Пастору, кажется, такое поведать легко. Он человек постарше, со слабоватым здоровьем. Не пьет и не курит, и я сомневаюсь, что у него есть какие-то другие пороки. Однако мне очень хотелось бы посмотреть, что бы он сделал, если бы Донна последовала его наставлениям и не стала бы предлагать десерт каждый вечер.
– Мне понравилось то, что сказал отец сегодня вечером, – говорит Дэнни позднее, когда мы гуляем по району, держась за руки и наслаждаясь последними моментами наедине перед его отъездом. Я готовлюсь к очередной мини-лекции на тему того, как нам нужно себя вести, – их было несколько за все время, пока он дома, – и у меня такое чувство, что я физически ощущаю этот клин между нами.
Виноват ли Дэнни в том, что хочет все сделать по-своему? Виновата ли я в том, что многое постоянно держу в себе? Даже Люк знает обо мне больше, чем Дэнни.
– Мне нужно кое-что тебе рассказать, – шепчу я.
Он сжимает мою ладонь, подбадривая продолжать.
– Этим летом я говорила тебе, что мне нужно подготовиться к школе, но вместо этого иногда… играла на гитаре.
Он хмурится.
– Зачем ты лгала?
– Я думала, если скажу правду, то ты попытаешься уговорить меня пойти с вами. Казалось, что мне не принадлежало ни одной минуты за весь день.
Он плотно сжимает губы и стискивает челюсть. Думаю, мои доводы не оправдывают ложь. Или, может быть, ему просто не нравится скрытая критика – что мои дни были слишком насыщенными, что он подталкивал меня к тому, что я делать не хочу.
Он медленно и неохотно кивает.
– Спасибо, что рассказала мне об этом. Но с этого момента и далее я хочу знать только правду, ладно?
У меня перехватывает дыхание. Я не собиралась все ему рассказывать, но, может быть, в этом все дело – я переживаю, что ему не понравится, кто я есть на самом деле, если он все узнает.
Я медленно выдыхаю.
– То, что случилось этой осенью…
– Я знаю, тяжело наблюдать, как все остальные получают то, чего бы ты хотел сам. Мне тоже тяжело. Но именно это сделает его таким особенным, когда…
– Дэнни, – перебиваю я, потому что не могу слышать больше ни слова, – я не девственница.
Мы уже почти у дома. Он резко останавливается, уставившись на меня, на его лице явно читается выражение шока.
– Что? – спрашивает он с нервным смешком.
Он хочет, чтобы это оказалось шуткой. Он допускает, что это шутка. От этого я чувствую себя еще хуже.
– Ты никогда не спрашивал меня, поэтому нельзя сказать, что я об этом лгала, – шепчу я. – Ты просто так предположил, а я позволила тебе сделать это, потому что боялась твоего осуждения.
Даже в тусклом свете я не могу не заметить, как его состояние шока быстро сменяется отвращением.
– С кем? – спрашивает он. – Я думал, что я твой первый парень.
Я вздрагиваю.
– Ты был. И есть. Это не имеет значения.
– Не понимаю. Тебе было пятнадцать, когда мы встретились. Когда ты умудрилась?
Вероятно, мне бы удалось убрать большую часть осуждения из его голоса, если бы я рассказала ему правду, но это только ухудшит ситуацию.
– Все сложно.
В его глазах вспыхивает гнев.
– Ты должна была мне сказать. Это был подарок, который я берег для тебя, и я думал, что ты тоже бережешь его для меня.
– Дэнни, не я здесь исключение. А ты. Я ничего не имею против того, что у нас нет близости, если это так ценно для тебя, и да, я должна была все рассказать тебе. Но с твоей стороны невероятно глупо вести себя так, будто я намеренно лишаю тебя чего-то.
Он в отчаянии хлопает себя по лицу.
– О’кей, прости, что я не справляюсь с ситуацией идеально, Джулиет. Я всего лишь узнал, что ты лгала мне все время, пока мы вместе, и да, я в бешенстве. Такое чувство, словно ты украла что-то, что предназначалось мне.
Пошло все к черту. Он в бешенстве? Пошло все к черту.
– Неужели? Что ж, у меня это тоже украли, Дэнни. Я тоже от этого не в восторге.
Он бледнеет.
– Тебя изнасиловали?
Я закрываю глаза. Я не знаю. Я не знаю, можно ли это назвать изнасилованием. Это было не так, как показывают в фильмах. Меня не хватал парень в маске и не утаскивал в лес. Я не знаю, как это называется.
– Иногда ты соглашаешься на что-то, поскольку уверен, что сопротивляться бесполезно. Я была младше него и знала, что он не остановится, поэтому я просто… – Я пожимаю плечами. Я сдалась. Больше к этому нечего добавить. Я бы хотела сейчас заявить, что собиралась бороться, но я точно не стала бы. Чем это заканчивается, я неоднократно видела.
Спустя мгновение он тянется к моей руке.
– Значит, это было всего один раз?
– Нет, – отвечаю я, скрипя зубами. Дэнни все еще думает, что именно он заслуживает утешения и жалости. Ему хочется верить, что со мной обошлись максимально бережно.
– Больше одного раза не звучит для меня как изнасилование, – говорит он, вновь отпуская мою руку.
Я стискиваю зубы.
– Я никогда этого и не говорила.
– Получается, не так уж сильно ты этого не хотела, раз это повторялось. Ты хотя бы пыталась держаться подальше от этого парня?
У меня опускаются плечи. Все было бы намного проще, если бы я сама верила в свою невиновность; если бы защищая себя, я не чувствовала, будто лгу. Если ты снова и снова отказывала кому-то, но изредка откликалась на то, что он делал, можешь ли ты утверждать, что в этом не было твоей вины? Я не знаю.
– Ты ничего об этом не знаешь, – шеп- чу я.
– Тогда скажи мне, кто это был?! – кричит он. – Скажи мне, почему ты не могла избегать этого парня?
Такое чувство, что это конец всему. Это мой самый большой секрет; то, что я ненавижу в себе больше всего. Я не уверена, что могу доверить это Дэнни. Но я вряд ли вообще могу кому-то это доверить.
– Потому что это был Джастин.
Дэнни замирает.
– Твой сводный брат?
У него отвисает челюсть, голос срывается от отвращения. Именно из-за этой реакции я решила никогда никому об этом не рассказывать после первой неудачной попытки. Когда твоя собственная мать, человек, который знает тебя дольше, чем кто-либо другой, подозревает, что ты обманщица и сама виновата в своих бедах, тогда ты точно знаешь, что лучше не продолжать искать у кого-то сочувствия.
Я киваю, а он пристально на меня смотрит.
– Разве ему… разве ему не около тридцати? Это ведь незаконно.
Я чувствую, как внутри зарождается жалкий смех: как и заставлять кого-то заниматься с тобой сексом после отказа, Дэнни.
– Почему ты никому не сказала об этом? – настаивает он. – Почему не сказала маме, или психологу, или еще кому-то?
Глаза щиплет от слез. Я знала, что этот вопрос обязательно возникнет.
– Я сказала маме, а она обвинила меня в том, что я все это выдумала. А больше я никому не рассказывала – боялась, что меня во всем обвинят, прямо как ты сейчас.
Я ожидаю, что он будет отрицать, но этого не происходит.
– Это происходило, когда… – Он замолкает, и его передергивает. – Это происходило, когда мы встречались?
Его интересует, изменяла ли я ему. Могла ли я сделать еще что-то, чтобы попытаться остановить это? Может быть. Я не могу утверждать, что исчерпала тогда все возможности… Я ожидала худшего от любого и до сих пор ожидаю. Но всегда будет существовать возможность того, что я могла это прекратить, если бы просто поступила по-другому. Вот только я никогда не буду знать наверняка.
– Я не хотела этого, – шепчу я. – Он пытался вытащить меня из дома, а я изо всех сил упиралась, и в итоге он вывихнул мне плечо. Я сделала все, что могла.
Мне приходится сглотнуть, чтобы голос не дрогнул. Я не хочу молить его о сочувствии и прощении, раз он их до сих пор не почувствовал.
Он долго и пристально на меня смотрит. Открывает рот, чтобы что-то сказать, но потом снова закрывает. Качает головой и заходит в дом один. Когда я следую за ним, он уже закрылся в своей комнате.
Я смотрю на закрытую дверь, чувствуя опустошение от шока – от того, что рассказала ему, и от того, что все прошло так ужасно. Я думала, что он, возможно, единственный человек, который сможет увидеть, что скрывается за всей этой уродливой ситуацией. Единственный человек, который прижмет меня к себе и скажет: «О, Джулиет, мне так жаль, что это случилось».
Если даже Дэнни не может мне этого простить, то кто, черт возьми, сможет?
На следующее утро Дэнни уезжает в колледж, сказав мне, что обязательно позвонит. «Я знаю, нам нужно поговорить. Но я пока не готов».
Но он не звонит. Три дня от него нет ни слова, и даже Донна начинает беспокоиться.
Это одновременно разбивает мне сердце и вызывает жуткую злость. Он забрал то, что я больше всего в себе ненавижу, и заставил меня чувствовать, будто все еще хуже, чем я думала. Вся доброта, которую он тщательно в себе взращивал, исчезла, как только подверглась испытанию. А что будет со мной, если он разорвет наши отношения? Если Аллены меня выгонят, куда я пойду? Я не смогу снять жилье до своего совершеннолетия в апреле, да и заработанного в закусочной вряд ли хватит, чтобы прожить до конца учебного года. Для Дэнни это всего лишь конец отношений. Для меня же это станет концом всего.
Через четыре дня после его отъезда я замечаю у закусочной джип, похожий на машину Люка. Это не может быть он, но мой взгляд все равно устремляется в сторону автомобиля, когда он отъезжает. Я знаю, что приняла желаемое за действительное. Просто я хочу, чтобы кто-нибудь обнял меня прямо сейчас. Чтобы мне сказали, что все наладится, что я не виновата. Но этим человеком в любом случае не может быть Люк.
В тот вечер наконец-то звонит Дэнни.
– Мне жаль, – говорит он. – Мне правда очень жаль.
Я испытываю такое облегчение, что начинаю плакать, но в то же время в груди нарастает гнев. Он держал меня несколько дней в неведении, все ли между нами кончено или нет; он заставил меня поверить, что я ему противна.
– Я знаю, что был не прав, – продолжает он. – Мне просто нужно было осмыслить это, вот и все. Вчера вече