свою жизнь.
Я целую его.
– Джулиет, – возражает он, но я чувствую его возбуждение, и сердце начинает биться чаще.
Я прижимаюсь к нему и подавляю стон. Стены в доме Алленов чересчур тонкие, а комнаты расположены рядом друг с другом. Даже глубокой ночью я слишком напугана, чтобы трогать себя.
– Тебе, пожалуй, стоит слезть с моих колен, – говорит Дэнни. Несмотря на тусклый свет, я вижу, что он краснеет и не в силах встретиться со мной взглядом.
Я обхватываю его лицо ладонями.
– По-моему, это совершенно нормальная реакция, когда у тебя на коленях любимая девушка.
Я снова его целую, и он отвечает, наконец-то сдаваясь. Я опять прижимаюсь к нему и позволяю себе забыть, что кто-то может нас увидеть.
Он внезапно ахает и хватает меня за бедра.
– Прекрати! – кричит он и сталкивает меня с колен.
Я больно ударяюсь спиной о землю и ошеломленно гляжу на него. Не могу поверить, что он оттолкнул меня. Хочется верить, что он не нарочно, но… он накричал на меня. Так что нет, это точно было специально.
Я осторожно сажусь, морщась от боли в спине, в то время как вечеринка, не ослабевая, продолжает гудеть вокруг.
– Не понимаю, что это сейчас было, – шепчу я.
У него опускаются плечи, и он избегает моего взгляда.
– Я… кончил.
– От этого?
– Да, – говорит он более резким голосом, чем обычно. – Ты ерзала по мне туда-сюда, потом этот поцелуй и… Чем, по-твоему, это должно было закончиться? Я же сказал тебе слезть с моих колен.
Не могу припомнить, когда он раньше злился на меня. Но его злость становится отличным топливом для моей.
– Что такого страшного произошло, Дэнни? Ты думаешь, что не попадешь в рай, если случайно кончил?
Он встает. Это было не случайно. Мы совершили ошибку – и вот результат.
Он стремительно направляется к дому, а я остаюсь сидеть на заднице в темном углу заднего двора, чувствуя, как вина усиливается с каждой секундой.
Я взяла то, что он не хотел отдавать. Разве я отличаюсь от Джастина, зажимавшего меня по углам, словно все возражения – лишь игра в недотрогу?
Слезы безостановочно текут по лицу. Не знаю, почему мне все время хочется поступить плохо, почему я не могу просто быть счастливой, жить предсказуемой безопасной жизнью рядом со своим замечательным парнем.
Мне стыдно за себя, но в то же время я не могу перестать злиться. Почему все люди выпивают, спокойно касаются друг друга и занимаются чем хотят? Почему только я должна выбирать между добром и злом, когда все на свете получают понемногу и того и другого?
Я слишком расстроена, чтобы оставаться здесь или идти искать Дэнни, да и он вряд ли этого хочет. Мне просто хочется оказаться в безопасности своей комнаты, в своей тихой гавани, где я могу отдохнуть и подумать, как все исправить.
Я пробираюсь сквозь темноту к задним воротам. До отеля отсюда меньше пяти миль. Уж если я могу провести десять часов на ногах в закусочной, то и пять миль в шлепанцах пройти смогу.
Постепенно район становится неспокойным. Я одна на улице. Уязвимая. Легкая добыча. Прохожу мимо группы мужчин на затемненной главной дороге, и на их лицах загорается тот самый гадкий интерес, о котором я знаю больше, чем следовало бы. Мне становится страшно, и я бросаюсь бежать, не зная, что еще делать. Я не могу вернуться обратно на вечеринку с зареванным лицом и умолять кого-то помочь мне отыскать Дэнни.
Шлепанцы мешают, я снимаю их и беру в руки, не обращая внимания на гравий, впивающийся в стопы. Больно, но мне и без того было больно, а страх споткнуться и упасть в данный момент преобладает над другими эмоциями.
Температура падает, а от выступающего на коже пота становится еще холоднее. Зубы стучат. Я замечаю свет фар приближающейся сзади машины и понимаю, что она замедляется, а не собирается проехать мимо.
Вспоминаю о случившемся прошлым летом и бегу быстрее. Поворачиваю на тихую улицу, затем в переулок, в полной мере осознавая, какой ужасной идеей было сбежать одной.
Мне не следовало убегать от Дэнни. Я должна была прислушаться к его словам и не настаивать на близости. Но почему-то мне кажется, будто что-то внутри умрет, если я продолжу так жить, продолжу довольствоваться малым. Он желает мне самого лучшего и обычно оказывается прав. Возможно, это что-то внутри должно умереть, но сама мысль об этом вызывает у меня желание лечь на асфальт и сдаться. Без этого обнадеживающего трепета в сердце – без желания того, что я не могу ни представить, ни назвать, – я не смогу жить дальше.
«Ты не для этого создана, Джулиет». Разве не это сказал Люк? Но какой у меня есть выбор? Я не могу причинить боль Дэнни.
Позади раздаются шаги, а потом чьи-то руки хватают меня за плечи – крепко, как тиски.
– Джулиет, – рычит Люк.
Я задыхаюсь, когда он разворачивает меня к себе, его глаза широко распахнуты, он смотрит с недоверием.
– О чем ты только думала? – шипит он. – Здесь по ночам небезопасно. Господи. Тебя могли изнасиловать.
У меня опускаются плечи. Сегодня вечером я попыталась изменить свою жизнь. Я позволила Дэнни увидеть, кто я на самом деле, а потом сбежала – и все было впустую. Я выгляжу как дура, и сейчас меня возвращают ему как побитую собаку с низко опущенной головой.
– Пойдем.
Он кладет руку мне на талию, ведет по улице к незнакомой машине и открывает дверцу. Подчиняясь, я забираюсь внутрь.
Он стягивает с себя толстовку и бросает мне на колени.
– Надень. Ты вся дрожишь.
Я делаю, как он говорит, гадая, насколько должна быть паршивой ситуация, раз Дэнни отправляет за мной кого-то другого.
– Почему ты здесь?
Он заводит машину.
– Дэнни собирался поехать за тобой, но я его убедил, что лучше съезжу сам, чтобы ты не чувствовала, словно тебя поймали.
Я смотрю в окно.
– Не уверена, что понимаю разницу.
Он везет меня обратно к Дэнни, словно я сбежала из тюрьмы. Да я бы все равно сама вернулась.
– Я здесь не для того, чтобы притащить тебя обратно к нему, Джулиет. Я просто хочу убедиться, что ты нормально доберешься до отеля.
– С какой стати ты вообще беспокоишься?
Он секунду молчит.
– Все, что имеет значение для Дэнни, имеет значение и для меня, – наконец говорит он.
Не знаю, почему его ответ причиняет боль. Неужели я на мгновение допустила мысль, что у него могла быть другая причина? Ненавижу ту часть себя, которая хочет, чтобы она была.
Мы останавливаемся перед отелем, и я начинаю снимать толстовку, но он останавливает меня.
– Оставь ее. Я прослежу, чтобы ты благополучно зашла внутрь, но я должен поскорее вернуть машину девушке.
Я пытаюсь рассмеяться, но вместо этого издаю лишь сдавленный звук.
– Боже. Никогда не видела, чтобы кто-то так сильно хотел избавиться от другого человека.
Глаза наполняются слезами, когда я тянусь к двери.
Он морщится.
– Я не пытаюсь избавиться от тебя.
Я поворачиваюсь к нему.
– Конечно же, хочешь. Это даже не удивительно. – Слезы сдавливают горло, но мне уже все равно. – Почему ты так сильно меня ненавидишь, Люк? Что я тебе сделала?
Он крепко сжимает челюсть, затем плотно закрывает глаза, а когда открывает их, смотрит на меня так, как никогда раньше, словно я хрупкая, как стекло, и представляю какую-то огромную ценность. Он наконец-то показывает мне то, что месяцами так хорошо скрывал.
Он сглатывает.
– Я не ненавижу тебя.
Я понимаю, что это чистая правда.
Он меня не ненавидит. Он никогда не испытывал ко мне ненависти. А я никогда не испытывала ненависти к нему.
Я хватаю дверную ручку, чуть не выломав ее в спешке, и выбираюсь из машины.
– Спасибо тебе… спасибо… я… э-э… я правда благодарна за то, что ты приехал за мной.
Вроде бы он произносит мое имя, но дверь уже захлопывается, и это, наверное, к лучшему. Я боюсь, что он скажет что-то лишнее.
Я захожу в номер, принимаю душ и стараюсь смыть все произошедшее. Инцидент с Дэнни, но важнее всего – то, что я узнала сегодня: о Люке и о себе. Я выхожу из душа и переодеваюсь в пижаму. Вскоре приходит сообщение от Дэнни – он ждет за дверью моего номера и готов простоять там всю ночь, если потребуется.
Я открываю дверь, и он прижимает меня к груди. Теперь легко броситься к нему в объятия и просить прощения снова и снова. Потому что я та, кто думает о глупостях, кто хочет глупостей, и я никогда на свете не смогу быть достойной Дэнни.
– Мне так жаль. Мне очень, очень жаль.
– Нет, – говорит он. – Мне жаль.
Я непонимающе хлопаю глазами.
– Что? С чего тебе извиняться?
– Люк наорал на меня, когда ты ушла, – признается он. – Он даже не знал, что произошло, но сказал, что я придурок, раз вернулся без тебя, и что я отношусь к тебе как к младшей сестре. Я не так отношусь, ты же знаешь это, верно? Я просто изо всех сил стараюсь не поддаваться соблазну натворить глупостей.
Я киваю. Я правда знаю. Он желает мне только лучшего и хочет, чтобы мы делали то, что он считает правильным. Просто так вышло, что я с ним не согласна. Я бы хотела быть довольной жизнью, как Донна, обладать такой же внутренней добротой… Но я не считаю, что слепое принятие принципов пастора – единственный способ этого достичь.
– Ты для меня все, – шепчет он. – Больше, чем родители, больше целого города. Ради тебя я мог бы от всего отказаться.
Я вспоминаю, как Люк сказал, что однажды Дэнни меня потеряет и что чем дольше длятся наши отношения, тем сильнее он слетит с катушек, когда это произойдет.
Когда мне было пятнадцать, я приняла решение… быть с Дэнни, стать частью его семьи. Тогда казалось, что я ухватилась за спасательный плот. Сейчас кажется, будто я, наоборот, все это время медленно иду ко дну… и тащу Дэнни за собой.
Глава 13Сейчас
Люк прибивает гипсокартон без моей помощи, что, вероятно, к лучшему, а мне поручено его загрунтовать. Мы не работаем вместе, как того хочет Донна, но я не знаю, с какой стати она думает, что это вообще может иметь для нас хоть какое-то значение.