ром я сильно напился, и Люк сказал…
У меня отвисает челюсть. Из всех возможных вариантов развития событий мне никогда не приходило в голову, что он поделится с кем-то другим моим самым ужасным секретом. Особенно с Люком.
– Ты рассказал Люку?
– Я не собирался, милая. Просто… я выпил, и, ты знаешь, я никогда не пью, и в итоге все это вылилось наружу.
Я крепко зажмуриваюсь. То, что об этом узнал Дэнни, – ужасно, но то, что об этом узнал Люк, – настоящая катастрофа.
– Ты не должен был ему рассказывать, – шепчу я.
– Поверь мне, я знаю. Я получил за это фингал под глазом.
– Что?
– Он заехал мне, а потом наорал кучу всего. Я был очень зол, но, когда он уехал, понял, что он прав, – тебе было пятнадцать или меньше, и, вероятно, тебе больше некуда было пойти. Я не справился. Мне так жаль.
– Ты оставил меня в подвешенном состоянии на целую неделю, Дэнни, – шепчу я. – Я даже не знала, встречаемся мы или уже нет.
– Конечно, встречаемся. Я просто слишком много внимания направил на… – Он замолкает, и у меня перехватывает дыхание.
– Направил слишком много внимания на что?
Он вздыхает.
– На осознание того, что тебе… этого охота. Секса. Как тогда, осенью.
Сердце сжимается. Он думал, что я шлюха и сама во всем виновата.
– Ух ты, Дэнни.
– Я знаю, мне жаль. Послушай, я просто к такому не привык. Меня всегда учили довольствоваться малым, поэтому я удивлялся, что тебе всегда хочется большего. Но когда ты рассказала, что с тобой произошло, я просто представил… не знаю. Представил тебя с ним. – У него срывается голос. – Пожалуйста, прости меня. Пожалуйста.
Какая-то упрямая часть меня не хочет этого делать. Но как я могу винить Дэнни за мысли, которые мне самой не дают покоя?
– Люк ведь никому не скажет, правда? Он ведь не станет заявлять об этом?
– Думаю, не станет. Именно он предположил, что ты не стала тогда заявлять из-за страха, что мы всё узнаем.
Слава богу. Я мысленно вижу всеобщий шок, который охватил бы церковь, если бы прихожане узнали, что я спала со своим сводным братом, который гораздо старше меня. Многие из них, скорее даже большинство, тихо бы винили в этом меня.
– Ладно. Просто… убедись, что он никому больше об этом не расскажет. Пожалуйста. Даже если он не заявит, это может сделать кто-то другой.
Он тяжело вздыхает.
– Я не видел его после драки, но да, я скажу ему, когда он вернется.
Я замираю.
– Его не было со вчерашнего дня? Это нормально?
– Нет, – отвечает он, – но он правда был в бешенстве.
Я думаю, не сказать ли Дэнни о том, что мне показалось ранее. Но таких джипов, как у Люка, полно, и это даже звучать будет дико – что Люк проехал восемь часов на север ради меня.
Но если вспомнить его реакцию на случай с велосипедом прошлым летом… Может, не так уж дико это звучит.
Перед рассветом меня будит стук во входную дверь. Когда я спускаюсь, пастор и Донна уже разговаривают с двумя полицейскими.
Пастор поворачивается ко мне, глаза у него темные и недовольные.
– Твой сводный брат в больнице. – Он скрещивает руки на груди. – Он думает, что за этим стоят Дэнни и Люк.
Я хмурюсь.
– Это невозможно.
– Мы так и сказали, – говорит он. – Они в восьми часах езды отсюда. Но кто-то, подходящий под описание Люка, был на том месте, а его джип видели до этого в городе.
Я с трудом сглатываю. Боже, Люк, что ты наделал?
Ответ очевиден. Он защищал меня.
Более того – он мне поверил. Он не стал обвинять меня в произошедшем. Ему не потребовалось уточнять, какую я сыграла в этом роль и почему не приложила больше усилий, чтобы спастись.
Он просто направился прямиком к виновному, Джастину, и заставил его заплатить за все, что он сделал.
– Я говорила с ними обоими вчера вечером, – бесстрашно отвечаю я. – Они оба были в квартире.
– Вы в этом уверены? – спрашивает один из полицейских.
Донна долго на меня смотрит.
– Я первая ответила на звонок, – добавляет она. – Они действительно оба были в квартире.
Она солгала – ради меня, ради Люка или ради нас обоих. Она солгала.
Я извиняюсь и говорю, что мне нужно собираться в школу. Когда полицейские уходят, я убегаю, не сказав никому ни слова, и звоню Люку, как только выхожу за дверь. Я никогда до этого ему не звонила, а его номер взяла из общей беседы с Дэнни. Сердце тяжело бьется, пока я жду ответа.
Он отвечает на пятом гудке, голос хмельной и хриплый.
– Джулиет?
– Полиция приходила в дом пастора несколько минут назад, они искали вас. Я сказала им, что разговаривала с вами обоими вчера вечером. Если они появятся в вашей квартире, ты должен сказать им, что был дома. Я попрошу Дэнни подтвердить эту историю.
Секунду он молчит.
– Я отвечаю за то, что сделал, и сделал бы это снова. Я не собираюсь врать.
Я в отчаянии зажмуриваю глаза. Снова та же самая фигня, что и на пляже… Люк защищает меня, как умеет, но отказывается защищаться сам.
– Люк, пожалуйста. Ты хочешь позволить растлителю малолетних стать жертвой, в то время как сам отправишься в тюрьму за нападение при отягчающих обстоятельствах?
– Я не собираюсь ускользать, будто сделал что-то неправильное.
– Если ты не хочешь делать это для себя, сделай это для меня и Донны. Мы обе солгали про тебя полицейским. И если вся эта история всплывет наружу, все жители Родоса узнают о случившемся. Ты представляешь, каково мне придется – сидеть перед всеми в церкви каждое воскресенье и слушать, как пастор говорит о девушке, которая подверглась домогательствам? Боже, он уже рассказал половину истории. Все слышали о моем вывихнутом плече и о том, что я боялась возвращаться домой.
Он вздыхает.
– Джулс, это в любом случае не имеет значения. Я уверен, что где-нибудь по дороге меня поймала камера. Я вчера еще и на занятиях не был.
– Просто попробуй, – умоляю я. – Пожалуйста.
Спустя мгновение он снова вздыхает.
– Сделаю все, что в моих силах. И мне жаль. Я не хотел превращать это в нечто такое, что потом тебе аукнется.
– Люк… – начинаю я, и мой голос срывается. – Не извиняйся. Я счастлива от того, что ты сделал. Я чертовски счастлива.
Я прерываю разговор, прежде чем разреветься, потому что мне нужно держать себя в руках для следующей части плана, и я неистово молюсь, чтобы все прошло гладко.
Чтобы добраться до больницы, нужно ехать с тремя пересадками на автобусе и еще немного на велосипеде. На стойке регистрации я спрашиваю Джастина Мида, слегка запнувшись, прежде чем сказать, что я его сестра. Мне сообщают, что ему делают диагностику, но меня позовут, когда его переведут в палату. Я жду два часа, прежде чем мне разрешают его навестить. У меня будут проблемы из-за того, что я так сильно опоздаю в школу, но сейчас меня это не волнует.
Джастин один – слава богу – и спит. Вся голова у него забинтована. Я бы даже не узнала его, если бы не увидела имя на больничном браслете. Полицейские сказали, что, помимо всего прочего, Люк сломал ему глазницу.
– Джастин, проснись, – говорю я, толкая его в плечо.
Он стонет. Уцелевший заплывший глаз поворачивается в мою сторону.
– Это ты сделала, гребаная тварь.
– Жаль, что не я это сделала, – рычу я. И я действительно так считаю. Я столько времени провела с чувством вины и на самом деле до сих пор ее чувствую, но реакция Люка говорит мне… что, может быть, в этом не было моей вины. – Кстати, тебе известно, какое наказание грозит за изнасилование, если жертве не исполнилось шестнадцать лет? Четыре года. Но это только за один эпизод изнасилования. Интересно, сколько эпизодов они насчитают тебе?
– Лживая стерва. Это не было изнасилованием, ты ничего не сможешь доказать.
– В самом деле? А как тогда называется ситуация, когда совсем маленькая девочка говорит нет, а ты все равно это делаешь? Как бы ты назвал ситуацию, когда она говорит нет, а ты выворачиваешь ей плечо в попытке принудить? У меня, кстати, есть свидетели. Я рассказала Хейли, когда все произошло, и Алленам тоже.
Последнее – ложь, но он об этом не узнает.
– Хейли еще большая шлюха, чем ты. – Он пытается засмеяться, но закашливается. – Ей тоже никто не поверит.
Я пожимаю плечами.
– Может, и нет. – Я поднимаю телефон. – Но держу пари, они поверят вот этому.
Он мрачно смотрит, но перестает болтать. Он знает, что с таким доказательством ему крышка.
– Чего ты хочешь? – наконец спрашивает он.
Я киваю на его смартфон, лежащий на тумбочке.
– Звони полицейским. Скажи им, что ты облажался. Скажи им, что у тебя случилось помутнение рассудка. Скажи им, что это никак не могли быть Дэнни с соседом по комнате, потому что они находятся в восьми часах езды к югу отсюда. Скажи им, что ты задолжал каким-то парням, и это, скорее всего, были они.
Он отмахивается.
– Я позвоню позже.
– Ты действительно думаешь, что я поверю тебе после всего? Звони им сейчас.
Я не ухожу из его палаты, пока не слышу, как он полностью отказывается от своих показаний, а затем спешно покидаю больницу, надеясь, что, если успею в школу к полудню, они не расскажут пастору. Я в трехстах метрах от велосипеда, когда замечаю мать с молодой женщиной лет под тридцать – наверное, девушкой Джастина.
Я – ее единственный оставшийся ребенок и не видела ее целый год, но уверена, что разговор пройдет плохо. Я была для нее бельмом на глазу с самого детства – обузой, от которой сбежал ее первый муж, а затем подростком, на которого часто засматривался второй. «Скатертью дорога» – единственные слова, которые она сказала, когда я объявила, что съезжаю.
Я оглядываюсь по сторонам, надеясь убежать, но ее взгляд задерживается на мне, и она ускоряет шаг.
Ну вот, начинается.
– Что ты здесь делаешь? – требовательно спрашивает она. – Ты уже убила моего сына, и теперь у тебя хватает наглости заявляться сюда после того, как ты чуть не убила моего приемного сына?