– Ты мне не веришь, – печально говорит Донна. Она выходит из кухни, а мы с Люком обмениваемся взглядами.
Я беспокоюсь, что обидела ее. Я беспокоюсь, что наш с Люком секс нарушил равновесие, и нам – в очередной раз – суждено разрушить остатки Алленов до основания.
Но она возвращается с другим снимком.
– Дэнни сфотографировал тебя в тот вечер, когда вы познакомились. – На ее лице мелькает улыбка, но голос срывается. Она никогда не перестанет грустить о нем. Она уйдет с этой грустью. И это полностью моя вина.
На этой фотографии я на сцене во время фестиваля округа, где он впервые меня увидел. Я стою с двумя девочками после выступления, на котором мы без аккомпанемента исполнили одну из песен Тейлор Свифт. Я самая маленькая из нас троих, улыбаюсь, как маленький ребенок, щечки – румяные, глаза широко распахнутые. При всем гребаном желании меня точно нельзя было назвать взрослой.
Джастин винил меня в том, что произошло. Он сказал, что это я его соблазнила; что, если бы я не хотела этого, я бы не разгуливала по дому в пижаме; не выходила бы из душа, завернутая в полотенце. Не одевалась бы развратно на вечеринки и не делала бы яркий макияж. И не важно, что я говорила вслух, он меня убедил. Какая-то часть меня все это время думала, что я, должно быть, была такой грубой и распущенной, какими не были другие девочки моего возраста.
Но на самом деле я была маленькой. И наивной. Мне не к кому было обратиться за советом. Последние десять лет я винила эту маленькую девочку с фотографии за то, что иногда реагировала на действия Джастина; за то, что не выдвигала против него обвинений из-за страха оказаться совершенно беззащитной в полиции. Винила за то, что не рассказала большему количеству людей, – а ведь те, кому я рассказала, обвинили меня во лжи. Даже после того, как Джастин отправился в тюрьму за непредумышленное убийство, после десятков арестов, я винила себя.
А ведь в действительности я не была виновной. Я понимаю это сейчас. Но простить себя за прошлое – скользкая дорожка. Потому что, если я прощу себя за это, станет легче простить себя за все остальное. В итоге однажды я посмотрю на фотографию, где мне двадцать, и подумаю, что я была всего лишь ребенком. Возможно, я бы подумала, что в той неразберихе, которую я устроила с Дэнни и Люком, тоже нет моей вины и что все так плохо получилось исключительно из-за мой молодости и наивности.
И это приведет к тому, что я не буду видеть ничего страшного в том, чтобы признаться во всем, что произошло на самом деле. Я бросаю взгляд на Люка – он пристально смотрит на мою фотографию, челюсть плотно сжата.
Ради него я должна цепляться за свою вину. Это единственный способ убедиться, что он будет в безопасности.
Глава 22Тогда
ИЮЛЬ 2014
Вечером накануне отъезда Люка и Дэнни в тренировочный лагерь мы едем на пляж отметить победу Люка. Ранее в тот день он занял первое место в соревнованиях по шортборду на Стимер-Лейн, тем самым сумев наконец привлечь заслуженное внимание потенциальных спонсоров. Когда мы приезжаем, Люк как раз выходит из воды – на нем только стянутый и спущенный до талии гидрокостюм. Его тело – это симфония, каждый мускул – отдельный инструмент, все они собраны воедино, чтобы создать нечто прекрасное, что едва представляется реальным. Когда он садится, я вынуждена отвести взгляд.
– Кто-то должен вызвать полицию, – в очередной раз говорит Грейди. – Это отвратительно.
Он снова придирается к ребятам, зависающим на пляже неподалеку и не сующим нос не в свои дела. Никогда не видела, чтобы они занимались чем-то еще, кроме как глазеть на серферов и слушать музыку, но Грейди утверждает, что у них там наверняка все нечисто. Было бы здорово, если бы Либби попросила его остановиться, но она ничего не говорит.
Ребята передают по кругу сигарету. Дэнни отказывается, и я тоже, а с другой стороны костра Люк подносит бутылку пива к губам и внимательно смотрит на меня. «Заложница, – говорит этот взгляд. – Спроси себя, действительно ли это то, чего ты хочешь».
Я уже знаю ответ на этот вопрос. Это не то, чего я хочу, больше нет. Сейчас у меня нет денег, чтобы уехать. Впрочем, куда более серьезная проблема заключается в том, что я не могу всерьез представить другое развитие событий, кроме как быть с Дэнни. Мы вместе уже почти три года, шестую часть моей жизни, и это мои единственные отношения. Мне никогда не приходило в голову, что я могу быть не с ним.
Положить конец этим отношениям кажется такой… неблагодарностью после всего, что Аллены для меня сделали. Спасибо вам, что приютили на время учебы в старших классах. Я больше в вас не нуждаюсь и собираюсь жить дальше своей жизнью. Но действительно ли я отдаю долг, сохраняя то, что не идет на пользу никому из нас? Или я верну его, когда они возненавидят меня за то, что я уйду?
Хорошо это или плохо, но Аллены – моя семья. Единственная семья, которая у меня есть. Если я уеду, у меня не будет никого, с кем я смогу проводить праздники. Никого, кто будет беспокоиться, если я поздно вернусь домой. Никого на всем белом свете, кто позаботится обо мне.
«Люк позаботится», – говорит внутренний голос. Но я отбрасываю эту мысль. Люк под запретом. Я не могу так поступить с Дэнни, да и Люк никогда не приедет искать меня в Лос-Анджелесе.
Дэнни рассказывает всем, кто готов слушать, что в этом году он точно станет квотербеком, и описывает свои тренировки в утомительных подробностях. Либби пытается поговорить со мной о группе для подростков, которую она хотела бы организовать в церкви, предлагая заняться этим в предстоящем году, так как я остаюсь дома.
Я прижимаю пальцы к вискам. Не хочу сегодня быть здесь. Не знаю, как я вообще выживу, оставшись в Родосе без Люка. Я бы с удовольствием сказала Донне, что мне не нужна эта стажировка, но она волнуется из-за предстоящей операции пастора по устранению закупорки артерии, так что сейчас неподходящее время.
Но настанет ли оно когда-нибудь вообще?
Грейди продолжает свою тираду.
– Я уверен, что это незаконно, – говорит он. – Я имею в виду непристойное поведение на публике. Кто-нибудь вообще знает, чем они там занимаются?
– Братан, – стонет Калеб. – Может, хватит уже?
Райан пожимает плечами.
– Кстати говоря, это же твой последний вечер здесь, Дэнни. Хочешь, мы отвернемся, чтобы вы с Джулиет могли побыть наедине?
Все смеются – Дэнни громче всех. А потом он снова возвращается к обсуждению гребаного футбола и режима тренировок.
Люк сглатывает. От движения его кадыка у меня пересыхает во рту.
– Хочу выпить пива, – говорю я Дэнни. Мой тон наполовину извиняющийся, наполовину вызывающий.
Он ошарашенно смотрит на меня.
– Что?
Я вздыхаю.
– Это всего лишь пиво, Дэнни. Я же не сказала, что собираюсь колоться.
Он пожимает плечами.
– Мне кажется, это не очень хорошая идея.
– Так же, как притворяться, что мы спим вместе, – бормочу я, – но это, кажется, тебя не останавливает.
Я беру пиво из холодильника и ухожу. Не далеко и не театрально. Дэнни, похоже, едва замечает.
Я делаю несколько глубоких вдохов, уставившись на звезды и гадая, как, черт возьми, привести себя в порядок. Я думаю о брате. Как вселенная начала на него давить и как попытки остановить это окончательно его погубили.
– Привет. – Люк подходит в темноте и встает рядом.
Я выдавливаю улыбку.
– Это твой праздник. Что ты здесь делаешь?
Он прячет руки в карманы.
– Что ты здесь делаешь?
Я поднимаю на него глаза. Любому другому человеку я бы солгала. Если бы это был Дэнни, я бы ответила, что просто смотрела на звезды.
– Думаю о своем брате.
Он встает ближе.
– Ты никогда о нем раньше не говорила.
Я смотрю на песок у нас под ногами. Люку можно доверять.
– Его извели дилеры. Я убедила его пойти в полицию и рассказать им правду. – Я смеюсь. – Ты, вероятно, думал, что я буду последним человеком, который бы мог посоветовать рассказать полиции правду.
– Подозреваю, все прошло не очень хорошо?
– Его застрелили в голову на выходе из полицейского участка. Один из офицеров так сказал. И они никогда даже не искали парней, которые это сделали. Это произошло средь бела дня, а они заявили, что там не было ни камер, ни свидетелей.
– Даже если у тебя поганая жизнь, нельзя себя винить за всю фигню, Джулс.
Я пожимаю плечами. Может, это и правда, но мне так не кажется. Он сжимает мою ладонь и кивает вверх.
– Посмотри.
По небу пролетает звезда. Я закрываю глаза, но мне хочется так многого от жизни, что я не могу выбрать что-то одно так быстро.
– Что ты загадал? – спрашиваю я.
Он долго на меня смотрит. Я думаю, что, наверное, знаю, чего он хочет, но понимаю, что он никогда не скажет этого вслух. Его взгляд опускается на мои губы, и я задерживаю дыхание, гадая, собирается ли он меня поцеловать.
Он хочет. Я знаю, что хочет.
– Я скажу тебе, что бы мне следовало загадать вместо этого, – говорит он более тихим голосом. – Мне бы следовало загадать, чтобы ты выбралась отсюда. Чтобы ты занялась тем, что любишь.
Я улыбаюсь про себя. Я не говорю ему, почему этого не произойдет в ближайшем будущем. Что для меня имеет большее значение, чтобы он занялся тем, что любит делать больше всего.
– Ты, вероятно, больше никогда сюда не вернешься, – шепчу я, и голос срывается.
– Джулс. – Его рука обхватывает мое лицо, заставляет посмотреть ему в глаза. – Я вернусь.
Я качаю головой.
– К этому времени на следующий год лучше бы тебе отправиться в турне для профессионалов, Люк Тейлор. Не возвращайся в Родос.
Я разворачиваюсь и направляюсь к костру, подавив рыдание.
Некоторые люди проявляют любовь так, как Донна, – волнуясь и поглаживая тебя рукой по волосам; устраивая стажировку, которую ты даже не хочешь. А я? Я проявляю ее по-другому, более незаметными способами, о которых адресат никогда не догадается. И это к лучшему. Он бы никогда на принял эту любовь, если бы знал, чего она мне стоит.