– Это что, сон?
Его вопрос прозвучал серьезно, но, честно говоря, я и сама думала о том же.
Он поцеловал меня еще раз, желая доказать, что это была не просто случайность. Мои руки затряслись, но не от нервов, а от желания, и я просунула большие пальцы в петли для ремня на его брюках, притягивая его еще ближе. Это было самое простое, самое умиротворяющее ощущение на свете, и я не могла поверить, что так долго не позволяла себе сделать что-то подобное.
Джереми отстранился, хватая ртом воздух. Его глаза были в сантиметрах от моих, и я искала в них следы сожаления или смущения. Но видела только желание.
В соседней комнате кто-то пошевелился, и его глаза метнулись к двери, потом обратно ко мне, оглядывая меня сверху вниз. Тут же вернулось ощущение реальности, и я, как и он, остро осознала, что солнце встает, а под окнами гостиной спит куча народу.
– Иди в кровать, Анна, – приказал он с неожиданным раздражением. На меня, на себя или на людей в доме – я не была уверена.
Но сама мысль оставить его в этот момент казалась невозможной. Я не могла представить, что мое тело – не говоря о ногах, которые были как желе, – позволит мне уйти отсюда.
– Ты пойдешь со мной? – спросила я как в бреду.
Его взгляд метнулся к моим рукам, и он болезненно вздохнул.
– Иди в кровать и подумай о том, чего просишь, потому что мне кажется, что ты и сама не понимаешь. А это полная ерунда, учитывая, что «обдумывание» и «Анна» почти синонимы.
Дымка вокруг нас рассеивалась, пока он говорил именно о том, от чего я пыталась дистанцироваться.
– Я не хочу думать, Джереми, – признала я, постучав его по подбородку, чтобы он посмотрел прямо на меня. – Я хочу чувствовать. Я хочу пробовать новое. Я хочу побывать в других местах. В том-то и смысл.
– И ты хочешь, чтобы я тебе помог?
Я кивнула.
– Найди меня позже, и мы поговорим об этом, – сказал он, выпуская меня из объятий. – Нам с Кори надо прибраться, а то ваши родители будут дома через пару часов.
Разум возобладал, но ненадолго, пообещала себе я. Я поднялась, еще раз коснулась его губ и побежала по лестнице, перепрыгивая через ступеньки.
3Осень
Так всегда происходит, когда меньше всего ожидаешь: ты чувствуешь, что лето кончается.
Я никогда не была готова менять крем от солнца на серые свитера, но прекрасно знала, что никак не могу на это повлиять.
Еще неделю назад я проснулась, думая вытянуть загорелые руки навстречу солнечным лучам, но обнаружила, что туман не дает пробиться свету. Эта недолгая утренняя прохлада была предвестником грядущего, перемен, и я почувствовала себя беспомощной.
Но что любопытно, пугающе похожее чувство ужаса овладело мной, когда я спешила по узкому коридору к крылу естествознания, к ровному ряду классов, пробегая мимо кабинетов английского и других языков.
Я навострила уши, ожидая звонка, после которого официально опоздаю, и ускорила шаг.
Когда мы с Джесс разошлись, я едва взяла себя в руки, но тут поняла, что следующая по расписанию химия, – и застонала.
Проблема была не в кабинете естествознания. На самом деле прямота всех этих гипотез и химических соединений всегда была для меня комфортна. Но в этом году миссис Блейк взяла курс у одиннадцатиклассников, а значит, каждый день на пятом уроке – и на дополнительном по средам – мне приходилось смотреть на мать Джереми, женщину с такими же темно-карими миндалевидными глазами.
Я запихала поглубже порыв резко удариться в панику, в том числе провести следующий час в кабинете школьного психолога, умоляя мистера Ривза перевести меня на анатомию, землеведение или что-нибудь еще. В том году это сработало: мы с Джесс досаждали ему, пока он не поменял мои уроки так, чтобы мы могли вместе обедать. Как оказалось, он со своими вязаными жилетами вовсе не ровня Джесс по части настойчивости. Но я была уверена, что в старших классах два чуда по смене расписания мне уже не грозят.
«Она просто подруга твоих родителей, давняя соседка, которой ты машешь в продуктовом магазине, – прошептала я себе, заправляя на ходу блузку. – Это будет простой день. Смотри в конспект и не теряй голову».
Прозвенел запоздавший звонок, и несмотря на напускную уверенность, ком застрял у меня в горле, когда я вошла в класс.
Я поправила лямки рюкзака, серого «Хершела», подаренного вечером мамой, – это был сюрприз. Жаль, что вместо него она не купила громоздкий туристический: за ним я могла бы спрятаться.
Я осмотрелась, проверяя, не заметил, кто-нибудь мои внутренние метания, и с радостью поняла, что все заняты разговорами о летних каникулах и планах на выходные.
Единственное свободное место в классе было рядом с Тимом Уильямсом, относительно тихим долговязым блондином с приятной улыбкой. Мы сидели рядом на английском в девятом классе и, к счастью, при разбивке на пары делили задания поровну, а не как это бывает, когда один человек делает всю работу, а второй сорок минут переписывается с друзьями. Из него получится отличный напарник по лабораторной, без проблем. А вот Джереми, высокий брюнет, примостившийся на черном лабораторном столе, заставил мое сердце биться сильнее.
Я дала себе еще одну секунду, чтобы собраться, а потом специально разозлилась, накручивая себя, чтобы скрыть свои измочаленные эмоции. Я пронеслась мимо, но, к моему бешенству, он не обратил на меня внимания.
– Да, блин, когда был страйк-аут, я просто с ума сошел, – сказал Тим, кивая в ответ словам Джереми. – Офигеть можно.
Они еще десять секунд болтали о бейсболе, и я прокашлялась, но это им не помешало. Тогда я вытащила стул, задев ноги Джереми.
– Че как, Анна-банана? – спросил Джереми, как будто мы были просто знакомыми. – Рад тебя видеть. Тебе чем-нибудь помочь?
Внешне его поведение было невинным, плечи опущены, но во взгляде на меня читались готовность к вызову, куча вопросов и любопытство: что я буду делать дальше?
Я не клюнула на приманку.
– Ты сидишь на моем столе, – невозмутимо сказала я, указывая на него.
Он разыграл целое представление, непонимающе указав на себя, потом на стол, потом на стул, и я закатила глаза.
– И ты опоздал, Джереми, – раздался голос моей спасительницы, миссис Блейк.
Она помахала на прощанье другой учительнице и открыла нижний ящик стола, чтобы положить туда свою цветастую сумку, а потом закрыла – кончиком своего двенадцатисантиметрового каблука.
– Какова мать, таков и сын, верно? – сказал Джереми, раскачиваясь взад-вперед, оперевшись на ладони.
Все взгляды в забитом людьми классе метались между нами тремя, и я вжалась в спинку стула.
Миссис Блейк улыбнулась.
– Но в отличие от тебя, сын мой, я учительница, а не старшеклассница. Мне не нужно освобождение.
Я поерзала, а Джереми скрестил руки на груди, подавляя усмешку. Зачем бы он сюда ни пришел, он явно доволен результатом.
– Джереми, – сказала миссис Блейк на сей раз чуть резче. – Не заставляй меня наказывать собственного сына в первый же учебный день.
Отправив его прочь жестом, миссис Блейк взяла со стола стопку бумаг и начала раздавать по две на каждый стол.
Джереми отсалютовал ей, когда она закрыла дверь, и имел наглость подмигнуть мне через окно, прежде чем убежать.
Миссис Блейк откашлялась и велела всем открыть вторую страницу. Я занавесила лицо волосами по бокам в попытке скрыться от взглядов всего класса. Взгляды поубавились, когда миссис Блейк обозначила сроки всех проектов, даты домашней работы и двух экзаменов, из которых сложится пятьдесят процентов нашей оценки. Мое подозрение, что мы сидим рядом с напарниками по лабораторной, подтвердилось на пятой странице, и я получила радостный кивок от Тима.
Мои глаза были совершенно стеклянными до конца урока, и я дернулась, когда прозвенел звонок на следующий. Я собрала вещи и разложила все по местам в рюкзаке.
– Анна, задержись на минутку, хорошо? – попросила миссис Блейк, садясь в огромное офисное кресло в конце класса.
Тим бросил на меня сочувствующий взгляд, и я подождала, пока все выйдут, а потом подошла к ней.
Миссис Блейк откинулась на спинку кресла, скрестив лодыжки.
– Так это ты та девочка, которая все лето тайком навещала мой домик у бассейна? – предположила она с легким намеком на одобрение.
Я не смогла не издать сухой раздраженный смешок: Джереми испортил мне день, притащив в школу личные проблемы, хотя именно этого я хотела избежать, и он об этом знал.
Миссис Блейк склонила голову, прямо как Джереми в задумчивости, и я почувствовала себя оленем в свете фар.
– Вы меня разоблачили, – признала я. – Как ни старайся, невозможно оставаться незаметной, когда речь идет о вашем сыне-выпендрежнике.
Она наморщила лоб.
– Но ведь вы уже больше не вместе? Ведь именно поэтому он и хандрит?
Я потянула за лямки рюкзака, представляя, как она, а еще моя мама и их друзья играют в карты и пьют крепкую «маргариту» в пятничный вечер, обсуждая мой ответ. Я сглотнула и нахмурилась при этой мысли. Я не хотела становиться темой любого обсуждения, пусть даже мимолетного.
И ушла от ответа.
– А Джереми вообще умеет хандрить? У меня сложилось впечатление, что он просто разъезжает на воображаемой карнавальной платформе, пока все складывается так, как он хочет.
– Кажется, ты первая девушка, которая его бросила, – сказала миссис Блейк, изо всех сил стараясь подавить улыбку.
Я скопировала мимику эмодзи с линией вместо рта, не отражающую ничего, но щеки запылали. Миссис Блейк подняла брови, а я уткнула носок одного ботинка в пятку другого.
– Может, поэтому я ему еще интересна, – предположила я, прикусывая нижнюю губу.
Миссис Блейк встала, расправляя плечи, которые оказались на одном уровне с моими.
Я засунула руки в задние карманы джинсов, боясь, что она попробует схватить меня за них, пока будет ругать.
Но она только проводила меня до двери и смерила грустным и понимающим взглядом.