладывать по тайникам пакеты с курительным наркотиком. Сам он раз попробовал покурить, но ему не понравилось. Да и ремесло ему не понравилось, хотя и платили прилично. «Слишком мелко – не мой уровень, надо брать выше».
А когда началась война, то его призвали в армию и отправили на фронт. И отец не помог. Женя вовсе не собирался сражаться за Родину, а тем более отдавать свою жизнь, – самому пригодится; он был вне всякой идеологии, хотя в школе его очень старались приучить к коммунистическим идеям. Сначала он хотел дезертировать, но передумал. Надо было чем-то жертвовать, чтобы сбежать с фронта. «Жертвуй малым, чтобы сохранить остальное». И он пожертвовал. При первом же боестолкновении прострелил себе ногу и попал в госпиталь. Там он познакомился с таким же «самострелом», который предложил ему войти в состав серьезной структуры.
– Деньги дадут огромные.
– А как же фронт? – спросил Евсюков.
– Отмажут, – ответил ему сосед по кровати.
После излечения он познакомил Женю с серьезным мужчиной – это Евсюков сразу же интуитивно осознал. Они пошли в столовую, и незнакомец, назвавшийся Альбертом, предложил Жене без утаек рассказать свою биографию, чтобы понять, с кем имеет дело и почему этого парня ему рекомендовали. Евсюков понял, что шутками здесь и не пахнет, и качественно исповедался. Альберт подумал и сделал неожиданное предложение: организовать налет на портовый склад с медикаментами, предложив за работу огромную по понятиям Жени сумму денег и огромный аванс. Хоть сейчас.
– Вы такие доверчивые? – спросил Евсюков.
– Жизнь нас заставила быстро разбираться в людях. Самое большее, что мы можем предложить, это доверие. Будет доверие – будет всё. А теряют доверие вместе с головой. Ну, как?
Альберт упер в Евсюкова жесткий и проницательный взгляд.
Женя долго не раздумывал и согласился. Это была его стихия. Ему дали прозвище Табак, и жизнь Евсюкова превратилась в удивительный приключенческий роман.
Его воспоминания прервал надзиратель, подав-ший команду «На выход». Табака отвели в комнату для допросов. Там находились следователь Слепцов и лейтенант с позывным «Мамонт» для психологического, а при необходимости и физического воздействия. Его внушительные габариты и бульдожья челюсть призывали к искренности показаний арестованного. С Евсюкова сняли наручники, и он уселся напротив Слепцова. Тот, как обычно, начал с неожиданного и сбивающего с толку вопроса, нарушив регламент типа «фамилия, имя, отчество» и так далее.
– Ты в курсе, что твоего отца арестовали, и по твоей милости?
– Я давно не общаюсь с отцом – у нас разные взгляды на жизнь, – слегка напрягшись, пояснил Табак.
– Может быть, может быть… А это он тебя науськал взорвать снарядный завод?
Выражение лица Слепцова ужесточилось.
– Отец строит коммунизм – ему не до этого. И о каком таком заводе вы говорите? Знать не знаю.
– Хорошо, к этому мы еще вернемся. А почему ты выпрыгнул в окно и пытался бежать? И стрельба в квартире началась, нашего сотрудника ранили. Кого ты так испугался?
– Меня хотели ограбить, в квартиру заявились бандиты. Я воспользовался моментом и хотел сбежать, но мне помешал ваш сотрудник, – не моргнув глазом, объяснил Евсюков.
– Красиво врешь. А что ты можешь сказать по поводу ограбления сберкассы?
Слепцов назвал адрес.
– А я тут при чем? Меня там кто-нибудь видел?
– Тебя выдал некий Шрам. Знаешь такого? А в Одессе подтвердили.
– Первый раз слышу про Шрама.
Евсюков шел в откровенную «отрицаловку».
– Мы можем вам устроить очную ставку.
Имея обширный опыт допроса бандитов всех мастей, Слепцов понимал, что жесткое физическое воздействие не всегда приводит к успеху. Если к подследственному сразу же применить жестокие пытки с нестерпимой болью, да еще обеспечить визуальное наблюдение, то он признается во всех смертных грехах. Вот поставить перед ним зеркало, и пускай наблюдает, как ему по кускам режут гениталии. Продаст маму, бабушку и деток. И разберись там, где крупинки правды. Поэтому нужно только обозначить методы воздействия и обрисовать перспективы. Обычно помогает добиться искренности. А если попадется упертый дурак, то идти до конца. На то он и упертый дурак.
Слепцов бросил взгляд на Мамонта, – мол, подключись.
Тот подскочил к Табаку, сотворил зверскую мину и обратной стороной ладони врезал ему по щеке. Врезал от души, так, что Табак свалился на пол. Мамонт несколько раз пнул его по ребрам и прорычал:
– Ты что, гнида, не понял, куда попал? Да я из тебя котлету сделаю, и зароют тебя, как собачку. Мы и так про тебя все знаем, а допрос лишь для протокола. Будешь говорить?
– Буду, – дрожащим от страха голосом пробормотал Табак. Он не привык к подобному обращению. Он плохо терпел физическую боль.
Мамонт взял его за шкирку и усадил на табуретку.
– Повторяю вопрос, – спокойным и доверительным голосом проговорил Слепцов. – Кто тебе поручил взорвать завод? Сам бы ты за это не взялся, слаб в коленках.
– Это Альберт, – выдавил из себя Евсюков.
– Кто он, где он?
– Не знаю.
Мамонт вновь отвесил Табаку оплеуху.
– Ты что, не понял?
– Я правда не знаю! – возопил Табак. В его глазах показались слезы, губы скривились. – Он меня только завербовал в Одессе. А потом мы общались через тайник. Это в парке возле Яузы, рядом с прудом. Там есть дерево с дуплом. Туда ходил Сеня, и деньги он забирал возле памятника Пушкину. В Одессе так же было.
– Где сейчас этот Сеня?
– Наверняка уехал в Одессу, когда узнал, что меня взяли.
В дверь постучали. Мамонт отпер дверь, заглянул надзиратель.
– Товарищ Слепцов, вас приглашает к себе начальник тюрьмы. Срочно.
Табака увели.
– Ты иди домой. Завтра продолжим, – сказал Слепцов Мамонту.
Когда следователь ушел, Мамонт подумал: «Слюнтяй этот Табак. Колется, как сухое полено. А такого крутого героя из себя строил».
Ликвидация
– Вам звонили из вашего хозотдела, – сказал начальник тюрьмы после приветствия. – Надо срочно туда подъехать. Можете перезвонить, если посчитаете нужным.
Он указал на телефон. Слепцов недоуменно пожал плечами.
«Что им от меня понадобилось? Не помню, когда с ними последний раз имел дело. И номера телефона я их не знаю. Быстрее будет подъехать».
– Машину дадите?
– Автозак сгодится? Другие все в разъезде. Идите к воротам – я распоряжусь, – сказал тюремщик.
В Сухановке к губарям относились уважительно.
В хозотделе ему объяснили, что никто его не вызывал, но его рады видеть, потому что следователи крайне редко посещают их отдел. Слепцов чуть не сплюнул с досады и направился к Волошину за разъяснениями. Тот, внимательно выслушав следователя, сказал, чтобы Слепцов во время допросов ни на какие вызовы и звонки не реагировал.
– Кроме моих, – добавил он. – Продолжайте работать.
Когда следователь удалился, Волошин крепко задумался. Обладая знатным аналитическим умом и звериным чутьем на грядущие неприятности, он сразу понял, что этот ложный вызов вовсе не какая-то нелепая случайность, что начались некие мутные игры и надо попытаться предугадать, кто играет и во что. Через пару часов его предположения подтвердились, потому что без его ведома подследственного Евсюкова перевели из Сухановки в Лефортово.
Об этом его известили из тюрьмы по факту содеянного. С ним ничего не согласовывали.
«Что-то затевается… – подумал Волошин. – Все это мне близко и знакомо».