– Это изменится, – решила я, шмыгнув носом. – Прямо сейчас.
Я вышла из комнаты, и Джереми прошел вслед за мной оба лестничных пролета. Я схватила ключи с полки и нажала на кнопку, открывая дверь гаража.
– Я понимаю, что сейчас не лучший момент, чтобы тебе это говорить, но я заблокировал твою тачку, – признался Джереми, не очень-то стараясь скрыть улыбку.
Я метнула в него гневный взгляд и пошла за ним к его машине, как раз когда к гаражу подъехал Кори.
Он опустил окно.
– Куда-то собираетесь?
– Да, – сказала я. – И ты за рулем.
Я уселась на переднее сиденье, отправляя Джереми назад, и закрыла двери гаража. Кори перевел взгляд с Джереми на меня и обратно, задавая немой вопрос, а Джереми только пожал плечами.
– Адрес?
– Мы едем в город, – резко сказала я. – Давай на юг, а я скажу, когда будет съезд.
Надо отдать должное, Кори только кивнул, включил музыку и нажал на газ.
Я любила ездить в город. О нем у меня были только хорошие воспоминания: походы в театр, то, как родители затаскивали меня на случайный бейсбольный матч, посещения колледжей с Кори этой весной.
И вечно что-то волшебное происходило на большом отрезке дороги, который вел от нашего дома в пригороде Пенсильвании до высоких, плотно построенных зданий на горизонте, которые напоминали, как быстро может меняться пейзаж – и твои возможности.
Чем ближе мы подъезжали к суетливому центру, тем больше улучшалось мое настроение. И когда я вела Кори по нескольким мостам в Саутсайд, я была уже почти в восторге.
– Налево, а потом прямо.
– Анна, татуировка? – спросил Джереми, вклиниваясь между нами.
Кори притормозил, заворачивая на парковку.
– Нет. Ни за что. Этого не будет. Мама с папой меня убьют.
Он развернулся по широкой дуге, намереваясь отвезти нас домой, но я остановила его, накрыв ладонью его предплечье.
– Я хочу проколоть уши, – объяснила я. – На это ты пойдешь?
Я состроила самые невинные, оленьи глаза, надеясь, что Кори сжалится над сестрой, которая пыталась побороть свой страх перед иголками. И это сработало.
Он сдал назад, припарковал машину и повернул ключ в замке.
– И все, верно? Не пупок. Не бровь. Ничего такого.
Я обняла его, очень удивив, и он ответил тем же.
Мы пошли ко входу, и я рассказала, что слышала, будто тату-салоны пытаются избавиться от стигматизации и расширить клиентуру.
– А еще я читала, что телу лучше, когда его прокалывают настоящей иголкой, а не дешевым пистолетиком в торговом центре.
Джереми провел рукой по кудряшкам.
– Ну, ты всегда можешь сделать, как Кори: когда нам было четырнадцать, он решил проколоть ухо степлером в библиотеке.
– Вот это сразу нет, – сказала я, потому что от одной мысли о крови, залившей его рубашку, когда он в тот день пришел домой, мне стало дурно.
Мы вошли в салон, и я поговорила с девушкой на ресепшене, которая уставилась на Кори и Джереми. Она кое-как покивала в ответ на мои слова, пожирая взглядом парней, смотревших на серьги и другие товары вдоль стены позади меня.
– Надо ли моему опекуну подписать какие-то бланки? – мягко спросила я.
Девушка открыла ящик стола и вытащила форму о согласии и ручку, которые я и передала Кори. Он быстро просмотрел документ и нацарапал внизу свою подпись. Я отдала все назад, и девушка повела меня в зал, а Кори и Джереми последовали за мной.
– Поверить не могу, что ты никогда не прокалывала себе уши, – сказал Кори. – Разве это не какой-то ритуал инициации для каждой двенадцатилетней девочки?
– Мой собственный брат ничего обо мне не знает, – вздохнула я. Джереми, прекрасно знакомый с мочками моих ушей, держал рот на замке. – Меня всегда пугала мысль, что серьги запутаются у меня в волосах. Ну вот такие, висячие, которые все время путаются, знаешь?
Нас провели в маленькую комнату, где сидела женщина с черным ежиком волос, татуировками, тоннелями в ушах и самыми модными очками, которые я когда-либо видела. И дезинфицировала свое излюбленное оружие.
Она посмотрела на нас.
– Кому делаем пирсинг? – Я подняла руку. – Один из парней – кыш.
Мой взгляд метнулся к Джереми, который поднял брови на Кори.
– Все тебе, чувак, – поднял руки Кори. – Кричи, если она вырубится.
– Я – Эмбер, и сегодня я буду делать тебе пирсинг. Уши, верно? В первый раз?
Я кивнула и села на кушетку. Теперь, когда я присмотрелась, мне это напомнило обстановку в кабинете врача, вот только вместо пастельных стен и картин с рыбами тут был акцент на бархат, а стены украшали рисунки, сделанные краской из баллончика.
– Сперва я поставлю отметки у тебя на ушах, и ты посмотришь в зеркало и проверишь, как тебе. Если все хорошо, я закреплю зажим, просуну в него иглу, пробью гвоздик и повторю с другим ухом. Сорок пять секунд, и ты свободна.
– И все? – спросила я. Теперь я нервничала меньше, чем когда она начала свою речь.
– И все.
– Я готова.
– Какие ты выбрала сережки?
– А надо было выбирать?
Джереми откашлялся.
– Я нашел хорошую пару.
Я кивнула, и он вышел, чтобы забрать их с витрины, пока Эмбер устанавливала холодный зажим на моей мочке в оговоренном месте. Я закрыла глаза, а она быстро простерилизовала серьги, объясняя мне процесс.
Я потянулась взять Джереми за руку, и он крепко сжал мою ладонь, как будто я готовилась к операции на мозге, а не к прокалыванию ушей.
– Хорошо, вдох – и выдох. – На выдохе меня что-то кольнуло. – Молодец. И еще раз.
И снова я выдохнула, и меня быстро кольнуло, а потом дернуло, и это было больнее, чем сама иголка.
– Все готово, – сказала Эмбер, бросая перчатки в мусорное ведро.
– Как смотрятся?
– Идеально, как всегда, – уверил меня Джереми, поднося зеркало, чтобы я смогла убедиться в этом сама.
Крохотные, нежнейшие серебряные цветочки теперь красовались в моих ушах.
– Ух ты! Как мне нравится! – Я подпрыгнула и поцеловала Джереми. – Спасибо, что выбрал. – И повернувшись к Эмбер, сказала: – И вам спасибо, что прокололи!
Она рассмеялась, быстро объяснила, как ухаживать за ушами, и взмахом руки отправила нас на ресепшен.
Я убрала волосы назад, чтобы Кори посмотрел на мои уши, и он отступил от девушки-администратора, изо всех сил пытавшейся привлечь его внимание, чтобы поаплодировать моей храбрости.
– Сколько я должна?
Я вытащила кошелек, но Кори покачал головой.
– Уже оплачено с чаевыми, – сказал он, глядя на администратора. – Пойдемте, найдем где поесть.
В знак благодарности я угостила их обоих ранним ужином в одном из любимых мест Кори в городе – в забегаловке с лучшими крылышками недалеко от дороги до дома.
Путь назад был гораздо лучше, чем в город, музыку выключили, и мы болтали и смеялись. Я и Кори остались в машине, а Джереми выскочил на подъездной дорожке, кивнув нам на прощание.
Мы заехали в гараж, и меня охватило плохое предчувствие, когда Кори медленно выключил зажигание.
Конечно, я хотела сбежать со всех ног, но осталась сидеть и ждать, что сейчас будет.
Кори откашлялся и побарабанил пальцами по рулю.
– Я хотел поговорить с тобой про Джереми.
Я несколько раз открыла и закрыла рот. А вдруг он видел наш поцелуй после пирсинга?
– А о чем тут говорить? – наконец-то сформулировала я, чтобы узнать, что он хочет сказать.
– Я знаю, что между вами что-то происходит, – сказал Кори, потирая виски большими пальцами. – Может, я не настолько умный, как ты, но и не полный долбодятел.
Я нервно поежилась: очень уж не хотелось терпеть речь в духе «назидательный старший брат».
– Кори, у меня все в порядке. Не надо защищать меня от твоего лучшего друга.
– Так я и не о тебе беспокоюсь. А о нем. – Он почесал подбородок. – Джереми сто лет назад тобой увлекся. – Он покосился на меня, чтобы подтвердить свои подозрения. – Я так и знал, что ты не в курсе. Боже, Анна, иногда ты такая невнимательная.
Я не смогла скрыть удивление.
– Я вижу, как он смотрит на тебя сейчас. В его взгляде все меньше осторожности, и это меня беспокоит.
– Беспокоит? Почему?
Я защитным жестом скрестила руки на груди, пока в голове метались мысли.
Кори повернулся ко мне, во взгляде – жалость.
– Потому что я не считаю, что ты ему подходишь.
Я потеряла дар речи. Единственным знаком, что я поняла его слова, были слезы, набежавшие на глаза. Боковое зеркало отразило мои покрасневшие веки.
– Джереми – лучший парень на земле, лучший брат, о котором я мог только мечтать.
– Я – твоя сестра, – напомнила ему я, стиснув зубы.
– Но мы такие разные, Анна. Я всегда был больше похож на него, чем на тебя. Ты расчетливая, носишь свой ум, как доспехи, и мне нравится, что Джереми нашел способ сквозь них пробиться. Но ты выдавливаешь людей из своей жизни, и это чертовски жестоко. Он такого не заслужил.
Кори посмотрел на меня сверху вниз, но я не стала встречаться с ним взглядом.
– Я не могу не чувствовать, что ты вот-вот от всего этого сбежишь. Ты знаешь, с какой фигней ему приходится иметь дело дома, какое давление там, это буквально разрушает его. И вот я думаю: если ты не за долгие отношения, если ты не хочешь быть с ним по-настоящему… Я не могу не задаваться вопросом, какого черта ты вообще делаешь.
Я повернулась к брату, и лицо его было бледным, когда он произносил эти резкие слова.
– Я просто хочу, чтобы ты смогла позволить себе быть счастливой, Анна.
– Я тоже, – промямлила я.
Кори выдохнул и оставил меня одну в машине, наедине с мыслями и рыданиями, которые до боли сотрясали мое тело.
12Осень
Мы с мамой молча сидели в квадратной комнате без окон.
Стулья были настолько неудобные и скрипящие при малейшем движении, что я подумала: уж не специально ли это, чтобы беседы были покороче?
Мама чуть-чуть улыбнулась мне и кивнула, подбадривая, а я фыркнула и скрестила руки на груди.