– Что это?
– Джулиет немного поскользнулась на велосипеде, – быстро отвечает Донна.
Ноздри Люка раздуваются в безмолвном протесте.
– Ты упала? – спрашивает пастор. – На тебе был шлем?
Я качаю головой. Поверьте, пастор найдет способ сделать меня виноватой.
Пастор хмуро смотрит на Донну и на беспорядок на кухонном столе.
– Тебе не следовало все делать в одиночку.
Он не говорит, что ребята должны были помочь. Он имеет в виду: «Падение с велосипеда – не оправдание».
Я собираюсь встать, но вместо этого Люк поднимается на ноги.
– Я помогу, – говорит он.
И бросает на спину пастора убийственный взгляд.
Велосипед так поврежден, что ремонту не подлежит. Я скопила достаточно денег на новый, но пока не готова его купить. Теперь, находясь на улице, даже когда иду совсем недалеко, я постоянно слышу шепот, предупреждающий о чьем-то приближении. Поэтому я езжу на автобусе, что в два раза дольше, а пастор слегка холоден ко мне в те вечера, когда я не помогаю Донне, будто я специально это задумала.
После того случая Люк ходит на вечеринки один, а спустя неделю, когда я возвращаюсь с работы, он почему-то настаивает, чтобы я тоже пошла.
– Сегодня вечером на пляже намечается большая вечеринка, – говорит он. – Нам всем нужно пойти. Я подвезу.
Я хмурюсь. На пляже часто проходят большие вечеринки, и Люку никогда не было до них дела, поэтому я не понимаю, почему эта так важна. Раньше он всегда ездил один, ведь его вечеринки заканчиваются совсем не так, как у нас с Дэнни.
– Конечно, как скажешь, – весело соглашается Дэнни, даже не интересуясь, почему Люк меняет планы. Мне кажется, ему должно быть хотя бы любопытно.
Когда мы приезжаем на место несколько часов спустя, то видим сотни ребят и девчонок.
Эту вечеринку однозначно придется разгонять полицейским.
– Мы здесь вообще кого-нибудь знаем? – спрашиваю я.
– Ага, – рассеянно отвечает Люк. – Кое- кто из сёрферов говорил о ней.
Мы пробираемся через толпу. Меня не покидает ощущение, что мы ищем девушку Люку, будто ему мало девчонок в Киркпатрике. Но он больше присматривается ко мне, чем к людям вокруг. Мы бесцельно бродим минут десять, а потом я тяну Дэнни за руку в ту часть вечеринки, где гремит музыка. Он откажется танцевать, но я хочу, и меня достало бродить за Люком кругами, чтобы подцепить ему новую девчонку.
Дэнни отстраняется.
– Пойдем, Джулиет, – упрашивает он.
У меня внутри словно что-то обрывается.
– Пойдем… зачем? – Я взрываюсь. – Будем просто так слоняться в этой огромной незнакомой толпе? Помогать Люку искать какую- то девчонку? А я опять буду слушать вашу болтовню про колледж и сёрфинг всю ночь?
У него отвисает челюсть.
– Какого черта, детка?
Я стряхиваю его руку. Неужели я многого прошу – хоть раз сделать то, чего я хочу? Я безропотно следую за ним все гребаное лето. Я попросила всего лишь романтический вечер и более взрослых отношений, чем те, которые у меня случились, когда мне было двенадцать, – и мне отказывают. И теперь он ошеломлен, когда я даю отпор.
Я поворачиваюсь в сторону музыки. Я уже не хочу танцевать, но если не пойду, то в итоге начну извиняться, а я, черт возьми, не собираюсь этого делать.
Я ныряю в толпу танцующих людей и закрываю глаза, стараясь притвориться, что ни с кем не ссорилась, что Дэнни не стоит там и не оправдывается перед Люком, будто я что-то не так сделала.
Плохо, что Джулиет берет верх и самоутверждается такими способами, о которых я потом пожалею и за которые буду извиняться, но минуту или две это работает. Я забываюсь. А потом песня заканчивается, и я замечаю Люка. Он стоит за пределами круга танцующих. Его пристальный взгляд парализует меня.
Он, должно быть, зол, но внешне этого не заметно. В его глазах лихорадочный и звериный блеск. Собственнический.
На других девушек он смотрит не так. Это нечто большее.
– Джулиет, – говорит Дэнни, подходя ко мне справа, и лицо Люка снова становится непроницаемым. – Теперь мы можем идти?
Он говорит ласковым голосом, словно я своенравная дочурка, которая сбежала в торговом центре и которую он любит, хотя та и испытывает его терпение. Как я могу злиться на него за это? Как я могу не злиться на него за это? Я опускаю плечи в знак поражения и позволяю ему взять меня за руку и увести, чтобы вернуться к непонятному замыслу Люка.
Мы идем и идем, пока вечеринка не остается далеко позади. Люк всматривается в лица бродяг на пляже, и даже Дэнни уже выглядит недовольным.
– Братан, кого мы ищем вообще? – спрашивает он.
Люк хмурится, быстро взглянув на меня, потом отворачивается.
– Не бери в голову. Давайте просто вернемся.
Кажется, мы отошли почти на два километра от джипа. Мы начинаем пробираться обратно через толпу, и вдруг я встаю как вко- панная.
Сначала я узнаю глаза. Их холодность. Детали, которые точно запомнила, – костяшки с тату, пирсинг в брови – я различаю секундой позже. Я замираю, а Дэнни даже не замечает этого, зато замечает Люк. Он резко переводит взгляд с меня на парня.
– Это он? – спрашивает Люк, приблизившись к моему уху. Его рука ложится мне на поясницу. – Это он тебя схватил?
Я не должна бояться. Это просто парень среднего роста и веса. Крупнее меня, но не сравнится с Люком и Дэнни. И все равно я застываю. Я мычу и киваю… а Люк бросается за ним, словно спринтер.
Глаза парня округляются, и он пытается бежать, но ему не победить спортсмена из колледжа. Люк валит его, и едва они касаются земли, как он бьет парня в лицо. Словно что-то внутри него вырывается на свободу, что-то ужасное; что-то, что он едва сдерживал.
Вот почему мы здесь, на этой грандиозной вечеринке. Чтобы отыскать этого парня. И Люк искал его с тех пор, как все случилось.
Я открываю рот, но не издаю ни звука. Дэнни стоит рядом со мной, пораженно застыв. И только когда друзья парня кидаются на Люка, мы оба приходим в себя. Дэнни бежит вперед, хватает одного из них и удерживает, а я беру с земли пивную бутылку – единственное оружие, которое удается найти.
Однако когда я к ним подбегаю, Люк стряхивает с себя парня и бьет его – кулаком в живот, потом в лицо, затем снова в живот.
Я даже рада, когда слышу вдалеке вой сирен, потому что, если так будет продолжаться, Люк точно кого-нибудь убьет. Он уже успел причинить массу вреда, поэтому нужно увести его отсюда, срочно, пока полицейские не приехали.
Дэнни кричит Люку остановиться, но тот поворачивается и со всего размаха бьет парня, которого держит Дэнни, прямо в лицо, с такой силой, что у того подкашиваются колени.
– Господи Иисусе, Люк, остановись! – кричит Дэнни.
Люк поворачивается к лежащему на земле окровавленному парню, который схватил меня тогда из машины.
– Не смей даже дышать в ее сторону, или я убью тебя к чертовой матери и сделаю это без колебаний. Буду бить тебя, пока не перестанешь сопротивляться, а потом засуну в воду, пока ты не испустишь последний вздох. Клянусь.
Шум полицейских раций разрезает толпу, но Люк остается на месте, напряженный и неподвижный – губы и костяшки в крови, – словно его не волнует, что его арестуют.
– Беги, – шиплю я. – Уходи. Ты первый ударил. Значит, ты напал.
Его лицо остается невозмутимым.
– Если что-то делаешь, то будь готов ответить за это, – говорит он ровным голосом, без страха. Он бросает Дэнни ключи от машины. – Уезжайте. Уводи ее отсюда.
Дэнни мотает головой из стороны в сторону, разрываясь между нами. Он не хочет неприятностей, но понимает, что Люку может понадобиться наша помощь. Когда он снова смотрит на меня, я качаю головой.
Если Люк не бежит, я тоже не побегу. Я его не оставлю.
– Понятия не имею, что, черт возьми, скажу отцу, – с горечью говорит Дэнни, когда полицейские наконец проталкиваются сквозь толпу.
– Скажи ему, что я разобрался с одним делом, которое должно было чуть больше беспокоить тебя, – огрызается Люк.
У Дэнни не остается времени ответить, хотя я даже не представляю, что он мог бы сказать. Никогда не чувствовала, что Дэнни недостаточно переживает за меня, но сейчас я в этом сомневаюсь.
Люка и двоих парней, которых он избил, сажают на заднее сиденье патрульной ма- шины.
– Это полный капец, – говорит Дэнни, когда мы едем за ними в джипе. – Не знаю, о чем он думал. Мы можем потерять стипендию из-за такого. Ты же понимаешь это, так ведь? Если бы я ввязался, то мог бы потерять стипендию. Он наверняка потеряет. И нельзя отвечать грубостью на грубость.
Он проводит пальцами по моим в ожидании ответа.
– Да, – отвечаю я без особой уверенности. – Я понимаю.
Но прежняя Джулиет, плохая Джулиет, широко улыбается, чувствуя, что на свете есть справедливость.
Когда мы добираемся до полицейского участка, Люка уже увели, чтобы сфотографировать и снять отпечатки пальцев. Интересно, понадобится ли ему адвокат. Если так, то ему крышка. Ни у кого из нас нет таких денег.
Дэнни уводят для дачи показаний, а через несколько минут появляется полицейский и смотрит на меня как на виновную, будто я все это начала.
– Иди за мной, – командует он.
Я следую за ним к столу, где рассказываю о парне, который стащил меня с велосипеда, слегка приукрасив историю на случай, если она оставит недостаточно жуткое впечатление. Не знаю, почему чувствую, что мне необходимо солгать. Может, из-за того, что так много раз правды было недостаточно.
– Почему ты не заявила в полицию после происшествия? – спрашивает он.
– Чего бы я добилась? – парирую я.
Если бы я заявила в полицию, они бы отыскали способ сделать меня виноватой. Поведали бы какую-нибудь бессмысленную чушь про то, как нельзя ездить по прибрежной дороге; про то, что нужно быть осторожнее, что мне следовало надевать шлем. Вот поэтому я и не заявила, и теперь они используют это, чтобы сделать меня виноватой.