ородный дом в Малибу?
Я засыпаю в гамаке, с замотанными в полотенце волосами, мне снится, что это мой дом, а Люк – мой муж, который хочет увезти нас отсюда. И абсолютно все равно, куда он меня отвезет.
В тот вечер я избегаю Люка. Он идет в соседний дом искупаться, а я остаюсь с Дэнни и не пью.
Когда мы с Дэнни укладываемся, я лежу на надувном матрасе, уставившись в потолок, без намека на сон. Я не могу улечься поудобнее, потому что даже от малейшего движения весь матрас накренивается, как лодка в шторм. Я не уверена, что вообще смогу удобно устроиться, – при каждом воспоминании о Люке, его прикосновениях и поцелуях меня накрывает болезненной волной стыда.
Но при этом мне чертовски хочется повторить все снова.
В конце концов я встаю, прихватив с собой одеяло. Даже в гамаке у соседей будет уютнее, чем здесь. Вхожу в гостиную и вижу Люка на диване. Он смотрит на меня и протягивает руку. И хотя я была твердо намерена идти дальше к двери, невольно тянусь к нему. Он притягивает меня и полностью подминает под себя. Мы идеально подходим друг другу – два человека, которые были созданы специально друг для друга. Я вдыхаю соленый запах его кожи, разрешаю себе понежиться в его тепле. Он уже возбужден, хотя мы вместе всего несколько секунд. Я мгновенно увлажняюсь только от одной мысли о прошлой ночи. Он скользит рукой между моих бедер, потом под пижамные шортики и выдыхает мне в шею – быстро и резко, – когда чувствует мое возбуждение.
Я встаю, забираю одеяло и направляюсь к двери, а он следует за мной.
Прошлая ночь была незапланированной. Я была пьяна, и все можно списать на досадную ошибку. Но сейчас мы это делаем настолько осознанно, насколько вообще возможно. Его пальцы крепко сжимают мои, будто он переживает, что у меня внезапно взыграет совесть, но в этом нет необходимости.
Мне не просто хочется этого. Мне это нужно. Мне нужно получить от него все, что только можно, и я знаю, что другого шанса уже не будет. Со временем я порву с Дэнни – после того, что сделала и что собираюсь сделать снова, я должна, – но я и Люк? Этого никогда не будет. Это убьет Дэнни, да и Донну тоже. Это должно быть в последний раз.
Мы сходим с деревянного настила на песок. Он ведет меня в темный угол, где кусты живой изгороди из лавра отбрасывают тень и укрывают нас от лунного света. Он прижимает меня к себе и целует так, словно со вчерашней ночи ни о чем больше не думал.
Он снова скользит рукой мне между ног.
– Ты весь гребаный день ходила такая мокрая, не так ли? – спрашивает он и проводит губами по моей шее.
Я киваю, а он опускает меня на песок, становится на колени между моими ногами и раздвигает их. Затем проводит пальцами по груди.
– Однажды мы займемся этим в таком месте, где мне не придется беспокоиться о том, что кто-то на нас наткнется. Я затащу тебя голую к себе в постель и буду держать там несколько дней.
Я открываю рот, чтобы возразить, но его палец толкается внутрь меня, и я стону.
Он оттягивает мои шорты в сторону и сползает ниже, оставляя нежный поцелуй между ног, а потом его язык начинает двигаться.
Это отличается от обычного контакта. Это отличается вообще от всего, что я раньше чувствовала. Это скользко, горячо и мягко одновременно. Когда я стону, он обхватывает меня за ягодицы, чтобы притянуть ближе к лицу, и безжалостно дразнит языком. Мои пальцы ног напрягаются, стопы выгибаются. Все тело туго сжимается, как пружина, и, когда она разжимается, я вскрикиваю, ошеломленная до безрассудства, шокированная до полного безразличия ко всему, кроме этого ощущения.
– Я… – Я замолкаю. – У меня нет слов.
У меня такой голос, будто я под кайфом.
Он забирается на меня.
– Джулс, – говорит он, и в его голосе слышатся мольба и отчаяние, которые заставляют меня очнуться. У него плотно натянуты шорты, набухший член упирается мне в живот. – Можно мне…
Я тянусь к нему, помогаю снять шорты, и он входит в меня одним резким движением.
– Боже, – шепчет он. – Да.
Какой бы удовлетворенной я себе ни казалась, я уже чувствую, как мышцы влагалища сжимаются вокруг него. Нервные окончания снова оживают, и я тянусь, чтобы обхватить руками его задницу.
– Давай помедленнее, – умоляю я.
– Ты снова готова кончить? – В словах одновременно звучит ворчание, неверие, надежда и отчаяние.
Я задыхаюсь от его следующего резкого толчка.
– Да.
– Черт, – шипит он, но каким-то образом я чувствую, что дело не в недовольстве. Он просто пытается не кончить слишком рано.
Он прижимается губами к моей шее, а рукой скользит под футболку, гладит грудь и щиплет сосок. И все это время он продолжает двигаться внутри, и я чувствую, как второй оргазм приближается все ближе и ближе.
Когда это происходит, я впиваюсь зубами ему в плечо, чтобы заглушить крик, и после серии пронзающих толчков он присоединяется ко мне, постанывая в шею, пока его отпускает.
Я бы отдала абсолютно все на этом чертовом свете, лишь бы мы могли остаться как сейчас. Заснуть вот так, так же проснуться, и чтобы все было хорошо. На мгновение он всем телом опускается на меня. Расслабься. Да, останься так. Но потом он скатывается и прижимает меня к груди.
– Комната, – говорит он. – Мы убежим и снимем комнату. Нет, к черту. Целый дом.
Я тихо посмеиваюсь.
– Я думала об этом сегодня. Я ходила в душ к соседям, потом валялась у них в гамаке и представляла, что это все наше.
– У нас будет точно такой же дом, но только волны там будут гораздо круче. Дом на Гавайях с видом на те самые волны. Каждое утро я буду кататься на сёрфе, пока ты будешь спать, а потом буду возвращаться и готовить тебе завтрак.
Я смеюсь. Если Люк мечтает, то мечтает по-крупному. Никому из нас не по карману даже хижина с видом на океан.
– Какая-то слишком беззаботная жизнь. Может, я хотя бы буду отвечать за покупку продуктов?
– Нет. Не будешь, потому что я сожгу всю твою одежду.
Я снова хихикаю.
– Как же я буду выходить из дома, если ты сожжешь всю мою одежду?
– Это ты верно подметила. Ладно, установлю несколько ограждений для уединения, чтобы ты могла выйти во двор – не дальше. – Он щиплет меня. – Ты наконец сможешь начать ту книгу – «Грозовой перевал», – которую якобы читала к школе. Теперь спроси меня, чем мы будем заниматься после завтрака.
– Хорошо, чем мы будем заниматься после завтрака?
Он снова залезает на меня.
– Ты сидишь там голая, уплетаешь блинчики уже полчаса. Чем, черт возьми, мы будем заниматься?
Я все еще смеюсь, когда он снова толкается внутрь меня, вбиваясь сильнее и сильнее, как надвигающийся шторм. И когда я уже совсем близко, когда все мое тело в напряжении, я впиваюсь ногтями ему в спину. Мне нужно, чтобы он отправил меня за грань наслаждения.
– Боже, я бы все отдал, чтобы заполучить тебя, – шепчет он мне на ухо. Сила оргазма ослепляет и ошеломляет меня. Краем уха я слышу его хриплый крик, когда он тоже кончает. На блаженный миг наступает чувство, словно наши мечты сбылись.
Словно мы в другой жизни, в которой все-таки переехали на Гавайи и не позволили обстоятельствам встать между нами. В которой мы раскачиваемся в гамаке, размышляя, стоит ли нам взять своих девочек-близняшек в Париж. И в итоге решаем, что мы слишком счастливы, чтобы куда-то уезжать.
Глава 29Сейчас
После церемонии открытия Дома Дэнни организован небольшой прием.
Приходят Калеб, Бэк и Харрисон – как обычно красивые, но теперь утомленные жизнью. У Калеба своя технологическая компания, Бэку по наследству перешел бар, а Харрисон стал адвокатом. Почему-то я представляла их более счастливыми. С их стороны очень любезно приехать на открытие, учитывая, что они живут далеко к северу отсюда, но я бы предпочла, чтобы они не приезжали. Журналистка из «Нью-Йорк Таймс», похоже, снует от группы к группе. В конце концов она кого-нибудь достанет, и бог знает, что ей расскажут.
– Приятная была церемония, – говорит Харрисон. – Дэнни бы очень понравилось. И это гораздо лучший способ не забывать его, чем… – Он замолкает.
– Чем какой? – требовательно спрашиваю я. Мой голос становится слишком резким.
У него округляются глаза.
– Я не должен был поднимать эту тему. Но ты знаешь… В ту ночь, когда он умер, он был просто сам не свой. Он поссорился с Люком, он…
– Он напился, – твердо говорю я.
Они слишком вежливы, чтобы отметить, что сначала появилось плохое настроение.
– А вот мне хотелось бы всем напомнить, что именно я первым предрек популярность Джулиет и Люка, – с ухмылкой заявляет Калеб, меняя тему.
– Любой, кто слышал, как поет Джулиет, знал, что она будет знаменитой, – возражает Бэк. – Насчет Люка такой уверенности не было. Этот придурок до сих пор не научился кататься на сёрфе.
У меня округляются глаза, пока я не слышу смех Люка за спиной.
– Верно, – говорит Люк. – Но я все равно катаюсь лучше тебя, Бэк. – Они пожимают друг другу руки, а я собираюсь тихонько удалиться, но Люк продолжает: – А если говорить серьезно, думаю, я должен одного из вас поблагодарить. Ведь я стал знаменит благодаря тем доскам, которые мне удалось купить на взносы с GoFundMe. Так кто это был? Кто из вас перевел три штуки?
Парни в замешательстве смотрят друг на друга.
– Поверь, если бы это был я, сейчас я бы не постеснялся приписать все заслуги себе, но я проходил неоплачиваемую стажировку, – говорит Харрисон. Он поворачивается к Калебу. – Это был ты?
Калеб хмурит брови.
– Где бы я, черт возьми, взял свободные три штуки, придурок? Я работал спасателем на пляже.
Они оба смотрят на Бэка.
– Мы знаем, что это был не ты. Ты сам занимал у нас деньги на бензин.
– Это должен быть кто-то из вас, – говорит Люк. – Помните, Джулиет сделала то громкое и неловкое объявление возле костра, в котором она буквально настояла, чтобы каждый сделал взнос? Через несколько часов деньги были на счету.