Черт, – выдыхает он, когда это наконец происходит. Он отпускает меня.
– Это было неправильно, – говорю я, одергивая платье. Я ухожу, и на этот раз он не идет за мной. И снова какая-то часть меня хотела бы, чтобы он пошел.
Глава 26Тогда
ДЕКАБРЬ 2014
Незадолго до приезда Дэнни домой на зимние каникулы Донна отводит меня в сторонку и говорит, что пастору в январе предстоит операция по шунтированию. Она не хочет, чтобы Дэнни знал, потому что у него и так много переживаний, хотя ее наверняка больше всего беспокоит, что он бросит школу. Он не раз об этом заикался нам обеим – детскую истерику по поводу того, что его исключили из команды, он пытается представить как акт альтруизма.
Донна собирается взять на себя больше обязанностей пастора в церкви – практически всю работу, кроме воскресной проповеди, – и я нужна ей дома, чтобы присматривать за ним. Она прослезилась, пока объясняла ситуацию, в которой они оказались. «Этот дом нам не принадлежит. У нас нет никаких сбережений. Если все пойдет под откос и они сместят пастора с его должности, я не знаю, что с нами будет».
Ее беспокоит Грейди. Чертов Грейди постоянно предлагает свои услуги, словно его на самом деле волнует выздоровление пастора, и даже не пытается найти гребаную работу к концу года.
В этом году я могла работать в закусочной только по вечерам и выходным, поэтому мои накопления не особо выросли, а сейчас, возможно, мне придется совсем отказаться от работы.
Самое ужасное во всем этом – осознание, что я никуда не уеду.
А у меня давным-давно пропало желание остаться.
Когда Дэнни приезжает домой, мы встречаемся с ребятами в баре, которым владеет мама Бэка, в тридцати минутах езды к югу. Сёрфинг уравнивал их, но вдалеке от пляжа сходство исчезает. Калеб подкатывает на отцовском «Рендж Ровере». У Харрисона часы «Ролекс». Ему, черт возьми, двадцать один год – и у него «Ролекс».
Но я думаю, что он бы отказался от всего этого – держу пари, они бы все отказались, – чтобы стать Люком.
– Не могу поверить, что он действительно собирается покорять Маверикс, – говорит Калеб, качая головой.
– Что? – шепчу я. Голос сухой и скрипучий от шока. Маверикс – самые смертельно опасные волны в мире.
Калеб переводит взгляд с меня на Дэнни.
– Ты ей не сказал?
Дэнни мотает головой.
– Нет, ведь это глупо. Я надеялся, что он передумает.
– Все уже готово, – возражает Калеб. – Он отправляется после Нового года, и мы обязательно поедем посмотреть. Думаю, у него все получится.
Дэнни закатывает глаза.
– Он только два года назад начал кататься.
Я тоже об этом подумала. Только разница в том, что я до жути волнуюсь за Люка, а Дэнни просто бесит излишнее внимание к нему.
На следующий день после Нового года Дэнни и я едем на фургоне пастора в зону кемпинга, примыкающую к пляжу в нескольких километрах от Маверикс. В салоне только мы вдвоем – и оглушающая тишина. Я жутко нервничаю и из-за того, что увижу Люка, и из-за того, что он может завтра пострадать. К тому же говорить нам с Дэнни особо не о чем. Он не хочет слушать о моей невыносимой стажировке или о моих песнях.
Через некоторое время он нарушает тишину, чтобы снова озвучить свою идею – остаться в Родосе и не возвращаться в Калифорнийский университет Сан-Диего.
– Мне тошно оставлять отца в таком состоянии. Это неправильно.
– Он не прилагает особых усилий, чтобы поправиться, – прямо отвечаю я.
Он кивает.
– Да, наверное… – Дэнни замолкает, и у меня внутри все скручивается от дурного предчувствия. Я уже знаю, что за этим последует. – Такое ощущение, что меня наказывают за то, что я сбился со своего пути.
Он извинялся не меньше тысячи раз за то, что сказал во Фресно, но до сих пор винит меня, и меня это достало. Меня достало, что он ведет себя, будто я представляю опасность; как он напрягается, даже когда обнимает меня; и как верит в кару Господа, который наказывает его за малейшие проступки и должен вознаградить за хорошее поведение, превратив в звезду футбольной команды.
Но в целом я просто устала от нас и не знаю, как с этим покончить.
Когда мы приезжаем в лагерь и я вылезаю из машины, мой взгляд сразу цепляется за Люка. Он загорелый, хотя на дворе январь, как обычно, небрит, а глаза ярко светятся в тусклом зимнем свете. Мы встречаемся взглядами, и я понимаю, что он не злится на меня из-за Фресно. Вероятно, он и не злился – просто был расстроен из-за того, из-за чего не имел права расстраиваться, и не знал, как на это реагировать, что я прекрасно понимаю.
Я так же чувствовала себя все лето, наблюдая, как он вечерами уходит с девушками, и каждый раз это была не я.
– Первая попытка Люка в Маверикс! – кричит Саммер, высказывая тем самым мою мысль, почему здесь совершенно нечему радоваться. Потому что слово попытка предполагает высокую вероятность неудачи, а неудача в Маверикс может стать смертельной.
Мы разгружаем машины, и Дэнни обращает на нас всеобщее внимание, устанавливая нашу палатку в некотором отдалении от остальных. Кто-то бормочет: «Везучий ублюдок», раздаются шутки о том, что сегодня ночью стоны будут заглушать шум волн. У Люка раздуваются ноздри, и он уходит к краю утеса, чтобы посмотреть на прибой.
Я хочу пойти с ним. Хочу спросить, не страшно ли ему. Но в итоге все закончится тем, что я стану умолять его передумать, а это последнее, что ему нужно. Я точно не смогу переубедить его, но смогу пошатнуть уверенность, что точно не будет кстати перед Маверикс.
Грейди и Дэнни пытаются развести огонь, пока Либби разгружает холодильники и проверяет свои списки. Она приготовила курицу, пироги и закуски. Подозреваю, она пытается доказать, какой хорошей женой будет для молодого пастора, а я едва сдерживаю возмущение ее воодушевлением, когда жизнь Люка висит на волоске.
– О нет! – кричит Либби, доставая пакет из холодильника. – Здесь нет курицы.
Она потратила все гребаное утро на эту курицу. Дэнни спрашивает, может ли она быть в другом холодильнике, но Либби прижимает руку к лицу и качает головой.
– Нет, это единственный холодильник, который я привезла. Отстой. Я перекладывала продукты, чтобы пирог не опрокинулся, и, должно быть, оставила ее на столе. Какая трата времени.
– Либби, – вразумляет Грейди, будто разговаривает с ребенком, – я уверен, мы обойдемся.
– Я потратила на ее приготовление все утро, – говорит она. – Реально, все утро. А еще всю ночь держала ее в пахте[13]. Она наверняка получилась очень вкусной.
– Бог, должно быть, очень милостив к нам, – ворчит Грейди, – если это самое худшее из происшествий в эту поездку.
Либби склоняет голову от стыда, а я закипаю. Грейди превращает ее во что-то ничтожное, в тень самой себя, и это очень отзывается во мне, потому что я делаю то же самое с собой. Постоянно закрываю глаза на собственные желания. Так часто отрицаю свои чувства, что скоро перестану вообще что-либо чувствовать.
– Разве грустить можно только из-за трагедии, Грейди? – спрашиваю я. – Вся ее работа пропала даром. Ей есть из-за чего расстраиваться.
Он плотно сжимает губы.
– Я просто стараюсь смотреть на вещи в глобальном смысле.
Я закатываю глаза.
– Отлично, тогда давайте все вспомним этот момент в следующий раз, когда ты решишь на что-то пожаловаться.
Его глаза сужаются. Если я когда-то и сомневалась, то теперь точно нет: Грейди ненавидит меня. Ненавидит гораздо больше, чем я того заслуживаю.
Мы жарим хот-доги, а потом парни гоняют футбольный мяч, пока девчонки наблюдают. Они ведут себя, будто сегодня какой-то праздник, а между тем завтра мы можем вернуться без Люка. Дэнни же думает только о себе.
– Это так глупо, – говорит он, присаживаясь рядом со мной. – Они ведут себя так, будто он великий Лэйрд Хэмилтон[14]. Я бы тоже мог сказать, что собираюсь покорить Маверикс. Любой мог бы. Это не значит, что нужно начинать праздновать, как будто это уже произошло.
Мне тоже тошно от веселья, но не поэтому. Из-за сегодняшней вечеринки Люку будет труднее отказаться от участия, а какая-то часть меня все еще надеется, что он это сделает. А еще у меня такое чувство, будто Дэнни хочет, чтобы Люк потерпел неудачу, и меня это бесит.
– Он отлично катается.
– Конечно, – отвечает Дэнни, закатывая глаза. – Он все лето провел на сёрфе. Наверное, это здорово.
У меня сами собой сжимаются кулаки. Я хочу отметить, сколько летних месяцев он провел на сёрфе. Что работа, которой он был занят с отцом, не мешала ему стать потрясающим сёрфером и не удерживала его каждое утро в постели, когда Люк вставал до восхода солнца, чтобы потренироваться. Но я думаю, проблема не в том, что Люк занимается чем-то, чего Дэнни не может, а в том, что Дэнни чувствует, как меняется моя привязанность, будто я на аттракционе, где наклоняется пол, и не важно, как сильно я стараюсь удержаться на ногах, я неумолимо сползаю к одной стороне – к Люку. А Дэнни пытается притянуть меня обратно.
На следующее утро меня будит звук расстегивающихся палаток. На улице все еще темно, но никто из нас больше не может спать.
Когда я выползаю из палатки, Бэк и Калеб уже разводят костер, а Харрисон тащит решетку и чайник, чтобы приготовить кофе. Люк расхаживает взад-вперед, поглядывая за риф, – он ждет, когда будет достаточно света, чтобы разглядеть волны.
Я подхожу к нему.
– Ты готов?
Он поворачивается ко мне, лунный свет подчеркивает идеальный профиль.
– Как никогда.
– Я не об этом, – шепчу я. Я не хочу поколебать его уверенность, но очень хочу, чтобы он понял, что имеет полное право отказаться. – Ты не обязан этого делать. Никто из ребят не осмелился бы ступить в эту воду, поэтому они и слова не скажут, если ты решишь, что сейчас не время.