Он долго меня разглядывает.
– Ты хочешь, чтобы я этого не делал?
Нет. Конечно, черт возьми, я не хочу, чтобы ты это делал.
Но в его вопросе звучит нечто большее. Будто он говорит: «Прояви себя, Джулиет. Признай, что волнуешься обо мне так, как не должна волноваться».
А это именно то, чего я не могу сделать, даже если это правда. Даже если я собиралась из-за этого порвать с Дэнни уже много месяцев.
– Я просто хочу, чтобы ты знал, что не обязан. Только тебе решать, готов ты или нет.
Он отворачивается и снова устремляет взгляд на океан.
– Тогда я решил. Возвращайся к своему парню.
Я сомневаюсь, потом сдаюсь и возвращаюсь в палатку, размышляя, не проведу ли остаток жизни, сожалея о том, что не сказала ему правду.
Солнце едва взошло, когда мы подъезжаем к клифам, возвышающимся над Маверикс. Мы будем смотреть отсюда, так как прилив смыл весь пляж.
Ребята спорят по поводу доски, которую должен выбрать Люк. У него теперь есть длинная доска для больших волн, идеально подходящая для этих условий. А он не хочет ее брать, поскольку переживает, что она может сломаться, и его логика меня убивает. Если ты так переживаешь, что твоя доска сломается, ты в принципе не должен туда заходить.
Все ребята по очереди хлопают Люка по спине, пока он застегивает гидрокостюм. Девчонки обнимают его. Я стою как вкопанная, не делая ни того, ни другого. Однако именно на меня он смотрит, прежде чем повернуться и начать карабкаться к воде по камням.
Он ждет на самой низкой каменной глыбе, когда набежит волна, потом прыгает и начинает яростно грести – крошечная фигурка на сине-зеленой доске, пробивающаяся сквозь неистовый прибой. Вскоре он оказывается внутри двухметровой волны, старается добраться до ее вершины, а у меня сердце бьется так сильно, словно вот-вот выскочит наружу. Неужели только я понимаю, как плохо все это может закончиться? Он забирается в бездну, которая может за секунду его раздавить.
– Хочешь посмотреть в бинокль? – спрашивает Саммер, и я беру его трясущимися руками. Люк похож на букашку в этих волнах, совершенно ничтожный.
Я вспоминаю о брате – каким неуязвимым он казался, когда пошел рассказывать все полиции. Они сказали, что он даже не видел стрелявшего. Он вышел из участка – и спустя секунду был на земле.
Люди гораздо более уязвимы, чем кажутся, и не осознают этого, пока не становится слишком поздно. Даже если волны не растерзают Люка на тысячу кусочков, он может утонуть в этом бурном течении, если удача от него отвернется.
Я отдаю Саммер бинокль. Если это последние мгновения жизни Люка, я не хочу их видеть.
Дэнни стоит со мной рядом, напряженный.
– Это плохая затея. – Наконец-то я слышу в его голосе нотки беспокойства за Люка. – Я должен был его остановить.
Я закрываю лицо руками, вспоминая о сегодняшнем утре. Я должна была ему сказать, чтобы он не делал этого. Должна была умолять его. Должна была признаться в своих чувствах.
– Он следующий, – говорит кто-то.
Я отвожу руки от лица и успеваю заметить, как Люк заходит на следующую волну, гребет изо всех сил, чтобы оказаться на гребне, прежде чем начать скользить вниз.
Это целая гора воды, но он парит над ней, будто она твердая и неподвижная, будто энергия под доской не грохочет, как товарный поезд.
– У него получилось! – кричит кто-то. – Черт возьми, у него получилось!
– Вау! – шепчет Дэнни. – Он смог!
Но как только Люк входит в трубу, волна разбивается… и он исчезает.
Словно его вообще там никогда не было.
Крики ликования полностью смолкают, и все – даже незнакомцы, рассеянные по смотровой площадке, – смотрят на то место, где исчез Люк.
– Черт, – шипит Бэк. Он смотрит на Калеба, потом на Дэнни.
Некоторое время они молча стоят, а потом внезапно наступает хаос. Саммер начинает реветь. Толпа кричит, а ребята бегут к каменным глыбам, хотя я не понимаю, какого черта они собираются делать, когда спустятся туда, – у них нет шансов добраться до Люка без досок. Да даже с досками они бы захлебнулись в волнах и потонули вместе с ним.
Про себя я всей душой молю бога, чтобы с ним все было в порядке, я кричу об этом, но так сильно скована, что не могла бы выдавить и слова, если бы хотела.
Я сделаю все, что ты хочешь. Только не забирай его у меня.
Все бегают, суетятся, плачут… Но я не могу сдвинуться с места. Я разглядываю воду, отчаянно ищу хоть какой-то признак Люка, меня тошнит, и в то же время я в онемении.
И тут, словно чудо, появляется Люк. По его руке течет кровь от пореза, доска пропала, но он там, плывет обратно к берегу.
Рыдание подступает к горлу, пока ребята идут вброд, чтобы помочь затащить его на камни. Когда Люк выбирается наружу и смотрит прямо на меня, страх потери побеждает – я встаю на ноги и бегу.
Я понятия не имею, куда направляюсь. Я только знаю, что совершенно потеряла контроль над собой, что я не могу допустить, чтобы кто-нибудь видел меня такой.
Я продираюсь сквозь кусты, по лицу ручьем текут слезы. Убежав достаточно далеко, чтобы меня никто не видел, я прислоняюсь лицом к дереву и плачу, как ребенок. Я даже не знаю почему. С ним все в порядке. Но слезы вызваны не только ужасом последних нескольких минут. Они из-за всего, чего я хочу в жизни, но не получу. Я никогда не получу Люка.
Позади хрустит ветка. Я поворачиваюсь и вижу, что ко мне шагает Люк, гидрокостюм свисает с бедер, кожа блестит от воды, из пореза на руке все еще идет кровь.
– Какого черта, Джулиет? – спрашивает он.
Я разворачиваюсь к нему всем телом и внезапно прихожу в ярость. Меня бесит, что он пошел на такой риск. Как он мог?
– Ты жутко напугал меня! – кричу я. – Ты хоть представляешь, какую боль бы мне причинил, если…
Прежде чем я успеваю произнести еще хоть слово, он сокращает расстояние между нами, одной рукой обхватывает меня за шею и притягивает мои губы к своим.
Это не сладкий, нежный и легкий поцелуй. Он целует меня так, словно я – его единственный источник кислорода. Что-то отчаянное, что-то волшебное пульсирует у меня в крови, когда его ладони обхватывают мое лицо.
– Я думал, что умру, и единственное, что имело значение, единственное, чего я хотел, – это ты, – произносит он мне в губы. – Все, о чем я, черт побери, думал, – это ты.
Он прижимает меня спиной к дереву, соленая вода пропитывает мою одежду. Я издаю стон, когда его руки притягивают мои бедра ближе, и зарываюсь пальцами в его волосы так, как мне хотелось… всегда.
Это именно то, что витало между нами, независимо от того, прикасались мы друг к другу или нет. В этом причина моей резкости, его прищуренных глаз, когда он наблюдал за мной за ужином, и злости, постоянно направленной на меня.
Его большой и твердый член упирается мне в живот – в этом он совсем не похож на Дэнни. Если голос совести внутри меня и шепчет: «Это неправильно» – он слишком слаб, чтобы что-то изменить.
Когда он уехал, я чувствовала не опустошение, как мне казалось. Я была разбита. А сейчас я словно птица, вырвавшаяся из клетки, парю в воздухе и ни за что на свете не хочу возвращаться обратно.
– Джулиет! – кричит чей-то голос, и нам требуется целая минута, чтобы осознать, что это голос Дэнни.
Люк все еще прижимается ко мне, все еще держит меня за бедра, дышит быстро, как и я. Он вздрагивает и отступает, пристально смотрит мне в глаза и кричит в ответ:
– Она здесь!
Постепенно меня охватывает ужас от того, что я сейчас натворила.
– Люк… Прости.
У него раздуваются ноздри.
– Даже не смей делать вид, что ничего не было.
Он разворачивается и уходит вниз по холму в сторону лагеря. А уже спустя несколько секунд передо мной возникает Дэнни. От облегчения у него расслабляются плечи, и он обнимает меня одной рукой.
– Что случилось? – спрашивает он.
– Я не знаю. Я просто испугалась.
– Почему ты мокрая?
Я вспоминаю тело Люка, прижатое ко мне. Его жар, настойчивость.
– Я споткнулась, – отвечаю я. – Я в порядке.
Он переплетает свои пальцы с моими, веря мне на слово.
А ведь ему не следует. Потому что ничего не в порядке. И я не уверена, что когда-то снова будет.
Мы с Люком не говорим друг другу ни слова до конца утра. Но встречаемся с ним глазами, когда мы с Дэнни садимся в фургон, и в его взгляде читается вопрос: «Что ты собираешься делать, Джулиет? Ты собираешься порвать с ним теперь, когда наконец-то поняла?»
Мой ответ: «Я не знаю». Я не знаю, что делать. Я обещала помочь Донне. Я не могу оставить их сейчас.
Но видит бог, если я и останусь, то вряд ли случится что-то хорошее.
Глава 27Сейчас
Утром в день церемонии открытия я обнаруживаю Донну на переднем крыльце. Она с некоторой грустью смотрит на небольшую сцену, которую установили во дворе, – на свою мечту, которая воплощается в жизнь.
– Все пройдет идеально, – уверяю я.
– Я знаю. Просто это одновременно счастливое и печальное событие.
– Почему печальное?
Она вздыхает.
– Идея этого дома… Только благодаря ей я пережила первые годы после смерти Дэнни. Было такое чувство, словно мы двигались куда-то вместе с ним. Словно он все еще был рядом со мной.
Она сжимает губы, пытаясь сдержать слезы. Она двигалась к этому вместе с Дэнни. А завтра, когда дом будет официально открыт, все закончится. Их пути разойдутся. Я точно знаю, что она имеет в виду. У меня такое же чувство – словно я собираюсь оставить за дверью ту часть жизни, которую ненавидела и любила одновременно. До гала-концерта остается неделя, и после него я уеду. Куда делось время?
– Здесь всегда будет много дел, – говорю я. – Детям, которые будут сюда приезжать, нужно будет много твоего внимания.
Она улыбается сквозь слезы и сжимает мне руку.
– Я знаю, – шепчет она. – И я знаю, что веду себя глупо. У меня просто было ощущение, что мы с Дэнни пройдем этот последний путь вместе, понимаешь? Впереди еще будут другие путешествия, но его со мной не будет.